«профессионалов» – 18,2 %, помещиков – 3,4 %; среди студентов Лакхнау дети чиновников составляли 41 %, служащих частного сектора – 18 %, бизнесменов – 24 %, помещиков – 5 %, среди студентов Калькутты детей чиновников и частных служащих было 57 %, бизнесменов – 16,5 %, «профессионалов» – 15 %, помещиков – 4 %572.
Таким образом, из социальных групп, составлявших вместе не более 10 % населения, вышло порядка от 80 до более 90 % студентов. Со временем эта картина практически не изменилась. Происхождение студентов колледжей Джабалпура в середине 60-х гг. (%) выглядело следующим образом:
В середине 70-х гг. в Делийском университете 63,84 % происходили из чиновников, 8,36 % – лиц свободных профессий, 16,71 % из предпринимателей, 10,01 % – не работающих и 1,08 % из крестьян573.
В Таиланде при поступлении в университеты для детей чиновников и офицеров даже существовала система привилегий574. В 1968 г. из принятых в университеты 52 % происходили из предпринимателей, 26 % – из чиновников и 12 % – из непривилегированных групп. В Таммасатском университете около 40 % были детьми чиновников и специалистов, 43,7 % – предпринимателей и 5 % непривилегированных. В Медицинском университете в середине 70-х гг. из привилегированных групп происходило 94 %, в Сельскохозяйственном – в начале 70-х гг. – 31 % из чиновников, 56 % из предпринимателей и 12 % из непривилегированных групп575. В Малайзии в начале 70-х гг. 91 % студентов вузов были выходцами из чиновников, предпринимателей, лиц свободных профессий и еще 8 % – специалистов576.
Происхождение студентов Турции в 60-х гг. (%)
На рубеже 70-х гг. все «служащие» (2,62 % населения) давали 42 % студентов, крупные предприниматели (0,67 % населения) – 33 %, крестьяне (76 % населения) – 17 %, рабочие (20 % населения) – 8 %577. В Иране в первые годы развития там современного образования практически все студенты происходили из аристократов и крупных землевладельцев, но в 1966 г. из 200 студентов Тегеранского университета около 80 % вышли из среднего и даже низшего классов578, в начале 70-х гг. 25,8 % составляли там дети чиновников, 6,3 % – офицеров, 10,3 % – промышленников, 20,1 % – коммерсантов, 10 % – помещиков, а всех прочих – 27,5 % (среди них – 10 % рабочих и 4 % крестьян)579. В Нигерии в середине 60-х гг. в Ибаданском университете 3,7 % студентов происходило из «среднего класса», 38 % – из крестьян, 1,3 % – неквалифицированных рабочих. В колледже Фура-Бей (Сьерра-Леоне) 40 % студентов вышло из «белых воротничков», 20 % – из крестьян. В Дакарском университете – 27 % из чиновников, 22 % – предпринимателей и торговцев, менее 30 % – связанных с сельским хозяйством580.
В СССР и после 1945 г. в других социалистических странах, как уже говорилось, формирование образованного слоя происходило под знаком борьбы за «социальную однородность общества», социальный состав студентов комплектовался директивно, чему придавалось огромное значение. Поэтому в этом аспекте ситуация в странах «социалистического лагеря» по сравнению с общемировой практикой была диамерально противоположной. Политика комплектования вузов осуществлялось несколькими путями: во-первых, непосредственным регулированием социального состава студентов – существовала система прямых ограничений для одних и льгот для других категорий абитуриентов в зависимости от происхождения, во-вторых, созданием специальных учебных заведений для подготовки к поступлению «социально-близких» власти лиц, в-третьих, системой льгот и преимуществ, не связанной непосредственно с социальным происхождением, но объективно содействующей поступлению «ценных» в социальном отношении элементов581.
Формально «классовый принцип» был отменен только в середине 30-х гг., когда выросло число потенциальных абитуриентов «из интеллигенции» за счет детей тех, кто сам в первые послереволюционные годы поступал в вуз по разряду «пролетариев» и «выдвиженцев». Однако для выходцев из лиц физического труда по-прежнему сохранялось предпочтение, а в 50-х гг. была сделана попытка вернуться к практике 20-х, когда в 1958 г. было принято положение о преимущественном зачислении (до 60 % в 1961 г.) в вузы лиц с «производственным стажем». Это, однако, вызвало столь катастрофическое падение уровня подготовки специалистов, что власти были вынуждены отказаться от столь быстрого прорыва к «стиранию граней между физическим и умственным трудом», и в 1965 г. этот принцип был отменен. Тогда же (1961 г.) в виде «подготовительных отделений» возродились упраздненные перед войной «рабфаки». Все последующие годы сохранялась система негласных преимуществ по признаку социального происхождения «из рабочих и крестьян» и вполне гласных и очень весомых преимуществ «производственникам», для которых существовал отдельный конкурс на заранее выделенное число мест с гораздо более низким проходным баллом (за исключением ряда самых престижных вузов им практически было вполне достаточно сдать на «тройки»)582. Правила приема до середины 80-х гг. постоянно расширяли как раз права лиц, имеющих худшую по сравнению с обычными выпускниками школ подготовку (круг лиц, принимаемых в обход общих экзаменов, постоянно расширялся по трем направлениям: прием без экзаменов, прием вне конкурса и льготы при конкурсе)583.
Результатом этой политики социальный состав студенческого контингента стал довольно специфическим. В истории его изменений можно выделить несколько основных этапов: 1) от революции до 1928 г. (когда советская власть взялась решать вопрос комплектования учебных заведений наиболее радикальным образом); 2) от начала 1-й пятилетки до войны; 3) послевоенный период до второй половины 50-х гг.; 4) конец 50-х – 80-е гг. Следует иметь в виду, что советская вузовская статистика учитывала под понятиями «рабочих» и «крестьян» как лиц соответствующего социального положения, так и их детей, только что окончивших средние учебные заведения (а правила приема заставляли детей лиц умственного труда становиться на какое-то время рабочими или скрывать свое происхождение). Социальное происхождение, как правило, точно известно только в отношении студенческого контингента послевоенного периода, когда проводились специальные исследования. Кроме того, сравнение с другими странами по степени воспроизводства образованного слоя затруднено тем, что советский термин «служащие» охватывал не только контингент, соответствующий западным «профессионалам» и «чиновникам», но и вообще всех лиц умственного труда, хотя бы и самых низших служащих. Тем не менее и по имеющимся данным вузовской статистики о доле «служащих» в составе студенческого контингента приблизительная доля представителей образованного слоя и тенденция к ее изменению вполне могут быть прослежены.
Первые несколько лет социальный состав студенчества не отличался существенно от дореволюционного, так как продолжали учиться и выпускались лица, поступившие в вузы в 1914–1917 гг.584 Но приемы уже первого десятилетия советской власти сильно изменили картину, и к концу 20-х гг. выходцев из образованного слоя стала меньше половины. По всем вузам на 1-й курс выходцев из образованного слоя («служащих» и «прочих») было принято в 1922 г. – 57,1 %, в 1923 г. – 50,4 %, в 1924 г. – 35 %, в 1925 г. – 38,5 %, 1926 г. – 49,1 %, 1927 г. – 41 %585. Относительно больше (до 60 % и более) их было принято в университеты, социально-экономические и художественные вузы586). «Классовый»