какой-то точке. Я же не решилась посмотреть в ту же сторону, полностью сфокусировавшись на противнике передо мной. А мой «противник» внезапно разразился таким громким смехом, что, показалось, весь дом содрогнулся от этого оглушительного звука. Юноша согнулся, чуть ли не ударившись лбом о собственные колени, и, покачиваясь из стороны в стороны, помимо хохота, принялся издавать натужные храпы пополам с визгливыми смешками.
— Прелесть… прелесть! Прелесть! — сипел он, а я боязливо вжималась спиной в перила. — Вы слышали каждое слово? Только поглядите, какую диковинку нам доставил Продажный Лукка, мой Мастер!
Хранитель ядов. Он здесь!
Я инстинктивно отступила подальше от лестницы и остановилась только тогда, когда пятки коснулись края первой из ступеней, ведущих к выходу. Ждала ли я нападения? Мой разум утомился, но, как всегда, ожидал худшего.
На уровне второго этажа мелькнула тень. Фигуру человека на миг полностью окутал падающий сверху радужный свет, а затем мужчина шагнул к лестнице.
Вот и повстречались, разрушитель жизни моей семьи.
В глазах защипало, но я не моргала, чтобы раз и навсегда сохранить в памяти образ этого ненавистного человека.
Ступень скрипнула, и мужчина остановился — на срединном пролете лестницы — в идеальном ореоле мягкого света. Он был невероятно высок — я могла определить это даже на расстоянии, — строен и даже в некотором роде грациозен в своей скрупулезной подтянутости. Воротник белой рубашки осторожно выглядывал из-под краев темно-зеленого жилета с объемным орнаментом, поверх которого был надет сюртук аналогичного цвета, застегнутый на все пуговицы. Брюки, не отстающие в тоне остальному одеянию, визуально удлиняли ноги, отчего мужчина казался еще выше.
Аккуратен и собран с самого раннего утра, если я оценила правильно и снаружи и правда раннее утро. До мерзости явный перфекционизм.
Мой взгляд переместился на лицо мужчины. Я оттягивала этот миг, потому что точно знала, что наткнусь на его ответный взор.
Вытянутое бледное лицо с широким лбом обрамляли мелкие черные кудри, зачесанные назад и ниспадающие почти до самых плеч. На них было нанесено какое-то блестящее вещество. Свет проскакивал по поверхности кудрей снежно-белыми бликами и скользил по коже, оставляя за собой еле уловимое сияние. Забыть на мгновение об окнах под потолком и можно подумать, что источником освещения является именно этот человек, замерший на середине лестницы. Глубокие тени выделяли острые черты лица, впалые щеки и плавное закругление подбородка.
Резь в глазах стала нестерпимой, но я позволила себе лишь прищуриться. Что это — игры отраженного света, впитавшего густоту цвета его одеяния, странноватый любовный посыл дома к своему хозяину или знаки моего собственного разума, утомившегося от переживаний и постоянной сосредоточенности? А может, все сразу? Этот насыщенный зеленоватый ореол света за спиной мужчины превращал его в создание, в одно мгновение скользнувшее в нашу реальность из иного мира — мрачного, наполненного шуршащими шумами и надсадной стрекотней насекомых. Мира, где воздух пропитан влажностью, а тепло оседает на коже мириадами поблескивающих капель. Мира, опутанного крепкими лианами, скрытого от света дня гигантскими сочными листьями и защищенного густыми раскидистыми кустарниками с яркими цветами и острыми колючками. Властитель мира затаившихся тварей со скользкой чешуей и влажной ребристой кожей. Словно воплощение…Змея.
Змей, пригревающий у сердца гадов, отлученных от святого естества Матери Природы. О нем Джерар рассказывал Санни. Перед ним и только перед ним он готов бесконечно падать ниц.
Хранитель ядов.
— Мастер, вы слышали рассуждения этой прелести?! — Джерар с каким-то диковатым видом посмотрел на оставшуюся на его ладони пустую склянку из зеленого стекла и, выбросив руку вверх, потряс ею в воздухе, как ребенок, нашедший редкого жука и хвастающийся находкой перед отцом. — Мастер, я полностью сражен!
Хранитель ядов чуть повернул голову, чтобы бросить быстрый взгляд на Джерара. Тени на его лице сместились. Из-за расстояния я не смогла четко рассмотреть выражение, которое застыло на нем. Он раздражен или уже в гневе? Хотя к чему сомнения, он, должно быть, в ярости.
— Доброе утро, госпожа Сильва. Как вам спалось?
Мягкие глубокие интонации, пробирающие насквозь. По моей спине пробежал холодок. Сдержанный и одновременно легкий, касающийся слуха как кончик перышка кожи, голос между тем добирался до сводов дома, очерчивал каждое слово незримой ясностью и полностью лишал возможности спутать его с шуршащим эхом или шорохами самого особняка. Но главное, в его голосе не было ни капли злобы.
Поразившись тому, что мои ожидания не оправдались, я сохраняла молчание, отстраненно наблюдая, как Хранитель ядов преодолевает остаток пути по лестнице и ступает на исчерченный трещинами пол.
Снова это сияние. Дом, свет, тени — каждая мелочь подыгрывала ему. Потому что контраст с образом, который владел моим разумом с того момента, как отец сообщил, что Эстера купили, как красивую вещицу, с тем образом, что предстал перед моим взором сейчас, был ощутим сильнее, чем обжигающее касание студеной воды.
Спокойное лицо, ясные глаза оттенка цветущей зелени болотных глубин, уголки густых бровей у переносицы, тянущиеся вверх, отчего его взгляд казался жалостливым, мягким, каким-то теплым и даже понимающим, но в то же время ненавязчиво пронзительным и внимательным. Олицетворение умиротворенного величия и согревающей участливости.
Левый краешек его губ дернулся, когда он приблизился ко мне.
— Вы не ответили, госпожа Сильва. Как вы себя чувствуете?
— О, поверьте, Мастер. Чувствует она себя прекрасно. — Похоже, Джерар успел оправиться от потрясения. Его самоуверенность и нахальство вернулись. — Я проиграл ей. Непривычное чувство. Но такое манящее и до одури восхитительное.
Брови Хранителя ядов сместились к переносице.
— Прошу вести себя более учтиво в присутствии дамы, Джерар. Приношу извинения за поведение моего помощника, госпожа Сильва.
— Приносите извинения завсеего действия?
О нет, мой голос был слишком хриплым. Я должна демонстрировать больше уверенности и показать этому заносчивому человеку, что я его не боюсь.
«Заносчивому?»
В моей голове творилась полная неразбериха. Опрятный, одетый с иголочки мужчина, лицо которого не выражало ничего, кроме вежливого любопытства, несомненно, выигрывал на фоне меня — взлохмаченной потной одетой в грязное помятое платье, а еще босой. Вежливый и аккуратный джентльмен. Перепачканная и взъерошенная грязнуля, глядящая на него волком. Кто же из этих двоих по-настоящему докучает другому? Ответ постороннего явно был бы не в мою