моей девушкой и сбивчиво рассказала, что мне поплохело на прогулке, мы срочно приехали домой, но мне всё хуже и хуже. Врач меня щупал и смотрел, клятвенным заверениям, что наркотики не употребляю, не поверил, симптомы передозировки были довольно красноречивы. Но экспресс-тест прямо на месте не показал вообще ничего, и врач извинился, мол, простите – обознался. После чего вынес вердикт: чего-то непонятно-вирусное с осложнениями и надо в больницу.
– Не поеду, – категорично отрезал я. – Что хотите делайте, но не поеду.
Потому что у меня не вирусное… но в диагноз магического ожога не поверят, а упекут в психушку.
– Извините, но вы рискуете умереть…
– Давайте, я подпишу отказную и что там ещё? Но не поеду.
Когда врач уехал, Алиса виновато посмотрела на меня:
– Извини… но я перепугалась. Зря я их вызвала?
– Да нет, – вздохнул я. – Ты всё правильно сделала. Ты вообще умница и права во всём.
– Включая то, что ты меня не выгонишь, – строго посмотрела девушка в ответ. – А то всё время так и написано на лице: счас обеспечу финансово и жильём, и выпину подальше.
– Да нет, права ты, права. Нас судьба, похоже, связала и накрепко. Нам с тобой в мистику и всякие волшебные вещи не верить – не положено. А я идиот… заигравшийся в маленького божка судеб идиот.
Себе-то врать нельзя. Не просто так гордыня – один из семи смертных грехов. Стоит хотя бы на миг ощутить себя гроссмейстером, который управляет чужими судьбами как шахматными фигурами – и от ощущения сладости власти над людьми не избавиться. С какого момента я начал упиваться этим чувством? Когда всё решил за Алису? Переписал судьбу Юрия? Или определил судьбу того безвестного наркомана? По отдельности – вроде бы всё правильно и верно. А всё вместе – я ведь уже не испытывал сомнений в своих поступках, в их правильности. В их оптимальности.
Потому с Милой – виноват лишь я и только я. Тут даже не только в том дело, что я нарушил главный принцип: никогда не охотиться рядом со своей нормальной жизнью. Свой приговор Миле я вынес, ещё когда она встретила Катю, меня и Алису возле торгового центра, а не в тот день, когда принёс компромат нашему генеральному. И неправда, что именно после слов про увольнение я позволил себе сделать последний шаг. Себе врать не надо, мог бы исправить ситуацию в любой день. Уж я-то нашёл бы слова объяснить всё Миле правильно. Но ведь гораздо оптимальнее решить две проблемы сразу? А если для этого надо нарушить какие-то свои принципы, какие-то нормы морали, это же всего-то на один раз? Оптимальность не всегда идёт рука об руку с совестью и человечностью? Так у меня жизненный опыт не одного десятилетия на руках, я ведь как бы уже и не совсем человек, я следующая форма высшего развития. Легче и проще всего находить оправдания именно подлости, это доброе дело в аргументах не нуждается…
Я так больше и не увидел Милу. Алиса через Катю предупредила Лёшу, через него же передала выписанный скорой больничный и заключение о тяжёлой форме какой-то зубодробительной вирусной инфекции с осложнениями. Заодно, ссылаясь на врача, посоветовала меня не навещать никому. Несколько дней я выглядел как античный полубог, идеальный мужчина… так что когда во сне я терял над собой контроль, приходилось запирать дверь и меня привязывать: моя аура частично действовала даже на Алису. Несмотря на бетон перекрытий, моя волна похоти накрыла две молодые семьи, живущие по соседству – они по ночам творили такое, что любая киностудия фильмов для взрослых обзавидуется. Я всё ощущал и выл от желания, всплески эмоций сводили с ума невозможностью присоединиться, и от этого я постоянно чувствовал, будто меня режут на куски живьём.
Дальше Алисе– в панике и наугад пытаясь мне помочь, сама не поняла, чего сделала – каким-то образом удалось стравить из моего организма часть лишней магической энергии… И мне стало плохо уже с обратным знаком. Организм получил сильнейшую магическую трансформацию, и к нормальной человеческой форме возвращался очень медленно. Я похудел и выглядел как скелет, меня захлёстывала тоска по эйфории, которую я ощутил на выходе из офиса, передвигался я, будто древний старик. Перетряс свою память на предмет того, чему наставляла меня ахай Аюржан и какие можно в моём случае применить лекарства. В итоге понадобились довольно специфичные и не самые легальные компоненты. Скрипя сердцем, пришлось поднимать некоторые особые связи, ибо у простых контрабандистов таких вещей не водится. Даже не хочу заранее думать, почём мне эта помощь обойдётся – ибо просили в оплату не деньги, а услугу. А затем пришлось отправлять за заказом Алису, заставив себя стиснуть зубы и не показывать, насколько я за неё боюсь… Очень уж сложным человеком был тот, у кого я просил помощи.
Зато лекарство помогло, я пошёл на поправку. Первый раз приехал в офис спустя три недели. На месте Милы уже сидели две другие девочки, вчерашние студентки, гордые, что так удачно нашли работу в хорошей фирме. Наверное, так вышло лучше всего, ибо в глаза Миле я посмотреть бы не смог. Сколько угодно можно себя убеждать, дескать, вышло всё не очень страшно. Мила не особо пострадала – молодая, ночную сцену «соблазнения» переживёт, да и рекомендации ей Антон Павлович всё-таки дал хорошие, поэтому новое место она нашла себе быстро. Сколько угодно можно врать… потому что горе, которое ты принёс, не измерить метрами и килограммами. А пятно на совести можно замазать, да нельзя отмыть.
Часть IV. Граница допустимого. День первый. Расточительный
Утро началось с того, что я свалился с кровати. Второй раз за неделю. Отличий – в прошлый раз это было в комнате Алисы, а сегодня девушка спихнула меня с моей кровати.
– Ой… я опять, да? Ты сильно ударился?
– Пуфик, что ли, подкладывать? – я задумчиво потёр ушибленный копчик и встал.
Алиса смущённо отвела взгляд. На самом деле никаких близких и уж тем более интимных отношений у нас не было и принципиально не планировалось. За себя я мог ручаться, за Алису… тоже, наверное? Началось же всё ещё во время моей болезни, во второй фазе истощения. Я не мог нормально спать, мучили кошмары, и даже крепкое снотворное почти не действовало. Единственное, что помогало – если Алиса сидела рядом.