Читать интересную книгу Слова Будды - Ф. Л. Вудворд

То же самое можно сказать об ушах, о носе, языке, теле и уме.

Таким образом вследствие этих двух вещей сознание оказывается преходящим.

(«Сутта-нипатта» IV, 67)

Океан

(Возвышенный сказал:)

Океан, океан! – так говорит неученая толпа, о бхикку!

Но в благородной дисциплине, о бхикку, это не океан, а огромная масса воды, огромный водоем.

Глаз человека, о бхикку, – это океан. Его движение – это движение форм. Тот, кто преодолевает эти движения форм, называется «перешедшим поток». Тот, кто перешел, тот, кто пересек океан глаза с его волнами, с его заливами и проливами, с его акулами и злыми духами, которые суть вожделение, – такой брахман стоит на дальнем берегу.

Подобным же образом, бхикку, и язык человека – это океан, а его движение состоит из вкусов. Тот, кто побеждает вкусы,.. также пересекает поток.

И ум человека, бхикку, являет собой океан. Его движение состоит из мыслей. Тот, кто побеждает ум,.. стоит на дальнем берегу.

Так говорил Возвышенный.

Тот, кто пересек это море, изобилующее чудовищами,Демонами и страшными, непреодолимыми волнами,«Искусный в предании», человек святой жизни,«Ушедшим к концу мира» и «вышедшим за пределы» его называют.

(«Сутта-нипатта» IV, 157; эти же стихи в § 60 «Ити-вуттаки»)

Все

Возвышенный сказал:

Бхикку, я буду учить вас Всему. Прошу вас, слушайте это учение.

И что такое, бхикку, есть это Все? Это глаза и видимый объект, уши и звук, нос и запах, язык и вкус, тело и объекты прикосновения, ум и мысли. Это, бхикку, и называется Всем.

И вот, бхикку, тот, кто скажет: «Отвергнув все это, я провозглашу некоторое другое Все», – такой может быть сущность его речи; но, будучи спрошен, он не сможет выполнить свою похвальбу и, кроме того, придет к разочарованию. Ибо сделать это, о бхикку, будет не в его силах.

(«Сутта-нипатта» IV, 15)

Подчинение способностей

Тот встречается со злом, о бхикку, кто не укротил «Все шесть сторон обители чувственных впечатлений».

А те, кто научился властвовать над нимиС верой в товарища, – они пребывают свободными от вожделения.Взирая на восхитительные или неприятные предметы,Пусть сдерживает он свои наклонности,Вожделения к прекрасному; пусть не разрушает сердцаМыслями: «О, это дорого!»И снова услышав приятные или резкие звуки,Не отвлекаясь их сладостью, пусть обнаружитОшибку своих чувств; пусть не разрушает сердцаМыслями: «О, это сладкозвучно!»Если его нос уловит какой-то восхитительный аромат,А после него – неприятное зловоние,Пусть он сдерживает отвращение к этой вониИ не увлекается вожделением к аромату.Если он вкусит сладкую, изысканную пищу,А после его язык опять-таки ощутит горечь,Ему не следует жадно пожирать сладкое,Не следует и чувствовать отвращение к горькому.Не опьяняйтесь содержанием приятного,Но и не отшатывайтесь от прикосновения боли:Безразличный к удовольствию и к боли,Пусть он будет свободен от влечения и отвращения.Другие одержимы (вожделением),В такой одержимости они живут и познают,Но мудрый рассеивает все низкие привычки умаИ следует по пути отказа от «я».При соприкосновении с этими шестьюПравильно воспитанный ум никогда не будет потрясен.Бхикку, победите обоих – вожделение и отвращение.Выйдите за пределы рождения и смерти!

(«Сутта-нипатта» IV, 70, 71)

Невозмутимый и освобожденный

Тогда досточтимый сын Малункьи пришел к Возвышенному и сел подле него после приветствия. Сидя таким образом, досточтимый сын Малункьи сказал Возвышенному следующее:

– Для меня было бы хорошо, господин, если бы Возвышенный вкратце преподал мне свое учение; услышав это учение от Возвышенного, я мог бы пребывать в уединении, в отдалении серьезный, ревностный, решительный.

– На твою просьбу, сын Малункьи, я скажу: какой толк в том, что я бесполезно учил тебя, когда ты был молодым бхикку, если сейчас, будучи старым человеком, человеком зрелой жизни и преклонного возраста, прожив много лет, ты в конце жизни просишь меня теперь кратко изложить свое учение?

