Когда с Мариной было кончено, я включила обогреватель и направила на нее, чтобы сбить экспертов с толку о времени наступления смерти. Вызвонила Димку с работы, все ему рассказала — разумеется, билась в истерике и обвиняла во всем его. А потом мы «вместе» придумали план, как перекинуть стрелки на Наталью. Я сказала, что, «когда следила за ним», видела их вместе сегодня в «Альбатросе» — чтобы он долго не искал Наталью, не терял драгоценного времени.
Димка справился, отлично справился со своей нелегкой задачей — чисто сработал. И потом держался молодцом. И даже когда позвонил отец, не побежал в ванную пилить себе вены. Не мог он себе этого позволить! Кто бы тогда взял вину на себя, когда приедет милиция?
В камере он будет плакать, безутешно плакать. Не по себе, погибшему, не по тем, кого я убила, а, как и предсказывала мама, по мне — безнадежно больной, беззаветно любимой Динке. Вчера я ему сказала: «Без тебя я жить не смогу и не буду. Если тебя не станет рядом со мной, я поставлю тот фильм, который ты сделал год назад, на всякий случай, с моей молекулой смерти, а потом повторю весь сценарий в действительности». Димка даже не спросил, какой такой якобы сделанный им фильм я имею в виду, — он и так все понял.
Фильма на самом деле не существует — все я выдумала. Не знаю зачем. Наверное, чтобы хоть как-то утешить Димку: смерть моя будет по возможности безболезненной: молекула смерти — надежная анестезия. Я поступлю по-другому — так, как и запланировала с самого начала: напишу сейчас признание, подкрепленное реальными доказательствами своей вины (запись убийства Марины, указания, где в ее квартире имеются мои отпечатки пальцев, кассеты с записью моих разговоров с реализатором фильмов и тому подобное), позвоню Ивану Ивановичу, адвокату, с которым я заключила заочный договор, заранее оплатив его услуги (он будет защищать Димку), а потом… Анестезия мне ни к чему — я слишком хорошо изучила смерть и нисколько ее не боюсь. Постановка мне тоже ни к чему — я столько поставила пьес смерти, что быть действующим лицом очередной не хочу. Я просто умру.
* * *
Не так-то просто, оказывается, просто умереть. Я представляла это так: горсть таблеток, стакан воды, прощай, Димка, простите те, кого я когда-то… — и сон, сон без конца и без края, как блоковская весна (возможно, напоследок мне даже успеет что-нибудь присниться — те, кого я когда-то… пройдут вереницей, чтобы помахать рукой на прощание). Я думала, мне не будет страшно: бояться можно того, чего не знаешь, а я так хорошо изучила смерть — столько раз умирала за себя и за других. Я думала, мне не будет жалко — кого и чего жалеть? Себя? Жизни, которой у меня, по существу, никогда и не было? Я думала, мне не будет больно и обидно — с самого начала знала, на что иду, и сознательно выбрала этот путь.
Да мне и не страшно, не жалко и не больно. Просто умирать не хочется.
А если не умирать? Выбросить в унитаз таблетки, вылить воду — и жить? Обязательств умереть я никому не давала. Димка? Но разве же я собиралась умереть, чтобы спасти Димку? Нет, это я Димку спасаю, потому что решила умереть. Так зачем же тогда…
Шесть лет назад, когда все только начиналось, я подумала: умру, как только меня постигнет неудача. И вот неудача постигла — путь завершен. Но можно начать новый путь, другой. Что мне мешает прожить еще одну жизнь?
Стакан с водой и горстка таблеток мешают. И приговор на пожизненное одиночество мешает. И неловкость перед смертью, за здоровье которой я обещала сегодня выпить стакан воды с горсткой таблеток.
Ну, залпом, быстро!
Зря я все-таки не сделала фильм — молекула смерти мне помогла бы.
Ничего не происходит. Ничего не происходит! Как страшно ждать смерти.
ЭПИЛОГ
НАТАЛЬЯ
Сумерки затопили комнату. А я и не заметила, что наступил вечер. Надо бы включить свет — Максик не любит темноты, сейчас расплачется. Да и Димка ее не любит. Я пересадила малыша на диван, поднялась, подошла к выключателю. Приступ внезапной тоски вдруг накатил и затопил душу, как сумерки комнату.
— Наташка, ты чего? — Димка чутко реагировал на перемены моего настроения. — Ну что такое, сестренка?
Он подошел, обнял меня, прижал к себе крепко-крепко, как, наверное, когда-то прижимал свою Динку. Я погладила его по щеке — не знаю, гладила ли его так Динка?
— Все хорошо?
Димка смотрел с беспокойством и надеждой. Ну можно ли ему сказать, что плохо?
— Хорошо. — Я ему улыбнулась и в самом деле почувствовала себя лучше. — Конечно, хорошо.
Максик сполз с дивана и поковылял ко мне. Споткнулся, упал, но заплакать не успел — я его подхватила на руки. Димка вернулся к столу, разлил вино по бокалам.
Сегодня у нас праздник — у Димки закончился условный срок. Адвокат, которого наняла Динка, оказался отличным профессионалом — Димке дали всего лишь год условно, что в его случае почти ничего.
— За эпилог?
Я удивленно посмотрела на Димку.
— За что?
— За то, что все кончилось, — Димка протянул мне бокал.
— С освобождением! — поздравила я своего брата, не смея поверить, что все действительно кончилось — кончился наконец наш страшный год, который мы прожили, прижавшись друг к другу, как двое сирот. По одиночке мы просто не смогли бы выжить. А еще нам очень помогли наши родители — мама и папа. И маленький Максимка. Я взяла его из роддома через две недели после Марининой смерти. — За эпилог! — Я осторожно повторила Димкин тост и вдруг почувствовала, что тоска окончательно отступила.
Зорины Надежда и Николай
Хотите представить себя на месте детектива? Расследуйте таинственные преступления вместе с героями Надежды и Николая Зориных.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.