Читать интересную книгу Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

– Что стряслось-то? – проворчал Трофим, не выносивший, чтоб к нему вот так врывались.

– Мунгалы идут на приступ! – ответил гридень, с трудом переводя дыхание после быстрого бега. – Лезут нехристи многими тыщами на стену между Пронскими воротами и угловой Лошадиной башней. Лютая сеча там сейчас идет! Яволод велел объявить по всему городу общий сбор ратников, всех, кто оружие держать может. Так где звонарь-то?..

– Сейчас сыщем! – живо засуетился Трофим, понимая, что от его расторопности в какой-то мере зависит судьба Рязани.

Набросив на плечи старый овчинный тулупчик, Трофим бегом бросился разыскивать звонаря по всем кельям и светлицам монастырского подворья. Звонарь вскоре был найден Трофимом. Перебрав вчера вечером хмельного питья у знакомой попадьи, звонарь отсыпался в поварне у теплой печи.

Тяжелый колокол на звоннице Успенского храма загудел монотонным басом, растревожив чуткую утреннюю тишину. В этом набате звучал призыв ко всем рязанцам спешить с оружием в руках к месту сбора своих сотен.

Вернувшись в свою келью, Трофим увидел, что инок Парамон по-прежнему крепко спит, свесив одну руку на пол.

Трофим толкнул спящего Парамона.

Тот пробудился и уставился на Трофима заспанными глазами, даже не делая попыток встать с кровати.

– Чего тебе? – неприветливо спросил он.

– Хватит дрыхнуть! – сказал Трофим. – Слышишь, колокол гудит? Татары лезут на стены Рязани! Пора и тебе, и мне за оружие браться, брат. Хватит дрыхнуть, говорю! – сердито повторил Трофим и сильнее встряхнул Парамона, видя, что тот вновь закрыл глаза.

– Отстань! – раздраженно проговорил Парамон. – Зряшное это дело, за меч браться! Не спасут нас ни стены рязанские, ни храбрость воинская, ибо чему быть, того не миновать.

– Опять ты за свое, злыдень! – гневно промолвил Трофим. – Думаешь, Господь воздаст тебе за твое карканье? Стояла Рязань прежде, будет стоять и впредь!

– И тьма стоит до свету, а свет – до тьмы, – невозмутимо отозвался Парамон, ворочаясь на кровати. – Иди, почитай пророка Исайю, коль мне не веришь, книгочей. Это не мунгалы свирепствуют, но Господь усмиряет народы, погрязшие в грехах, наказуя несчастных мечами еще больших грешников, коими являются мунгалы-язычники.

Трофим подошел к столу и сел на стул. Согрев дыханием замерзшие пальцы, он сделал следующую запись в Рязанском летописном своде: «Утром 17-го декабря татары пошли на приступ стен Рязани…»

* * *

Во время первого штурма Рязани татары применили свой давний, испытанный способ, погнав впереди себя пленных русичей, мужчин и женщин. Пленники, подгоняемые сзади вражескими копьями, карабкались на стену по длинным лестницам, крича рязанцам, чтобы те не стреляли в них, не кидали камни и копья.

Рязанцы и сами не смели губить своих несчастных соплеменников, помогая им перебираться к ним на стену. Пленники были полураздеты, многие были без единого клочка одежды на теле. Их нагие тела издали бросались в глаза на фоне темной массы спешенных татар, заполнивших крепостной ров Рязани и ближние подходы к нему со стороны степи. Пленники торопливо поднимались по лестницам к гребню бревенчатой стены, ища там, наверху, спасения для себя от пронизывающего холода и безжалостных татарских плеток. Следом за пленниками лезли многие сотни татар с саблями и щитами в руках.

Упорство и ловкость врагов поражали даже самых опытных рязанских дружинников. Всякий татарин, взбираясь по лестнице, придерживал за ноги того, кто лез на стену перед ним. Идя на приступ, мунгалы не щадили ни себя, ни врагов, поскольку в этом деле даже самый малый успех мог завершиться большой победой. И в то же время небольшая неудача часто влекла за собой крах всего штурма.

Рязанцы сумели остановить вал карабкающихся наверх врагов на всем протяжении восточной стены между Исадскими и Пронскими воротами. Они сбрасывали сверху тяжелые бревна, от ударов которых ломались лестницы, а облепившие их татары кучами падали с высоты в глубокий ров.

Вражеский приступ был отбит и возле угловой Лошадиной башни, названной так из-за деревянных фигурок вздыбленных лошадей на крыше башни. Здесь рязанцы применили хорошо отлаженный прием – поливали штурмующих башню татар кипящей смолой. Вопли мунгалов, получивших ужасные ожоги, заглушали даже их боевой клич.

После того как пешие татарские полчища откатились к своим становищам, со стороны реки Прони показались густые колонны вражеской конницы.

