у меня было очень зверское лицо, потому что он всё-таки немного сбавил тон.
— Кесса… я понимаю, что у тебя эмоции. Но ты же знаешь, что я прав, не так ли? Хотя бы рационально. Тогда ты испугалась, а сейчас пора уже реагировать… адекватно.
— Адекватно?
Если бы кружка всё ещё была у меня в руках, она бы, наверное, треснула.
— Да, — упрямо сказал Арден. — Это когда ты разумно реагируешь на объективную реальность.
— Адекватно, — я перекатила это слово на языке, будто пробуя. — Разумно. Объективно.
Видит Полуночь, я всегда была очень, очень воспитанной девочкой. И все те разы, что я представляла, как вгрызаюсь ему в горло, — я делала это всё-таки не совсем всерьёз, как-то… не по-настоящему. И даже когда вчера я била бутылку, я не хотела ему на самом деле никакого особого зла. У меня всё бурлило внутри, а наэлектризованная кожа почти болела от физического, животного ощущения угрозы; мне нужно было схватиться за что-то, сузить зрение до одной понятной, яркой точки, чтобы не видеть ничего вокруг.
Но вот сейчас, — сейчас во мне что-то будто проснулось.
— Ты, я посмотрю, самый рациональный из всех? — я даже не знала, что умею так разговаривать: холодно, зло и с издёвкой. — Разумный. Адекватный. И всё так хорошо придумал. Такой благородный, просто принц на белом лимузине, будешь от большого, чистого сердца обо мне заботиться. Я по утверждённому графику сначала влюблюсь, потом буду ужасно растеряна, потом немного порыдаю в твою широкую мужскую грудь, но не слишком долго, чтобы не надоело. И радостно упаду в твои объятия, поеду, куда скажешь, займусь чем-нибудь, что тебе понравится, и мы будем просто обосраться как счастливы вместе, да?
— Кесса…
— Заткнись. Тебя кто учил перебивать женщин, мачо? Так вот, по поводу всех твоих романтических иллюзий: ты нихрена не понял. И если ещё раз, ещё хоть раз, ты попробуешь что-то решить за меня, я убью её, твою возлюбленную ласку, и посмотрю, что ты будешь делать.
Арден, кажется, подавился воздухом. Если бы взглядом можно было по правде сверлить, у него была бы сквозная жжёная дырка между глаз.
— Это невозможно, — наконец, хрипло сказал он.
— О, — это не я так улыбнулась, нет, у меня ни за что бы так не получилось. Мне помогла ласка; я позаимствовала у неё этот фирменный презрительный оскал, выражающий что-то вроде «такой большой и такой тупой». — Ты просто слишком застрял в своей объективной реальности.
Не знаю, до чего мы бы такими темпами договорились, но в этот момент мастер Дюме шумно сорвал с отрывного кухонного календаря листок.
Это сработало так, будто он сказал нечто вроде сдержанного «кхе-кхе»: мы с Арденом оба промолчали и повернулись к нему. Честно говоря, я вовсе забыла, что он всё ещё здесь.
В календаре был ещё только сентябрь. Мастер вынул из-за уха карандаш, написал что-то, закрывая листок рукой, и передал его Ардену, и у того лицо исказилось от ярости.
— Советы от эксперта по отношениям?
По тому, как сузились глаза колдуна, было как-то сразу ясно: это была плохая шутка и переход некой невидимой грани. Арден спохватился сразу же смешался:
— Извини.
Мастер Дюме медленно кивнул и оторвал следующий листок, — на нём был какой-то рецепт закатки из помидоров, — перевернул и написал уже для в открытую:
«Предлагаю поговорить о деле.»
Честно говоря, мне не было никакого дела до его дел. То самое что-то, что проснулось во мне и вылилось в агрессию и давление, выдохлось и потухло; я как-то вдруг ощутила, как сильно у меня гудит голова, как болят ранки от ногтей в ладонях, как размывается перед глазами картинка. Я не сразу поняла, что вот это, из-за чего плывёт зрение и щиплет глаза, — наверное, слёзы.
Сморгнула украдкой.
— Кесса, — вдруг сказал Арден, — у тебя кровь.
Я смотрела на него непонимающе, не совсем осознавая, что вижу. Он нахмурился, — глубокая несимметричная морщинка между бровями, как раз там, у лиса белая полоса, — надёргал из коробки салфеток, подошёл и прижал их к моему носу.
Влажно.
Я прикрыла глаза. Надо бы возмутиться, но я не смогла. Очень хотелось привалиться к нему плечом, зарыться носом в ворот рубашки, позволить ему обнять и шептать на ухо всякие глупости; вместо этого я облокотилась на высокий кухонный стол.
Негромко хлопнула дверь. Мастер Дюме вошёл, неловко опираясь на посох; в руках он нёс тот самый деревянный ящик, за которым мы заезжали в волчью резиденцию.
Он поставил его, открыл. Внутри — песок по самый борт, из которого торчит несколько верёвочек с бирками.
Мастер вчитался в них, потянул и выложил на крышку ящичка аккуратный кулон, нечто вроде обнимающей невидимый шар серебряной спирали.
Я дёрнулась, и окровавленные салфетки осыпались на пол.
— Опал, — сдавленно сказала я. — Там должен был быть опал. Где он? И нам сказали, что его… не нашли.
— Лисы сняли артефакт с тела, — тихо сказал Арден, аккуратно взяв меня за руку. — Его забрали на экспертизу, потому что опал вытек.
Я нахмурилась. Это была полная ерунда. Ара носила этот кулон, не снимая: это был подарок бабушки, который когда-то достался ей от её бабушки. Ара привязывала к камню защитные плетения.
Опал — водный камень. При энергетическом сломе он сперва сочится мерцающей полупрозрачной жидкостью, а потом — разбивается на влажные сияющие брызги, нам показывали это на первом курсе. Но с чего бы