Хватит придумывать! Кэт злило, что она ничего не придумывала. Она… констатировала факты.
Черт!
– Смотрю, вы опять прямо с работы.
Футболка (на этот раз с портретами рок-дуэта «Уайт страйпз») была вся в масляных пятнах.
– Да. Опять ковырялся в моторе.
Картер смотрел на нее из-под ресниц, а ей казалось, что он раскаленным пальцем водит ей по коже.
– Персик, извините за опоздание. – Он поскреб лоб. – Мне до жути хочется курить.
Кэт встала:
– В библиотеке курить нельзя. Идемте на улицу.
– Но вы же не курите.
Кэт шагнула к двери:
– Понаблюдаю за процессом. Пошли.
* * *
Кэт привела его на примыкающий к зданию крошечный дворик, где была устроена площадка для курения. Площадку заливало теплое осеннее солнце.
– Начинайте. Получайте порцию спасительного никотина.
Картер усмехнулся и закурил. Как ни глупо, но никотин действительно сейчас был для него спасительным. Он прислонился к стене, держа сигарету так, чтобы дым шел в другую сторону. От Персика вкусно пахло духами. Картер даже глаза прикрыл, наслаждаясь тонким сладковатым ароматом.
Ее макушка доставала ему только до плеча. Как он раньше этого не заметил? Наверное, ее строгость, уверенный учительский тон делали ее выше ростом. Солнце подсвечивало ей волосы, отчего они переливались золотисто-оранжевыми полосами. Картер хотел ее. Постоянно. Особенно когда видел. С каждой минутой его желание становилось сильнее. Персик разглядывала проезжающие машины, а он смотрел на нее, ощущая сильную резь в нижней части живота.
– А почему вы захотели стать учительницей? – спросил Картер, чтобы погасить разгоравшееся либидо.
Она быстро повернулась к нему. В больших зеленых глазах появилась настороженность.
– Извините, – пробормотал Картер, заслоняясь облачком дыма. – Я не собирался вторгаться в вашу личную жизнь. Наверное, это вообще меня не касается.
Он уткнулся глазами в пол и не поднимал их, пока Персик не заговорила.
– Это из-за отца. Когда он умирал, я дала ему обещание. – Она подняла голову к небу. – Отец всегда говорил мне, что нельзя только брать, принимая это как должное. Нужно обязательно отдавать. Я любила читать, любила писать, и мысль стать учительницей… что-то во мне зажгла. – Она посмотрела на Картера. – Видите, как все до банального просто?
– Совсем не просто, – покачал головой Картер. – Это замечательно, когда у человека есть страсть к чему-то. Многим все равно, чем заниматься.
– А кем хотели стать вы? – вдруг спросила она.
– Вы не поверите, но одно время я хотел стать врачом.
Об этом Картер никогда и никому не рассказывал. Даже Макс не знал.
– Врачом?
– Точнее, хирургом. Не удивляйтесь. У меня пальцы как раз подходящие.
В подтверждение своих слов Картер пошевелил пальцами.
– Хирургом вы не стали и теперь лечите автомобильные моторы?
– Не совсем так. Сейчас, как вы знаете, я просто обязан где-то работать. А до тюрьмы я просто помогал Максу. Мне интересно копаться в железках. Раскрутишь все по винтикам, посмотришь, как это устроено, потом снова соберешь, чтобы ни одной «лишней» гайки не осталось. – Картер прикрыл глаза. – Я, можно сказать, любитель. А есть настоящие моторные доктора. Профессионалы. Те по звуку мотора сразу скажут, где у него «болит». Вообще, знаете, у двигателей своя музыка.
Картер вспомнил, как жарким летним днем он погнал на своем «харлее» в Нью-Джерси. От рокота мотора у него все кости вибрировали.
Он открыл глаза и увидел, что Персик смотрит на него: невинная и полная желания. И как только в ней уживались два противоположных состояния? Парадокс. Утихнувшее было желание самого Картера вспыхнуло и начало разливаться по всему телу.
Это уже было не желание. Страсть. Он жаждал ее целиком. Всю. Любым способом, каким бы она позволила.
У Картера перехватило дыхание. Помимо отчаянного желания секса с ней, ему столь же отчаянно захотелось ее поцеловать.
– Что? – моргая, спросила Персик.
Картер откашлялся. Потребность прижаться губами к ее губам накатывала на него, как приливная волна.
– Так, ничего, – соврал он.
Эта потребность была для него совершенно новой.
Он не целовал женщин. Обычно они сами целовали его. Обычно они умоляли его трахнуть их и от легкого кивка его головы начинали раздеваться. Едва увидев Персика в тюрьме, он думал о всевозможных позах с ней. Но поцеловать ее? Такое никогда не приходило ему в голову.
Вплоть до этого момента.
– А что вы делаете, когда возвращаетесь из мастерской, смываете с себя машинное масло, переодеваетесь? – спросила Персик и как-то странно улыбнулась.
Почему странно? Он просто не привык к таким улыбкам. Она потрясающе улыбнулась.
Ему захотелось облизать ей нижнюю губу. Или осторожно закусить и пососать.
– Я люблю играть на гитаре, – хрипловатым от возбуждения голосом ответил Картер. – Телик смотрю. Пиво пью и что покрепче. Гоняю на мотоцикле. Ничего особо выдающегося.
– Да. Я сразу обратила внимание на ваш шлем.
– Без шлема я на своего малыша не сажусь.
– Игрушки больших мальчиков, – засмеялась Персик.
– В точку попали.
Носком своей лодочки от Гуччи Персик ковыряла песок:
– В детстве отец катал меня на мотоцикле. Я люблю мотоциклы.
У Картера снова перехватило горло. Она любит мотоциклы! Неужели такое совершенство возможно? Он раздавил окурок и бросил в урну.
– Пора на урок, – сказал он.
Персик кивнула, отлепившись от стены. Она пошла первой, Картер за ней, чтобы полюбоваться восхитительным покачиванием ее бедер. Войдя внутрь, они успели сделать несколько шагов… Картер не заметил, откуда появился этот крупный бородатый придурок с громадным портфелем. Не сбавляя хода и явно не видя идущих навстречу, хозяин портфеля налетел на Персика и сшиб с ног. Она наверняка шмякнулась бы на пол, если бы Картер не подхватил ее и не прижал к себе.
– Смотреть надо! – крикнула она придурку, уцепившись за руку Картера.
– Сама бы лучше смотрела, – огрызнулся тот. – Слепая курица.
Картер в три прыжка догнал бородатого, вдавил пальцы в его руку и развернул к себе. Бородатый оторопел. Картер надавил сильнее, зная, какую боль сейчас испытывает этот верзила.
– Эй, чего вам надо! – заверещал тот, пытаясь вырваться из живых тисков Картера.
– Картер! – крикнула Персик, подбегая к нему.
Картер стал медленно поворачивать руку хама с портфелем.
– Руку мне сломаешь! – уже не закричал, а завизжал тот.
– И сломаю, если не извинишься перед женщиной. Ты ее не только толкнул, но еще и оскорбил.
Придурок открыл рот, но не издал ни звука.
– Извиняйся! – потребовал Картер.