Что ж, у Софии было и свое темное прошлое. Ее грехи, может быть, не так многочисленны и не столь безнравственны, но они точно такие же темные, как и грехи Грейсона. И она не позволит еще одному мужчине видеть в ней безгрешного ангела, женщину, к которой нельзя испытывать желание и нельзя прикоснуться. Она задела юбкой стол, сократив расстояние между ними.
— Мы еще не закончили.
— Дорогая, думаю, мы закончили, еще не начав. Она покачала головой и положила руку ему на руку.
— У вас есть еще вопросы, которые вы должны мне задать.
Его губы слегка изогнулись в усмешке. Он взял ее руку в свою. Софии захотелось, чтобы ровное море под ними немедленно превратилось в бурлящий ад, который бросил бы ее в его объятия. Но океан оставался спокойным.
— Только не говорите мне, — сказал он, поглаживая ее пальцы, — что эти нежные изящные ручки совершили кражу.
— Но они совершили.
— Кражу чего? Ленточек? А может, кружева? — Он сложил ее пальцы и отвел руку. — Нет, скорее вы похитили несколько листков бумаги.
— В некотором роде.
— Какими бы ни были ваши мелкие грешки, дорогая, уверен, их стоимость не превышает стоимости одной монеты в кармане моего жилета.
Боже, он и представления не имеет! Опустив глаза, София прижала руку к кошельку под корсетом. Да, деньги формально принадлежат ей. Но разве Тоби не имеет на них прав? Теперь он может предъявить иск ее родителям, требуя наследства, которого она его лишила, сбежав. То, что она сделала… Это не слишком отличается от обмана мистера Грейсона. Она похитила собственное наследство.
— Вас поразила бы стоимость моих грехов.
Но не успела она развить свою мысль, как он пальцем приподнял ее подбородок и, повернув к себе лицо Софии, тотчас опустил руку.
— Только не говорите, что вы замужем.
В горле у нее забулькал смех.
— Конечно же, нет. Нет.
Но приступ вины прогнал смех прочь. Сейчас она уже была бы замужем. Усилием воли она попыталась сдержать улыбку, но глаза ее рассмеялись. Казалось, ее смех, как и ее ответ, обрадовал и его. Он вновь стал походить на самого себя. София порадовалась в душе.
— Скольких мужчин вы знали?
— Много.
Он удивленно поднял брови.
— Считая мужчин на этом корабле?
— Нет, без них… — Она кокетливо улыбнулась ему. — И все же несколько.
— Были ли любовники?
Пренебрежение в его голосе, самодовольный изгиб губ… София знала, что он ожидает от нее прямого отрицания. Он ошибается.
Был единственный способ показать ему свою истинную натуру — солгать.
— Да. Один.
Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы. София повернулась и сделала два шага в сторону. Пытаясь успокоиться, она сжала кулачки так, что ногти впились в ладони. В конце концов, она давно уже привыкла ко лжи.
— У вас такой удивленный вид, — начала она, глядя на мистера Грейсона через плечо. — Я давно уже говорила вам о Жерве. О моем учителе рисования, о наставнике в искусстве…
— В искусстве страсти, — закончил он и бросил на нее скептический взгляд. — Да, я помню, я и тогда вам не верил.
— Не имеет значения, верите вы мне или нет, — сказала она, стоя в углу каюты. — Он был высокий, стройный и божественно красивый, с черными как смоль волосами и длинными изящными пальцами. И, между прочим, любил он меня отчаянно.
— Они это умеют.
— Он любил меня, — продолжала настаивать она. — Отчаянно. — Она смахнула прядь волос со лба и продолжила: — Это была первобытная, животная страсть.
Он хмыкнул и скрестил руки на груди.
— Животная страсть? Что вы можете знать о животной страсти?
Она вспыхнула под его откровенным взглядом. Сочинить дальше ей было уже нетрудно. Основываясь на опыте одной распутной фермерши и близости к этому чертовски привлекательному мужчине, она вполне может сочинить короткую сказку о животной страсти.
— Все началось с тлеющих взглядов, которыми мы обменивались в переполненных комнатах. — Медленно, почти незаметно двигаясь, она приближалась к нему. — Потом мы начали искать повод, чтобы прикоснуться друг к другу. И каждый раз, когда его рука касалась моей… — она провела кончиком пальца по его руке, — я трепетала от желания.
Он схватил ее за запястье. София затаила дыхание.
— Ладно, — сказала она. — Полагаю, вам известно, как дальше развиваются события.
— Полагаю, что известно. — Он отпустил ее запястье, и него глазах что-то промелькнуло. Он начал ей верить. — Хотите сказать, что именно по этой причине вам пришлось отправиться на Тортолу, чтобы занять место гувернантки. Ваша репутация была погублена.
София едва заметно кивнула. Какая заботливость с его стороны — произнести за нее половину лжи! Ее слова обрели должную силу и довольно уверенно рассекали жаркий застоявшийся воздух.
— Мы стали слишком неосторожны. Как только Жерве позволил мне ощутить вкус рая, ничто не могло помешать нам быть вместе. При любой возможности я сбегала от своей компаньонки и, чтобы встретиться с ним, ночью тайком выбиралась из дома. Гардеробные, каретные сарай, даже наемный кеб — наши свидания не знали границ. Жерве даже приехал в Кент, чтобы встретиться со мной на одном из званых вечеров у нас дома.
— Званый вечер? — Он торжествующе поднял указательный палец. — Я знал, что вы из благородной семьи и были рождены не для того, чтобы стать гувернанткой.
София бросила на него дерзкий взгляд.
— Я также была рождена не для того, чтобы стать распутницей. Но я ею стала.
— Распутницей… Это вы-то?
София порылась в памяти, мысленно пролистывая главы своей книги. «Детали, — сказала она себе. — Детали убедят его».
— Мы договорились встретиться в конюшне. Жерве не мог рисковать и приближаться к нашему дому, ведь его могли увидеть. Я тайком взяла платье фермерши и убрала волосы под соломенную шляпку с широкими полями. Я шла, опустив голову, так что узнать меня было невозможно. Когда я пришла в конюшню, он поджидал меня за дверью. Не говоря ни слова, он схватил меня на руки и понес на чердак. Там он зажег дюжину свечей, разбросал розовые лепестки и бросил огромный плед на ложе из сладко пахнущего сена.
— Дюжина свечей, зажженных в конюшне, полной сухого сена? Вам повезло, что вы не сгорели заживо, моя дорогая.
София подняла брови и выпрямилась, выказывая свое недовольство.
— Наша любовь была огненным раем. Я думала, что в этом пламени я поднимусь на небеса, так необыкновенно было наше удовольствие той ночью.
Он прикрыл глаза рукой и начал смеяться:
— Какое у вас живое и романтическое воображение!
— Это не воображение. Я рассказываю вам правду!