вру я. – И подумал, что мы могли бы сходить куда-нибудь поесть, пока не стемнело. Держи, это тебе.
Она опускает взгляд на коробку, которую я протягиваю, а затем открывает ее. Внутри ее ждет черничный кекс, и вопреки своему желанию она улыбается:
– Тебе повезло, мне больше нечего делать. А, и… спасибо.
Если я вздрагиваю каждый раз, когда она меня задевает, то ее наш недавний разговор, кажется, не особо впечатлил. Ну, или она очень хорошая актриса. А еще она так и не притрагивается к кексу, хоть и не более секунды, но меня это беспокоит.
Я отвожу ее в ресторан в десятом округе, где подают лучшие стейки из пашины во всем городе. Когда мы до него добираемся, на Париж уже опускается ночь.
Во время еды Зои увлеченно рассказывает мне о том, что хочет сшить в качестве итогового проекта, и я внимательно ее слушаю. Я вновь вспоминаю о Джули, и на мгновение мне даже становится жаль, что у меня самого нет никакой страсти. Долгое время я думал, что это значило, что у меня нет индивидуальности. А затем я открыл для себя путешествия.
Увидеть мир. Вот в чем моя страсть. И плевать, что с ней на жизнь не заработать.
– Придется много работать, но это того стоит.
– Уверен, что у тебя все получится. А если понадобится совет или какая-нибудь ткань, дай мне знать. Моя мама может помочь.
Она бросает на меня полный скепсиса взгляд:
– Не думаю, что твоя мама захочет встречаться с девушкой, с который ты спишь.
– Технически мы еще не спим. Ну, или я все пропустил. Успокой меня хотя бы: это было хорошо?
Она укоризненно смотрит на меня, словно говоря: «Ты прекрасно понимаешь, о чем я». Я непринужденно пожимаю плечами. Мое дело – предложить, а она вольна делать с этим предложением все, что захочет. Я вытираю рот салфеткой, и Зои вдруг ни с того ни с сего спрашивает:
– Ты когда-нибудь приводил домой девушек? Ну, подружек?
– Конечно же. Когда я был моложе, я влюблялся на каждом шагу.
На ее нежных губах застывает легкий намек на улыбку. Мои же широко растягиваются, когда она говорит:
– Полагаю, ты западал лишь на красивых девушек?
– Необязательно. Но для меня они все были красивыми.
Она молча смотрит на меня. Я объясняю, что был настоящим донжуаном, но не ублюдком. Я всегда был очень мил. И что хуже всего, я всегда думал, что безумно влюблен. Был жертвой собственного сердца.
– Что произошло?
Дожевав, я упираю локти в стол:
– Классическая история: в выпускном классе моя девушка изменила мне с парнем постарше, студентом-медиком. Вскоре после она меня бросила, объяснив это тем, что она была для меня слишком взрослой. И нет, это не разбило мне сердце, но в моей голове вдруг что-то щелкнуло… и я сказал себе: «Как я мог быть влюблен в девушку, которая так дерьмово со мной обращается?» Поэтому я снизил ожидания и решил приберечь все, на что я способен, для того, кто будет этого заслуживать. Я трахаюсь со всеми подряд не потому, что разочаровался в любви, а просто потому, что на данный момент это подходит мне лучше всего.
Между нами повисает тишина. Невозможно понять, о чем она думает: ее лицо словно железобетонная стена. В конце концов она опускает свой бокал и, морща лоб, наклоняется ко мне. Она смотрит на меня так, словно впервые видит.
– Забавно, – бормочет она. – Когда оказываешься в твоем обществе всего на пару минут, совсем не ожидаешь услышать нечто подобное.
– Не ожидаешь, значит?
– Не-а. Ты у нас, получается, Красотка.
Я смеюсь, в свою очередь наклоняясь к ней. Ее губы всего в нескольких сантиметрах от моих.
– К твоему сведению, это ты сидишь в ботфортах.
– Возможно, начиная с этого момента нам стоит запретить поцелуи в губы. Это слишком… интимно, – договаривает она, когда мой взгляд замирает на ее губах.
Напряжение просто невыносимо. Волнами накатывающее желание проходится по каждому моему органу, я поднимаю глаза и, наклонившись, выдыхаю:
– Черта с два.
