Читать интересную книгу Синдром Л - Андрей Остальский

А ночью убогость не так заметна, не видно нагромождения людей друг на друге, скрыты неаппетитные подробности быта, а в темных переулках, кажется, прячутся завлекательные тайны. Впрочем, я летел мимо — некогда было особенно вглядываться.

Дошел-добежал до дома, включил телевизор, но там показывали что-то невообразимо глупое. Я не стал особенно огорчаться по этому поводу, людей только пожалел… Что же им такое в головы втюхивают!

Спать совсем не хотелось, обидно было спать. Осмотрелся: что у меня есть дома интересного? Неужели ничего? Искал, искал — бесполезно… Ни игры какой-нибудь, ни сборника ребусов или задач. Никакого даже кроссвордика паршивенького… Как-то даже стыдно стало. Как это я так жил? Ну да, бутылка все заменяла. И когда совсем отчаялся, вдруг в нижнем ящике шкафа в гостиной, среди старых школьных учебников, дочку дожидающихся, нашел две книги. Одну с очень странным названием: «Человек без свойств». Автор — Роберт Музиль какой-то. На книге штамп — «Спецхран. Запрещено к распространению. Категория «Б». Год издания замазан. Понятно, из Отмененного Времени.

Ну, «Б», думаю, это еще не так страшно. Но все равно, чего это я вдруг такое у себя дома храню? Зачем? И главное, какая-то мысль упорно в глубине сознания бьется, просится наружу. Что-то я про этого «Человека без свойств» такое знал когда-то, важное… Но что? Ладно, решил, не буду себя пока мучить.

Открыл книгу, почитал. Очень странно. И непонятно. И вообще — как это — без свойств? Совсем без свойств? Без всяких? Я вот, например, вдруг лишился обычных своих качеств и приобрел в последнее время другие, очень оригинальные. Кто-то скажет: ненормальные. Безумные почти. Но — чтобы свойств не было вообще? Как-то я не мог себе такого представить.

Еще в шкафу я обнаружил старый-старый, допотопный томик Пушкина. Пушкина, конечно, в школе проходили, говорили, что считался великим поэтом, хотя и недооценивал величия народа… и государства русского. И еще чего-то там недопонимал. Загадка, почему кто-то перед ним преклонялся, когда он был таким непонятливым, не врубался в величие, не то, что умные авторы учебников.

Даже будучи учеником восьмого класса, я иронически ухмылялся по поводу нелепого высокомерия этих авторов, но все равно, поэзии так и не понял. Так, скука какая-то… Слова, слова, слова… Почему-то зарифмованные. Зачем, когда гораздо проще сказать без рифм? Да и вообще — как может нравиться то, что заставляют читать, и даже не читать, а именно «проходить», зазубривая политически правильное «значение» и «смысл».

Но вот от делать нечего и не зная, на что употребить нахлынувшую эндорфинную энергию, решил я попробовать почитать теперь, во взрослом состоянии, этого самого знаменитого Пушкина, недопонимавшего какого-то там величия. Не чаял, честно говоря, что чтение сие сможет как-то всерьез меня увлечь, но вдруг да развлечет хоть чуть-чуть. Я вспомнил, что Чайник вдохновенно цитировал какую-то веселую хулиганскую поэму про некую царевну, родившуюся без полового органа. Было очень смешно и дерзко, я не поверил, конечно, решил: разыгрывает Чайник, он же любит это дело. Вон как меня наколол с диссертацией своей, якобы посвященной половым различиям в агентурно-оперативной работе. Долго еще вспоминал мою наивность, что я в такое поверить мог. Детской дразнилкой донимал: наколка — друг чекиста, срабатывает чисто… Так что, наученный горьким опытом, я Чайнику не поверил. Ну, в самом-то деле, как можно даже на секунду вообразить, что великий классик мог такое безобразие насочинять. Какой-нибудь Лука Мудищев — это понятно… Но Пушкин… Не пройдет, друг мой, Чайник, не получится во второй раз меня на мякине провести!

Так что особенно на Пушкина я не уповал, но спать не хотелось, альтернативы никакой придумать не мог… дай попробую… Ну потрачу минут пять, от силы десять… полистаю странички.

