ли выкопал ящик. Показал мне на него мордой: гляди, постельное бельё, ну ты разберёшься.
Снова тявкнул. У него это получалось ужасно умильно. Если для меня-ласки лис был огромным и пугающим, то мне-человеку он казался очаровательным. Будто поймав эту нотку, Арден боднул меня мохнатым лбом в колено.
Я ошарашенно почесала его за ухом.
Лис вывалил язык и улыбнулся, — широко, хитро. Лизнул мои пальцы. Легонько прихватил их зубами. Я почему-то смешалась и покраснела. Шерсть жёсткая, но белая стрелка на лбу мягче, нежная на ощупь…
Пах он правда… ну… лисой.
— Вообще-то, — облизнув губы, сказала я, просто чтобы что-то сказать, — залечивать травмы лучше в том обличье, в котором они были получены.
Лис посмотрел на меня с сомнением и снова тявкнул.
А потом развернулся ко мне пушистой рыжей задницей, отошёл немного и нырнул в сваленные в углу одеяла. Покувыркался там, довольно урча; вырыл гнездо — и сложил голову на лапы.
Придурок. Просто придурок.
Я покачала головой, — и поняла, что улыбаюсь. Торопливо стёрла с лица это недопустимое выражение, ухватила покрепче бутылку и отправилась в коридор, искать совок и веник.
xxiii
— Я не сплю человеком, — объяснил Арден утром, за завтраком. — Не получается.
Я вяло жевала слишком густую овсянку, сваренную мастером Дюме, и едва не спросила: «Давно?».
Но вовремя себя одёрнула. Потому что было вполне понятно — давно; с тех самых пор, как я убежала.
Разрыв вроде нашего — это, конечно, не смерть. И всё равно — это непросто для двоедушника. Запах пары создаёт привязанность, а ещё — успокаивает; рядом с парой ты (так говорят) чувствуешь себя в безопасности. Многие пары плохо спят по отдельности, и волки, например, во все официальные визиты ездят семьёй.
У нас, в Амрау, была одна вдова, старая лосиха. Её пару унесла болезнь, а она пережила его на двадцать шесть лет и хорошо справлялась: вырастила детей, держала крепкое хозяйство, варила лучшее в городе пиво и даже, поговаривали, завела любовника из колдунов, эдакая извращенка. Но и она всегда вечерами обращалась и спала под окнами, рогатая и печальная.
Наверное, Ардену было… нелегко. Не могу сказать, что я много об этом думала. И сейчас никаких уколов совести я тоже не почувствовала; поэтому пожала плечами и буркнула:
— Бывает.
Я сама тоже спала плохо; даже не спала, пожалуй, — дремала. Обычно на ночь я убирала артефакт под подушку, но сегодня не решилась его снять, так и лежала всю ночь, сжимая его в ладони. И что-то во мне всё прислушивалось к звукам ночного дома, не давая окончательно провалиться в темноту.
К тому же выяснилось, что лис храпел. У меня было серьёзное подозрение, что он делал это специально.
Так это или нет, было, конечно, не узнать. Утром Арден вежливо встал раньше и добрых полчаса «помогал с кашей» на кухне, уступив мне и комнату, и душ. Он вообще был в на удивление оптимистичном настроении, и, стоило мне перейти к чаю, заявил:
— Мастер Дюме передал, что ты любезно согласилась помочь с нашей небольшой проблемой. Приступим после завтрака?
— Вообще-то сегодня среда, — напомнила я, — меня ждут в мастерской, и вечером занятия.
Он нахмурился.
— Думаю, ты туда не пойдёшь.
Ну, начинается. Конечно же, без этого никак нельзя было обойтись.
— Думаю, пойду.
— Кесса, давай не будем тратить время на споры, хорошо? Совсем нет на это настроения. Кстати, у нас где-то бы лимон, добавить тебе в чай?
Я картинно отодвинула от себя чашку.
— Меня ждут в мастерской, — с нажимом повторила я. — Просто взять и не прийти — это безответственность. К тому же, меня уволят за прогул.
Арден покачал головой, встал и принялся рыться в холодильнике; вытащил лимон, взял из шкафа досточку и принялся нарезать тонкими полупрозрачными кружочками.
Плюх! Жёлтый кружалик на мгновение скрылся в чае целиком, потом показал яркий бочок и выплыл, покачиваясь.
— Кесса, — Арден аккуратно взял меня за руку, погладил пальцы, — теперь, когда мы, наконец, встретились, многое изменится. Тебе не обязательно работать. У меня пока есть в Огице дела, но после мы можем уехать в Кланы, подумать, как и где хотим жить… Я дам тебе время привыкнуть и убедиться, что я не кусаюсь. Мне жаль, что те события оказали на тебя такое влияние. Я бы хотел показать тебе, что на самом деле…
Я отобрала руку, встала. Взяла кружку. Подошла к раковине и, ослепительно улыбаясь, резко её перевернула.
Чай ухнул в раковину весь, вместе с пакетиком и трагично брякнувшей ложкой.
— Не люблю, — я снова улыбнулась, — с лимоном.
— А сказать не могла?..
— О. Ты хочешь поговорить со мной об умалчивании?
— Вот поэтому, — Арден ткнул пальцем в сторону раковины, — я ничего тебе и не говорил. Если бы ты стояла где сказано и не пыталась геройствовать, мы могли бы и дальше спокойно гулять, как нормальные люди. Влюбилась бы и приняла меня как хорошую новость!
Я не кинула в него кружкой. Это было большое достижение. Я опустила её в раковину нежно-нежно, контролируя себя так, будто размещала камень в крапановой закрепке.
Наверное,