Читать интересную книгу Бухта Анфиса - Лев Правдин

С треском распахнулась дверь и с треском захлопнулась — появилась Милана.

— Никандра остается на месте! — сообщила она так торжествующе, словно это она отстояла редактора.

— Знаю. Записали выговор.

— Ты еще не все знаешь. — Она схватила со стола бумагу и, как веером, стала обмахивать свое пылающее лицо. — Слушай. Дом этот, неплановый, передать в жилищный отдел. В него из бараков людей переселят.

— Вот это здорово!

— Мы с тобой помогли. Ну, Артем, хоть немножко. Помогли ведь, да? Ну вот столечко…

Было бы несправедливо умалять свое участие в таком справедливом деле, и Артем ответил:

— И я тоже считаю, помогли. Мы с тобой.

— Вот спасибо тебе! — воскликнула Милана и, подбежав к Артему, поцеловала его в щеку. Она просто была переполнена торжеством и не знала, куда деть избыток радости, которую он ей подарил.

Артем вспыхнул. А Милана, не замечая его растерянности и не придавая своему порыву никакого значения, расхаживала по кабинету и говорила:

— Знаешь, у меня идея: надо написать очерк о новоселах. Как они вселяются в новый дом. Давай вместе, а? У нас здорово получится… Ты что так на меня смотришь?

Он не успел ответить — мимо прошел очень озабоченный Агапов.

— Привет, привет, — проговорил он на ходу. — Ширяев, зайди ко мне. — И скрылся в своем кабинете.

— Я подожду тебя, — прошептала Милана, и на этот раз ее шепот показался Артему страстным.

6

В тот день, когда вышла газета с очерком «Здесь разольется новое море», произошла одна встреча, заставившая Артема задуматься о правильности выбранного им пути.

После нескольких дождливых сереньких дней выглянуло солнце, и, когда Артем утром шел в редакцию, все кругом весело сверкало. Над крышами даже появился едва заметный парок, совсем как летом, после ночной грозы.

Не успел он сесть за свой стол и развернуть газету, пришел Семен, поздоровался и спросил:

— Ну, как?

— Да вроде ничего, — ответил Артем, стараясь не смотреть на газету.

— Прибедняешься. Или цену себе набиваешь?

— Придумай еще что-нибудь.

— Не понимаю я тебя. Выдал такой материал, какой и старому газетчику не всегда дается, и все недоволен…

Ушел. Артем почти дочитал очерк, зазвонил телефон:

— Ширяева можно? Это ты, Артем? Не узнал или зазнался?

Оказалось, говорит поэт Михаил Калинов. В доме партпроса литературный вечер. Областное отделение Союза писателей приглашает принять участие.

— Стихи будем читать. Давай приноси все, что написал за лето. Ты заглядывай к нам в Союз, я тебе новые стихи почитаю. Про ту старуху, у которой ночевали в деревне. Ну, пока!

И у Артема были стихи «про ту старуху» и еще про ту королеву в кленовом венке, портрет которой недавно появился на стене его комнаты, рядом с портретом неизвестной девушки. И еще, конечно, были стихи о любви, как о высшем даре природы. Но это он не будет читать на вечере. А вот отрывок из своего большого стихотворения, пока еще незаконченного, он прочтет обязательно. Это о тех, кто губит все живое, кто природу принимает только на кубометры.

По-прежнему светило солнце и свежий воздух валил в открытую форточку, но Артему почему-то не захотелось дочитывать свой очерк, который он так ждал, считая его появление началом своего пути.

«Если это начало, то каков же будет весь путь?» — вдруг подумал он, и эта мысль смутила его.

Солнечный луч, скользя по столу, подобрался к граненой чернильнице и начал с ней заигрывать. Сначала это было довольно невинное заигрывание, но потом вдруг чернильница ослепительно вспыхнула какой-то одной своей гранью. Артем отодвинул чернильницу в тень и вышел в коридор.

Там он натолкнулся на Четвертую полосу, который стоял у двери своего кабинета и курил, так торопливо затягиваясь, словно собирался вскочить в трамвай, готовый, тронуться.

— Здорово, — ответил он на Артемово приветствие. — Ну, как оно?

— Да так, — бессмысленно ответил Артем на явно бессмысленный вопрос и удивился оттого, что его поняли.

Четвертая полоса с уважением прикоснулся к его плечу.

— Молодец. Ты наш отдел не забывай. Заметки всякие, новенькое, что поймаешь попутно, все нам давай. Договорились? Заходи, не гордись.

Начало пути… Все идет хорошо. Его заметили, признали, он стал своим человеком в редакции и, кажется, уважаемым работником. Чего же еще можно желать для начала? Но какая-то неизвестно откуда взявшаяся тревога продолжала смущать его.