С высоты рязанских башен растянувшиеся на марше конные отряды татар напоминали длинных черных змей, извивающихся по заснеженной равнине. Кое-где идущие вдали в сторону Рязани конные татарские полки вдруг рассыпались веером, занимая какую-нибудь деревеньку или обходя какой-нибудь холм. Вражеская конница все прибывала и прибывала, появляясь из дальней дали и, казалось, этому не будет конца.

На белом сверкающем снегу темные фигурки далеких степных конников выглядели игрушечными. Там, где степная конница растекалась по всей округе, ломая свои монолитные колонны, это выглядело куда более устрашающе, нежели упорядоченное движение татарских конных масс по извилистым дорогам. Такого огромного конного войска, собранного в одном месте, никто в Рязани до сей поры не видывал.

Тысячи и тысячи конных мунгалов в коротких шубах и меховых шапках с высоким верхом скакали по льду Оки, оглядывая стены Рязани, протянувшиеся вдоль крутого окского берега. Некоторые из татар, видя на стенах защитников города, поднимали свои большие луки и пускали в русичей длинные черные стрелы, издававшие в полете странное протяжное гудение.

Расстояние было столь велико, что находившиеся на стене рязанцы и не думали прятаться или закрываться щитами, полагая, что ни одна из вражеских стрел до них не долетит. Однако все стрелы долетели, с коротким цепким звуком втыкаясь в защитный частокол. А одна стрела угодила прямо в шею плотнику Петриле. Даже не поняв, что случилось, Петрила пошатнулся и повалился на приступку у одной из бойниц.

Находившийся рядом Мирошка бросился к соседу. Он дрожащими руками ощупывал кровоточащую рану, не зная, что делать со стрелой, пробившей шею плотнику насквозь.

– Что это? – пролепетал Петрила, пытаясь подняться на ноги.

– Ранило тебя стрелой, друже, – растерянно промолвил Мирошка, держа Петрилу за руку. – Не вставай покуда. Лекаря тебе надо.

К раненому подбежал сотник Сдила Нилыч и с ним еще двое ратников.

– Видали, как нехристи стреляют! – восхищенно воскликнул Сдила Нилыч. – Это же просто диво! Бьют так далеко и столь метко!

– Эк тебя угораздило, друг Петрила, – сочувственно проговорил один из ратников, тоже плотник.

– Рана-то смертельная, – мрачно добавил другой ратник.

От этих слов у Мирошки похолодело в груди, будто вражеская стрела угодила не в Петрилу, а в него самого. Со слезами на глазах Мирошка стал упрашивать сотника, чтобы раненого Петрилу поскорее отвезли к лекарю.

Сдила Нилыч повелел ратникам на руках спустить раненого со стены. Мирошке было велено поскорее раздобыть коня или сани, чтобы отвезти Петрилу к знахарке Акулине.

– У Акулины рука легкая, – сказал Сдила Нилыч. – Может, она и вытащит Петрилу с того света.

Сани Мирошка раздобыл, но по пути к дому знахарки Петрила умер.

В дом Петрилы Мирошка вошел на подгибающихся ногах. В просторной горнице он увидел Улиту, ее сестру Сбыславу и свою жену Вассу. Женщины что-то горячо обсуждали, но при виде Мирошки с заплаканным лицом, в запачканном кровью плаще они вмиг умолкли.

В горнице повисло напряженное молчание.

Первой опомнилась Васса.

– Ты ранен, Мирон? – спросила она, подходя к мужу.

Мирошка шмыгнул носом и отрицательно помотал головой.

– Но ты же в крови, – сказала Васса. – Чья это кровь?

Мирошка промычал нечто невразумительное, уставившись в пол.

У него просто не поворачивался язык, чтобы вот так, с порога, объявить Улите о смерти ее мужа.

– Молви толком, Мирон, – нахмурилась Васса. – Ты раненых со стены выносил, что ли?

Мирошка кивнул, собираясь с духом, чтобы сказать наконец о гибели Петрилы от случайной татарской стрелы.

В этот миг в дом вбежала Варвара и со слезами в голосе крикнула матери, что у ворот стоят сани, а в них лежит мертвый Петрила.

Улита переменилась в лице и, накинув на плечи шубейку, бросилась вон из дому. Васса и Сбыслава последовали за ней. Выскочила за дверь и Варвара.

Вскоре до Мирошки, стоявшего истуканом у порога, донесся с улицы надрывный женский плач.

* * *

С похорон Петрилы Мирошка вернулся уже затемно. На душе у Мирошки было тоскливо. Ему не понравилось то, с какой поспешностью зарыли в землю его соседа, не совершив толком погребального обряда. Хотя было понятно, что ныне не до церемоний. И все же в сердце у Мирошки сидела заноза, причинявшая ему боль.

Рядом с могилой Петрилы Сбыслава предала земле головы сына и мужа, ибо священник сказал ей, что любую часть неживой человеческой плоти надлежит погребать согласно христианскому обряду.