Мой рот легко, как перышко, прижимается к ее рту. Зои не сопротивляется, и я медленно провожу рукой у нее за ухом, большим пальцем касаясь ее подбородка. Ее кожа такая нежная, такая тонкая… и такая светлая в сравнении с моей, смуглой.
Мой язык обводит контур ее губ, прося у нее разрешения. А затем я вдруг шепчу:
– Надеюсь, ты быстро бегаешь.
Она замирает, ничего не понимая, но ее лицо все так же близко к моему.
– Что?
– В своем списке ты пообещала сделать что-нибудь незаконное. У меня есть идея.
Проходит три добрых секунды, и ее глаза широко распахиваются. Я крепче обхватываю ее шею, глядя ей прямо в глаза. Судя по ее реакции, она впервые уйдет, не заплатив.
– Я тебя не заставляю, – успокаиваю я ее, поглаживая по щеке. – Если не хочешь, я заплачу.
Сердце стучит раз.
Сердце стучит два.
Три…
– Ладно.
Я улыбаюсь и говорю ей незаметно собирать вещи. В это время я со спокойным выражением лица откидываюсь на спинку стула. Официанты не обращают на нас внимания: они слишком заняты беготней от одного столика к другому.
Это будет проще простого.
Я спрашиваю у Зои, готова ли она, и она кивает.
– Я буду считать. На счет «три» беги к выходу так быстро, как только сможешь. Поняла? На улице сначала сворачиваем направо, потом налево. Ничего сложного.
Она снова кивает, приготовившись уносить ноги. Я сдерживаю улыбку и начинаю отсчет:
– Один… два… три!
Мы одновременно устремляемся к выходу. Зои бежит впереди, зигзагами огибая столы, и я улыбаюсь, как идиот. Люди недоуменно смотрят на нас, но я не обращаю на это внимания.
Оказавшись на улице, я хватаю ее за руку и уношу ноги. Она смеется как сумасшедшая и делает то же самое. Не сдержавшись, я тоже начинаю смеяться. Неожиданно начинается дождь. Несколько прохожих оборачиваются, когда мы пробегаем мимо, кто-то из них обкладывает нас матом, но мы, несмотря ни на что, продолжаем бежать.
Когда мы оказываемся уже достаточно далеко от ресторана, я ее останавливаю. Ее дыхание сбилось, как и мое, но на ее лице – самая широкая в мире улыбка.
– О боже мой, – смеется она, упираясь руками в колени. – Никогда не делала ничего настолько безумного!
Я подхожу к ней и, ухватив за подбородок, целую прямо в губы. В нашем поцелуе абсолютно нет никакого смысла. Он дикий, свирепый, не поддающийся контролю. Когда я наконец отстраняюсь, сцепив за ее спиной руки, то поздравляю себя.
Она никогда не узнает, что прежде, чем свалить, я оставил на столе пятидесятиевровую купюру.
Главное, что она уверена, что сделала что-то незаконное.
– Было круто!
– Мне все так говорят, – шучу я, откидывая прядь ее волос.
Веселясь, она закатывает глаза и отталкивает меня. Как ни в чем не бывало мы шагаем дальше, пока легкая морось не становится настоящим ливнем. Парижане переходят на бег и прячутся под навесами пекарен.
Я собираюсь сделать то же самое, как вдруг замечаю, что Зои рядом нет: она остановилась несколькими метрами ранее. Замерев посреди тротуара, она вытягивает перед собой руки ладонями к небу и открывает рот, ловя капельки воды.
– Что делаешь? – спрашиваю я, подходя ближе.
Ее ресницы тронуты паутинкой дождя, отчего голубые глаза сверкают ярче обычного, а волосы стекают по тонким плечам. Она выглядит просто потрясающе.
– Я обожаю дождь.
Вот и все. Она стоит посреди тротуара, промокшая до нитки, потому что «любит дождь». Вдруг мне в голову приходит идея. Я жестом говорю ей подождать и достаю телефон.
Начинает играть песня You Found Me группы The Fray, и я убираю телефон в карман куртки. Звук достаточно громкий, чтобы ее все еще было слышно.
– Потанцуй со мной, – тихо шепчу я, протягивая руку.
Зои прикусывает губу, и по ее подбородку стекает капля размером с жемчужину. Я борюсь с желанием поймать ее своим языком.
– Под твою стремную музыку? Черта с два, – шутит она.
Я улыбаюсь еще шире, руками касаясь ее поясницы. Мои губы мягко