– Он настоящий дьявол, – сочувственно заметила Кармита.
Скорее всего это так и было: иначе как еще объяснить ее реакцию на него? Об этом матушка ей ничего не рассказывала. «Ты должна терпеть то, о чем будет просить муж», – поучала она. Тогда почему ее тело трепещет в сладостном предвкушении? Это было для Джулианы загадкой, которую она никак не могла разрешить.
– Помоги мне одеться, – попросила она Кармиту, надеясь избежать дальнейших расспросов.
– А еда, сеньорита?
– Я не голодна. К тому же впереди нас ждет пир…
Однако при всем своем старании Джулиана не могла скрыть волнения. Патрик явно пытался пересилить свое влечение к ней; он не жаловал испанцев, не жаловал ее семью. И все же она не могла сдержать восторга и радостного предвкушения, волнующего кровь от одной мысли, что скоро им предстоит увидеться снова. Возможно, это продлится в ее жизни всего одно мгновение, но Джулиана хотела воспользоваться моментом свободы и страсти, какую она уже не надеялась испытать.
Джулиана зажмурила глаза, заново переживая миг, когда Патрик прижался к ее губам. Интересно, что бы случилось, если бы Кармита не постучалась? Она очень хотела все испытать до того, как…
Как что?
Постепенно ее чувства возвращались в норму, и яркость красок померкла, словно потушили свечу. Что ж, она хотя бы воспользуется сегодняшним днем, сегодняшней ночью, а волноваться будет завтра, решила Джулиана.
– А теперь, – сказала она Кармите, – займемся делом. На пиру я хочу выглядеть наилучшим образом.
Прежде чем Кармита успела приступить к своим обязанностям, в дверь снова постучали, и в комнату вошли Кимбра и Фелиция: в руках они держали букеты цветов.
– Сейчас мы сделаем тебя еще прелестнее, – объявила Фелиция и, отстранив Кармиту, начала вытаскивать заколки из прически Джулианы.
Большой зал быстро наполнялся голосами, смехом и пьяными тостами. Здесь собрались все Маклейны, живущие в окрестностях. Одни блюда сменяли другие в бесконечной последовательности – говядина, баранина, свежая рыба из залива…
Двое Маклейнов играли на скрипках, и еще один – на волынке, но, принимая поздравления, тосты и добродушные шутки, Патрик чувствовал себя самозванцем. Все, казалось, были искренне рады видеть его, в то время как он, возможно, принес им одни несчастья. Только глупость и самоуверенность заставили его возомнить себя их спасителем и вождем, будущим победителем Кэмпбеллов.
Один из Маклейнов встал и поднял кубок, расплескав спьяну его содержимое по столу, а затем нетвердо провозгласил:
– За Патрика Маклейна, нового помещика. Пусть он будет таким же мудрым, как Рори, и таким же отважным, как Лахлан.
Тост прозвучал весьма двусмысленно. Патрик наследовал имущество по праву первородства, но почетный титул лэрда мог получить лишь с согласия клана.
Рори попытался встать, но Патрик остановил его.
– Они вправе сомневаться, – шепнул он. – Речь идет об их жизнях и жизнях их родных.
Затем Патрик произнес тост за здоровье членов клана. Он слишком остро чувствовал присутствие Джулианы, которую посадили рядом с ним. «Наверняка Рори постарался», – подумал Патрик. Его брат как будто не подозревал о таящихся впереди проблемах и бросил все силы на создание нового брачного союза.
Голубое платье Джулианы подчеркивало лиловую кайму вокруг радужек ее глаз; шею, которую он совсем недавно покрывал поцелуями, украшало сапфировое ожерелье. Патрик узнал его – когда-то оно принадлежало его матери.
– Ура! – выкрикнул кто-то из-за стола. – За Маклейна! И слава Господу, приведшему его домой!
Присутствующие радостно поддержали тост. Послышались пьяные восклицания.
– И за красотку, – прибавил кто-то.
Патрик повернулся и увидел, что лицо Джулианы покрылось румянцем. Шумная сцена ее словно заворожила. Она выпила несколько глотков вина, вкус которого во много раз превосходил испанское, находившееся на борту «Софии», и теперь ее глаза мерцали, как звезды в ясную ночь.
Сам Патрик вел себя очень осмотрительно: он не хотел потерять над собой контроль.
Когда прозвучал последний тост, гости, покачиваясь, начали расходиться, но Патрик сохранил ясную голову.
Ему следовало бы проводить Джулиану в ее покои, но он слишком хорошо знал, к чему это может привести.
– Благодарю, что разделили с нами трапезу. – Патрик старался говорить как можно равнодушнее. – Сейчас я должен вернуться на судно, а Диего проводит вас в вашу комнату.
– Диего?
– Да, если только вы доверяете ему.
– Я доверяю ему больше, чем кому бы то ни было здесь. – Джулиана была явно разочарована, но Патрик старался этого не замечать. Размашистым шагом он направился к конюшням.
В небе сиял полумесяц, поэтому было достаточно светло и можно было не опасаться, что лошадь оступится. К тому же Патрик помнил каждый дюйм дороги, которая вела от замка к гавани.
Он помчится как ветер, потом доберется до «Софии» на лодке, и, возможно, прогулка изгонит из него хотя бы часть демонов.
– По-моему, Патрик не мог оторвать от вас глаз, – заметил Диего, проводив Джулиану до двери.
Маклейн, ставший его тенью, шел следом.
– Вы ошибаетесь, – возразила Джулиана. – Он всегда уходит от меня при первой же возможности.
Диего рассмеялся.
– Он не выносит меня, – настаивала Джулиана.
Брови Диего поползли вверх.
– Боюсь, у вас что-то с глазами, сеньорита. Патрик хочет вас, и это пугает его.
– Патрика ничто не может испугать.
Она впервые так назвала его: имя так легко сорвалось с ее губ, что ей захотелось произнести его снова.
Лицо Диего расплылось в широкой улыбке.
– Спокойной ночи, сеньорита. Не думаю, что у Маклейна она будет сегодня спокойной. – Он пропустил Джулиану вперед, потом повернулся и, насвистывая, пошел прочь.
Закрыв дверь, Джулиана прислонилась к косяку. Кармита еще не вернулась; наверное, она помогала на кухне. Возможно, Кармита решила, что, поскольку Патрик Маклейн покинул замок, ее хозяйка в безопасности.
Безопасность.
Как много это слово значило для нее всего несколько дней назад! И вот теперь ее мир изменился. Две недели назад Джулиана пришла бы в ужас от одной мысли о том, что ей придется сидеть за столом на виду почти у сотни полупьяных людей. Теперь же ее сердце переполняло чувство товарищества. Она пыталась сравнить это с холодными официальными трапезами, которые разделяла с отцом и матерью, но там в разговоре обычно доминировал отец, или же он сидел в недовольном молчании. Слуги его боялись, в то время как здесь слуги были частью семьи и имели право задавать вопросы господину. Музыка тоже была для нее новой: волынка звучала монотонно, но скрипки пели весело и свободно.