– Но, господин, хотя я и стар, хотя я сильно отягощен годами, да преподаст мне мой господин, Возвышенный, вкратце свое учение! Может быть, я смогу понять его, понять то, что скажет Возвышенный. Несомненно, я мог бы стать наследником слов Возвышенного.

– Так как же ты думаешь, сын Малункьи? Что касается этих форм, познаваемых глазами, которые ты не видел, которые никогда не видел раньше, которых не видишь сейчас и никогда не имеешь желания увидеть в будущем, – имеешь ли ты какое-либо пристрастие, какую-то страсть, какое-то тяготение к таким формам?

– Нет, господин.

– Что касается тех звуков, которые познаются ушами, которых ты не слышал, никогда не слышал, которых не слышишь сейчас и не имеешь желания услышать в будущем, – имеешь ли ты какое-то пристрастие к таким звукам, какую-то страсть, какое-то тяготение?

– Нет, господин.

– А что касается запахов, познаваемых носом, вкусом, познаваемых языком, прикосновений, познаваемых телом, – которые ты не обонял, не вкушал, с которыми ранее не соприкасался, которые не обоняешь, не вкушаешь, с которыми не соприкасаешься сейчас и не желаешь этого в будущем, – имеешь ли ты какое-либо пристрастие, какую-либо страсть, какое-либо тяготение к таким запахам, вкусам или прикосновениям?

– Нет, господин.

– А что касается вещей, познаваемых умом, вещей непознанных, никогда не бывших познанными ранее, вещей, которые ты не знаешь сейчас и не желаешь познать в будущем, – имеешь ли ты к таким вещам какое-либо пристрастие, какую-либо страсть, какое-либо тяготение?

– Нет, господин.

– Тогда в этих случаях, поскольку речь идет о вещах видимых, слышимых, ощущаемых и познаваемых, у тебя будет просто наличествовать видение видимой вещи, звук слышимой вещи, ощущение осязаемой вещи и представление о познаваемой вещи. И вот, сын Малункьи, поскольку дело обстоит так, как я только что сказал, поскольку благодаря этому и в этом у тебя не будет никакого пристрастия, никакой страсти, никакого тяготения ни в этой жизни, ни в иной, ни в промежутках между жизненными состояниями, – как раз это и будет концом страдания.

– Господин, я понимаю все до мелочей в этом учении, вкратце преподанном мне Возвышенным.

После этого досточтимый сын Малункьи более широко изложил учение Возвышенного в стихах; Учитель одобрил эти стихи, повторив их.

Затем досточтимый сын Малункьи, радуясь словам Возвышенного, выразил ему благодарность, поднялся с места, приветствовал Возвышенного, обойдя его справа, и ушел.

Далее досточтимый сын Малункьи, пребывая в одиночестве, в отдалении, серьезный, ревностный и решительный, в скорости достиг той цели, ради которой члены рода в должное время уходят из дома для бездомной жизни, для той непревзойденной жизни в святости, когда благодаря самостоятельному постижению истины и пребыванию в ней при помощи собственных сверхъестественных сил они достигают освобождения. И таким образом он постиг истину: «Разрушено повторное рождение, прожита святая жизнь, сделано должное, нет более существования в условиях, подобных нынешним».

И досточтимый сын Малункьи стал еще одним из арахантов.

(«Сутта-нипатта» IV, 72 и след.)

Притча о постоянно дымящемся муравейнике

Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал около Саватхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики. И вот в то время досточтимый Кумара-Кассапа пребывал в Темной роще. Тогда некий дэва с чудесным сиянием озарил великолепием все пространство этой рощи, явившись к досточтимому Кумара-Кассапе, приблизившись к нему и став подле него. Стоя таким образом, этот дэва так обратился к досточтимому Кумара-Кассапе: «О бхикку, о бхикку, этот муравейник дымится по ночам и пышет пламенем днем», – а потом рассказал следующую притчу:

К мудрецу пришел брахман и сказал: «Рой, о мудрец, взяв свое орудие». И мудрец взял свое орудие и рыл – и наткнулся на лом. Тогда он сказал: «Господин, вот лом».

Тогда сказал брахман: «Брось этот лом, возьми свое орудие, о мудрец, продолжай рыть». Тот так и сделал – и наткнулся на пузырь; тогда он сказал: «Господин, вот пузырь».

Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось этот пузырь, возьми свое орудие и рой». Он так сделал – и наткнулся на вилы с двумя зубцами; тогда он сказал: «Господин, вот вилы с двумя зубцами».