Дашке было не суждено узнать, что, вернувшись в хижину, Учитель лег на топчан и прикрыл глаза. Руки при этом сложились на груди, образовав тайный знак. На душе у Учителя было покойно, как не случалось уже давно. Он в последний раз вздохнул и тихо отошел в мир иной, воссоединившись с богами…
Вскоре после того, как вернулась к людям, Дашка повстречала Фирса Матвеича и стала служить ему. Служила не за просто так, а за то доброе отношение, что посадник проявил к ней. Он чем-то напомнил ей Учителя, потому и прониклась к нему доверием. Сумел нащупать в Дашке тайное желание повелевать и умело пользовался этим. Но в то же время знал, что опасна, как гремучая змея, которая может броситься даже на своего хозяина, если почувствует угрозу себе, потому действовал с крайней осторожностью.
За думами Дашка не заметила, как лес закончился. Умный конь, не чувствуя поводьев, остановился и принялся щипать молодую сочную траву. Дашка тряхнула головой, отгоняя воспоминания, надела шляпу. До слуха донесся людской говор, а, значит, город уже близко. Дашка взяла в руки вожжи и начала спускаться по широкой тропе к проезжей дороге.
* * *
В темнице стояла тишина, только капли продолжали падать с потолка, наполняя звенящим звуком полутемное помещение. Из едва приметной норы осторожно выскользнула крыска и, встав на задние лапы, принюхалась. Длинный, тонкий хвост подрагивал от нетерпения. Осмелев, побежала вдоль стены, исследуя камеру. В противоположном углу наткнулась на лежащего человека. Только она собралась обследовать неожиданное препятствие, как женщина зашевелилась, издав негромкий стон. Зверек замер, а потом испуганно юркнул в свое убежище.
Рогнеда открыла глаза. Вместе с сознанием в мозг ворвался запах плесени, гниющей соломы и нечистот. И боль, которая разрывала всю спину. Она с трудом приподнялась, осторожно прислонилась изодранной спиной к холодному камню. Стало немного легче. Натянув зипун на голые ноги, закрыла глаза. Сознание опять уплывало, и Рогнеда понеслась вдаль, где не было ни боли, ни страдания. Где все было хорошо. Она уже мало походила на гордую и независимую девицу, по которой сходили с ума все, и крестьянские дети и господа. Все это было в прошлом, а теперь она не желала более ничего, только тишины и покоя.
Холод пронизывал до костей, а от порванного зипуна пользы было чуть. Рогнеда обхватила руками плечи, посидела, дрожа каждой косточкой. Цепей на руках и ногах, как ранее, не было. Она не помнила, как ее сюда приволокли — в беспамятстве была, стонала только. Видно, поэтому стражники поленились и оковы надевать не стали.
Рогнеда с трудом поднялась, сделала несколько шагов по темному каземату. Ноги задеревенели, спина нестерпимо болела, но так хоть появилась возможность согреться, и она бродила из угла в угол до тех пор, пока не скрипнула дверь, пропуская внутрь полоску света. Девушка вздрогнула, подняла голову, ожидая вновь увидеть своих мучителей. Страха, как прежде, не было, только отрешенность. Прищурилась, стараясь разглядеть того, кто пришел по ее душу. Наконец узнала, различив в неярком свете, огромную фигуру Демьяна-палача. Помимо воли страх тут же сковал девушку. В памяти вспыхнули видения недалекого прошлого, когда увидела краем глаза, как заносит Демьян кнут над ее обнаженным телом. Рогнеда прижалась к стене, стараясь слиться со склизким камнем.
Демьян немного постоял, привыкая глазами к темноте, затем притворил дверь, подошел к узнице. Положил огромные руки на плечи Рогнеды, отчего та чуть не потеряла сознание, и попытался заглянуть в глаза.
— Не бойся меня, девонька, — проговорил негромко. — Я помочь тебе пришел.
Рогнеду бил мелкий озноб. Она отодвинулась подальше, но взгляд Демьяна настигал повсюду. Он прижал ее к стене, несильно встряхнул, за подбородок поднял голову.
— Куда бежишь, девка? — В голосе появилась угроза. — Я же говорю, что помочь тебе пришел, а ты хоронишься. Нехорошо так, не по-людски. Я животом рискую, к тебе сюда придя. Посадник проведает о том, и не жить мне.