Открыл — и прилип. Сидел, жевал бутерброд с колбасой, чаем спитым запивал и читал, не мог оторваться. Ни на секунду даже. Поражен просто был. Не только владение словом нечеловеческое, но и будто настроение и взгляд на жизнь странным образом созвучны чему-то внутри меня. Может, Пушкин тоже от алкоголизма лечился? Или — что скорее — эндорфины его организм вырабатывал похожие на мои. Совпадение такое.

Прочитал:

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Задело почему-то… Но я же не в заточенье? Или в каком-то смысле… И разве дни мои тянутся? Нет, они заполнены, но какой-то ерундой — именно что без божества, без жизни. Ну и без всего остального. Как точно, однако, сформулировано…

Вспомнил вдруг запрещенное стихотворение — изъяли при обыске у одного бедолаги и засадили надолго за хранение подрывной литературы. «Зависеть от царя, зависеть от народа…» Я тогда на всякий случай сфотографировал в памяти. Любопытно было узнать, за что люди в тюрьму идут… Но тогда показалось: скучно, ерунда.

А сейчас вдруг всплыло — но ведь на самом же деле — как здорово! Какой сильный и свободный ум! И ни одного слова ни убавить, ни прибавить. Одно слово — гений… Парадоксов друг… Как я мог этого в школе не видеть, странно. А теперь вдруг увидал… и еще всякое такое теперь вижу. Где теперь-то у нас гении? Парадоксов сколько угодно, да друзей у них не осталось. И духа просвещенья тоже что-то незаметно, а потому с открытиями чудными — полный швах… А я-то? Я где, собственно, нахожусь? И зачем я делаю то, что делаю? Бред какой!

Но вот, по крайней мере, можно Пушкина почитать. Утешение все же. Сидел я на кухне, хрюкал от восторга, вскакивал, лупил себя по ляжкам… и вдруг — телефонный звонок… Кого это несет ночью… Хотел не отвечать, но телефон вопил пронзительно, соседей, наверно, будил. Потом вспомнил еще, что по правилам не имею права на звонки не отвечать — ведь это всегда может быть вызов с работы…

В общем, чертыхаясь, оторвался от Пушкина, взял трубку, буркнул недружелюбно:

— Алло…

— Привет…

Женский голос. Низкий, грудной, сексапильный. Кажется, знакомый, хотя с ходу вспомнить, кто это, не мог. Голос из какой-то другой, забытой жизни. Из прежнего воплощения.

Я молчу, и она молчит.

Потом я попробовал нерешительно:

— Алло…

Может, разъединилось, думаю?

— Неужели не узнаешь? Или притворяешься? — сказал голос.

— Нет, я…

О, конечно, я знаю этот голос! Очень хорошо знаю… Или так скажем — когда-то знал.

— Что, значит — нет? Нет, я — что? Да Нина это! Нина Соколова!

Я тут же эту Нину вспомнил. Выдающаяся девушка! И какой приятный сюрприз меня ждал, когда она скинула платье и трусики. Такая оказалась фигурка точеная, дивная, загляденье. Ведь под одеждой никогда до конца не угадаешь, что тебя ждет, не будет ли разочарований. Но в случае Нины Соколовой… Нет, с грудью не слишком… Но я из тех, для кого это дело — второстепенное. А вот сзади — ноги длинные, правильной совершенно формы. Удивительно! И попка. Лучше я, может, и не видал никогда. Настоящее чудо… Незабываемо… Я-то, правда, ей другого рода сюрприз обеспечил: перебрал так сильно, что кончить долго не мог. Пыхтел, пыхтел, пока из сил не выбился. Но она вроде бы этим в полной мере воспользовалась. Или мне так только показалось? Когда пьяный любовью занимаешься, то все воспринимаешь не совсем адекватно… Туманно как-то все потом в голове… Впрочем, и она, кажется, немало выпила… Какие мы все-таки идиоты, зачем ядом мозг травим, не даем себе полностью насладиться главным удовольствием жизни… Но вот, звонит эта Нина, флиртует, обижается, что не сразу узнал… Значит, запомнилось ей…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});