Отвлек его звонок Агапова: он сидит дома, пишет передовицу и раньше двух не придет. Он поручает Артему взять в его столе, в верхнем правом ящике, протокол производственного совещания водников и сделать из него статью строк на полтораста. Такое четкое и ясное задание обрадовало Артема, и он по неопытности провозился с протоколом почти весь день. Но зато заслужил благодарность своего шефа:

— В нашем деле важно схватить главное, и у тебя это получается. На машинку.

7

Кончился рабочий день. По дороге дамой Артем зашел в книжный магазин, где и его отец, и он сам были постоянными покупателями. Пожилая, давно знакомая продавщица сказала, что ничего нового нет, и спросила:

— Вы были в Старом Заводе? Мы туда каждое лето ездим. Как хорошо, что деревня сохранилась! И написали вы об этом очень хорошо, хотя и мало.

И тут Артем услыхал знакомый сочный голос:

— Товарищ Ширяев! Командор!

Зиновий Кириллович. Красивый старик и его личный враг. Вытягивая пухлые губы, как будто собираясь свистнуть, он крепко сжимал руку Артема:

— Очень рад! Очень.

Его полное румяное лицо сияло; казалось, что его и в самом деле несказанно обрадовала нечаянная встреча. Они вместе вышли из магазина и двинулись к театральному скверу. Зажглись фонари, на дорожки сквера легли изломанные, расплывчатые тени от голых ветвей.

Они шли из одной аллейки в другую. Зиновий Кириллович вспоминал недавнюю совместную экспедицию на «Решительном», а Артем молчал и думал, как бы ему отделаться от своего непрошеного и неприятного спутника. После того ночного разговора на Анфисином дворе между ними установились строго официальные отношения. Артему иногда казалось, будто Зиновий Кириллович посматривает на него слегка иронически, как бы не принимая всерьез их недавнюю ссору. Посмеивается над всей этой историей, считает его мальчишкой. Может быть, он и сейчас…

Артем насторожился. Нет. Никакого намека на иронию. Простой, дружеский тон и даже с оттенком почтительности. В чем дело?

Сквозь чащу оголенных деревьев и кустов блеснули праздничные огни оперного театра. Через небольшую площадь пробирались к подъезду немногочисленные посетители. Рядом с афишами и немного повыше их натянут плакат: красные, похожие на огненные языки, буквы по белой бязи: «Сомбреро». Все-таки они это поставили! А зрителей-то не густо. Так им и надо. И никакие, даже самые яркие плакаты никого не заманят.

— «Сомбреро», — сказал Зиновий Кириллович, — испанское что-то.

— Они тут сделали африканский танец.

— Да? Любопытно…

Вспомнив девчонок из кордебалета, замордованных, испачканных коричневой грязью, самозабвенно изображающих то угнетенных, то бунтующих африканок, Артем подумал, что этот балет, наверное, понравился бы Зиновию Кирилловичу. И в театре тоже нашелся «деляга», по мере своих сил выкорчевывающий прекрасное. Одно они делают нечистое дело.

— Ничего любопытного, — пробормотал Артем, — сплошное уродство.

— Вам не понравилось?

— Это никому не может нравиться. Видите, народу не густо.

— Народ? Да-да… — Зиновий Кириллович покрутил головой, словно жалея кого-то: народ, который не принял спектакля, или театр, который погорел на этом деле. — Народное мнение — категория изменчивая…

— Это как? — угрожающе спросил Артем, и даже остановился.

Остановился и его спутник, но ничуть не испугался. Он даже не перестал покачивать головой, жалея заодно и Артема. Но глаза его, высвеченные блеском театральных огней, источали мягкое доброжелательство.

— Как вам известно, оперу «Жизнь за царя» народ тоже не принял, и понадобилось много времени…

— Мне это известно. Только не народ, а придворная знать не приняла оперы, — перебил его Артем, тоже пытаясь изобразить улыбку, хотя бы и не очень доброжелательную. Надо, чтобы он, этот инженер, понял твердость убеждений Артема. Удалось ему это или нет, он не успел понять, потому что в эту минуту Зиновий Кириллович, все еще улыбаясь, нанес сокрушительный удар.

— С удовольствием прочитал вашу статью сегодня, — учтиво сказал он. — Производит впечатление. Особенно там, где вы говорите о наступлении на природу.

Артему вдруг стало жарко в этот прохладный вечер. Он все еще продолжал улыбаться, словно удар, нанесенный ему, еще не дошел до его сознания. Вот она, та непонятная тревога! Весь день таскалась за ним, как бездомная собака, которую походя приласкали. Человек, торжественно объявленный личным, непримиримым врагом, «прочел с удовольствием». Вот что значит один только раз изменить самому себе.