Элоиза задумалась. Для нее дело было не в том, чтобы прощать или не прощать Филиппа - простить его она была готова, - а в том, что она совершенно не понимала, что же, собственно, произошло тогда у пруда.
– Я был слишком возбужден… не отдавал себе отчета… Простите меня! - повторил он.
Элоиза молчала, пристально глядя на него. Она чувствовала, что Филипп пытается ей что-то объяснить - но какая-то причина мешала ему сделать это. Наконец, откашлявшись, он произнес:
– Дело в том, что в этом пруду едва не утонула Марина.
С губ Элоизы сорвался невольный вскрик. Она запоздало прикрыла рот рукой.
– Марина плохо плавала, - пояснил Филипп.
– Какая жалость! А вы…
Элоиза запнулась. Как задать свой вопрос, чтобы не показаться излишне любопытной и не обидеть Филиппа? Не сумев изобрести никакой обтекаемой формулировки, Элоиза спросила напрямую:
– А где в этот момент были вы?
– Я вытащил ее из пруда, - прозвучал ответ.
– Слава Богу, - облегченно вздохнула она. - Бедняжка, должно быть, перепугалась до смерти!
Филипп ничего не ответил - даже не кивнул.
Элоизе снова вспомнился отец, умерший, можно сказать, у нее на руках. Самым обидным было то, что она, Элоиза, ничем не могла ему помочь. Элоиза была не из тех, кто пассивно созерцает жизнь - она всегда была человеком действия. Ей нравился активный образ жизни, нравилось решать какие-то проблемы, давать людям советы, как им стоит себя повести в той или иной ситуации… Чаще всего, однако, это была просто игра. Но в тот момент, требовавший от Элоизы настоящего действия - в момент смерти отца, - она оказалась бессильна.
– Слава Богу, что вы спасли ее! - повторила Элоиза. - Было бы ужасно, если бы вы не смогли этого сделать!
Филипп как-то странно посмотрел на нее. Элоиза поняла, что ее слова прозвучали для него банально. Но это произошло потому, что она не объяснила, что, собственно, имела в виду, и Элоиза поспешила это сделать:
– Я хотела сказать, это было бы ужасно… для вас. Я хотела сказать, тяжело стоять и видеть, что человек умирает, а ты не можешь ничего сделать… Я это знаю, - добавила она, тяжело вздохнув. Вид Филиппа, скорбно притихшего перед ней, настраивал Элоизу на откровенный разговор.
Филипп вопросительно поднял на нее глаза.
– Мой отец умер, можно сказать, у меня на руках, - проговорила она, предваряя его вопрос.
Элоиза мало с кем делилась этим - пожалуй, кроме членов семьи Элоизы, лишь ее самая близкая подруга Пенелопа была посвящена в подробности. Разумеется, о самом факте смерти Бриджертона знали все, кто хоть как-то соприкасался с его семьей, но лишь очень немногим было известно, что Элоиза присутствовала при его кончине.
– Какой ужас! - вырвалось у Филиппа.
– Согласна. - Элоиза опустила глаза. - Это действительно ужасно.
– Я не знал, что мои дети умеют плавать, - произнес вдруг Филипп.
Фраза эта показалась Элоизе настолько не имеющей связи с предыдущим разговором, что она решила уточнить, не ослышалась ли она.
– Что? - переспросила девушка.
– Я не знал, что мои дети умеют плавать. Я даже не знаю, кто их научил…
– Разве это так важно? - пожала плечами Элоиза.
– Важно, потому что научить их должен был я.
Элоизе трудно было смотреть в лицо Филиппу. Никогда еще ей не приходилось видеть огромного, взрослого, сильного мужчину таким беспомощным и потерянным. Это разрывало Элоизе сердце и странным образом тянуло ее к Филиппу. Если человека так сильно заботят его дети - пусть даже он совершенно бессилен что-либо сделать для них, - значит, это уже не плохой человек. Элоиза знала свой недостаток - воспринимать мир в черно-белых красках, не различая полутонов. Но в том, что Филипп Крейн не может быть плохим человеком, она была уверена. Может быть, он и не лишен недостатков, но сердце у него все же доброе.
Правда, в одном они с ним очень расходились. Филипп, похоже, был из тех, кого всякого рода жизненные неурядицы легко могли выбить из колеи. Элоиза же не любила долго размышлять над проблемой - точнее, понимала, что в этом нет пользы. Проблему надо либо решать, либо, если понимаешь, что не сможешь ее решить, смириться с этим.
– Что ж, - проговорила Элоиза исключительно для того, чтобы подытожить этот странный разговор, - теперь уж вы не можете повернуть время вспять, Филипп. Кто бы ни научил ваших детей плавать, теперь они уже не могут разучиться.
– Разумеется, вы правы, - кивнул он. - Но раз уж не я научил их плавать, я должен был бы, по крайней мере, знать, что они это умеют. А я и этого не знал.
– Еще не все потеряно, Филипп.
Филипп непонимающе посмотрел на нее:
– В каком смысле? Разве не вы сказали, что упущенного уже не вернуть? Или вы предлагаете мне научить их какому-нибудь виду плавания, которого они еще не знают - на спине, например?
– Я не имею в виду конкретные вещи, которым вы должны их учить, Филипп. - Голос Элоизы был слишком резок - не желая, чтобы в нем прозвучала жалость к Филиппу, она “перегнула палку” в противоположную сторону. - Я хотела сказать, что у вас еще есть время узнать своих детей получше. Уверяю вас, на самом деле они замечательные - я уже успела убедиться в этом.
Филипп недоверчиво покосился на нее.
– Конечно, - кивнула она, - иногда они не очень хорошо ведут себя…
Филипп откашлялся.
– Хорошо, - призналась Элоиза, - не иногда, а почти всегда, и, честно говоря, из рук вон плохо. Но все, что им нужно, - это немного больше внимания с вашей стороны, Филипп.
– Это они вам сказали? - удивился он.
– Разумеется, нет, - улыбнулась она, поражаясь его наивности. - Они этого не скажут, хотя бы потому, что еще малы и не умеют как следует выражать свои мысли. Но уверяю вас, почувствовать это мне было нетрудно.
Они вошли в столовую. Лакей услужливо выдвинул для Элоизы стул, и она села. Филипп уселся напротив нее. Он потянулся к бокалу вина, но почему-то не спешил подносить его к губам. Вид у него был такой, словно он не считал их разговор законченным.
Элоиза отпила глоток из своего бокала.
– Им это понравилось? - спросил, наконец, Филипп. - Я имею в виду купание?
– Очень! - улыбнулась она. - Я думаю, вы должны как-нибудь сами сходить искупаться с ними, Филипп.
На минуту Филипп почему-то закрыл глаза.
– Не уверен, что я смогу это сделать, - проговорил он, когда открыл их.
Элоиза молча кивнула, давая понять, что знает причину такого ответа.
– Тогда, я думаю, - сказала она, - вам следует пойти на какой-нибудь другой пруд. Есть здесь другой пруд поблизости?
Филипп проглотил ложку супа.
– Пожалуй, это неплохая идея, - произнес он. - Надо бы подумать, куда я могу с ними пойти…
В выражении лица Филиппа было что-то настолько наивно-детское, чистое - ранимость, неуверенность в себе, в правильности своих действий, - что сердце Элоизы заныло. Ей захотелось дотронуться до руки Филиппа, но она не могла этого сделать. Даже если бы она перегнулась через весь стол, ей надо было бы преодолеть еще как минимум фут. Поэтому Элоиза просто улыбнулась, надеясь, что ее улыбка подействует на Филиппа ободряюще.