— Боюсь я тебя, — проговорила Рогнеда, совладав со страхом.
— Ты не бойся, — зашептал горячо в самое ухо, — а лучше доверься мне. Тогда вместях что-нибудь придумаем, как из каземата этого выбраться.
— Зачем измываешься? Тело мое истерзал, а теперь и душу терзаешь. Оставь меня в покое. Одного я хочу — умереть, — пробормотала Рогнеда, глотая слезы.
— Погоди помирать-то. Еще раз толкую — доверишься мне и жить будешь.
Рогнеда подняла глаза, взглянула на Демьяна, спросила чуть слышно:
— Что хочешь от меня?
— Хочу про клад тайный у тебя узнать. Тот, что у Колычевых был схоронен. Знаю, что ведаешь ты о нем, но молчишь. — Демьян сдавил пальцами плечо Рогнеды, придвинулся еще ближе, выдохнул: — Открой тайну, куда его упрятала, и тогда вызволю тебя отсюда. В том слово мое крепко.
— Не верю я тебе. Злой ты, по лику твоему вижу.
— Ну и дуреха, раз не веришь! — Демьян чуть отодвинулся, сплюнул на земляной пол. — Сгинешь здесь, так и не увидев белого света. Посадник тебя не выпустит, пока не расскажешь ему все. Ну, а как расскажешь, он тут же тебя и похоронит. Не нужна ты ему будешь более. Уж поверь мне, что так и будет. Я его давно знаю, и за такое время всякого повидал.
В мозгу у Рогнеды вспыхнул лучик надежды. За короткое время она столько повидала, так натерпелась, что готова была ухватиться за любую тростинку, только б выбраться.
— А ты точно спасешь? Вызволишь отсюда?
— Вот те крест! — Демьян широко, размашисто перекрестился. Желая окончательно уверить Рогнеду, пошарил на волосатой груди, достал крест, приложился к нему губами. — Расскажешь про схрон тайный и через пару ден окажешься за городскими стенами. — Демьян чувствовал, что удача близко, и не зря он рискнул и спустился сюда, к узнице. Даже страхом перед посадником пренебрег. Демьян опять придвинулся, нависнув над Рогнедой и начал плести дальше: — У меня, на дальнем погосте, избушка есть. О ней никто не ведает. Сам построил, тайно. Так вот, как только отсюда выйдешь, там схоронишься. Отсидишься несколько дней, пока шум вокруг твоего бегства поутихнет, да пока посадник лютовать кончит. Ну, а дальше сама будешь выбирать — в какую сторону податься. В том неволить тебя не буду… Так как?
— Страшно мне.
— Чего боишься? Давай решай быстрей, а то стражники могут наведаться. Я им баклагу вина выкатил, из собственных запасов. Ради тебя расщедрился, помни об этом. Пусть пока пьянствуют… — Демьян оглянулся на дверь. — Но а вдруг спьяну сюда заявятся? Греха тогда не оберешься, коль прознают, что вызволить тебя собираюсь.
Холод и страх сковал разум, но думать приходилось быстро, иначе умрешь здесь и будешь на веки вечные замурована в этих каменных стенах. Лучик надежды вспыхнул и погас. Рогнеда не верила Демьяну, несмотря на слащавые речи. Знала, что тому надо только одно — разузнать про золото, а до нее у него дела нет. Не верила, но хотелось еще хоть разок взглянуть на солнышко ясное, да на травку зеленую. Потому и тянула время, стараясь придумать что-нибудь. На ум ничего не приходило, кроме одного — был бы сейчас в руках ножичек острый — ох, с каким бы наслаждением она полоснула по этой роже ненавистной. Но — нет, нельзя показывать своих чувств. То, что она знает про Колычевское золото — единственное ее спасение. Знала Рогнеда — оттого жива еще, что уста не разомкнула, когда кнут тело терзал. А все время перед глазами стояла тайная дверь, за которой спрятаны несметные сокровища. Она постаралась забыть про них, спрятала на самой глубине своего сознания, чтоб невзначай от мук и терзаний наружу не выскочило. Посаднику и палачу этому только одно и надо. Скажет и все. Похоже, и впрямь одна она тайну эту ведает, а более никто. Потому и измываются над ней, стараясь выведать. Но надо молчать, иначе смерть.