Читать интересную книгу Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945 - Петер Гостони

Одной из самых насущных забот окруженных с самого первого дня осады стало снабжение города, которое осложнялось тем, что в нем кроме военных оставалось еще около 800 тысяч гражданских жителей, совершенно не готовых к длительной осаде. Хотя с самого начала было понятно, что снабжение города по воздуху продовольствием и боеприпасами не покроет потребностей осажденных, Гитлер возложил на 4-й воздушный флот немедленную организацию воздушного снабжения. Ежедневный объем снабжения, затребованный группой армий «Юг» для крепости, составлял более 80 тонн грузов, главным образом боеприпасов, горючего, продовольствия и медицинских препаратов. В первое время снабжение осуществлялось главным образом по ночам транспортниками Ю-52, летавшими в котел. Однако по мере сокращения района сражений и после потери импровизированного аэродрома (территории ипподрома) командование 4-го воздушного флота стало выступать за снабжение города посредством грузовых планеров или сброса грузов на парашютах. От появившегося было плана сажать машины на зеленое пространство перед королевским дворцом после нескольких попыток пришлось отказаться, поскольку грунт здесь не был пригоден для этого. Чтобы продолжать вывозить по воздуху из котла раненых и доставлять срочные бумаги, где-то в недрах воздушного флота разыскали некоторое количество самолетов «Физелер-Шторьх» и стали использовать их для этих целей. Значительные потери, которыми было оплачено это предприятие, не шли ни в какое сравнение с его результатами: 105 самолетов и 138 погибших, раненых и пропавших без вести стоили «воздушные мосты» Папа – Будапешт или Сомбатхей – Будапешт. В конце концов генерал-лейтенант Конрад, стоявший во главе службы снабжения люфтваффе для окруженной венгерской столицы, был вынужден признать, что ему не удалось выполнить порученную ему задачу. Из-за постоянного усиления русской противовоздушной обороны снабжение по «воздушным мостам» было прекращено. Последний самолет с грузом был сбит 9 февраля 1945 года над королевским дворцом в Буде.

Наряду с нехваткой боеприпасов положение защитников Будапешта осложнялось почти полным отсутствием горючего. На момент окружения города 13-я танковая дивизия и венгерская 1-я танковая дивизия располагали примерно 70 боеспособными танками, бронетранспортерами и штурмовыми орудиями. Вследствие нарастающего бензинового кризиса приходилось думать о том, чтобы взрывать боевые машины одну за другой.

Чтобы снабжать Будапешт боеприпасами, один из штабов вермахта запросил главное командование сухопутных сил, нельзя ли организовать поставки в окруженный город водным путем. Появилась надежда прорваться в венгерскую столицу через два русских фронта на одном из самых современных дунайских речных судов с грузом артиллерийских боеприпасов и бензина. После того как вопрос был решен положительно, это мероприятие – без всякого сомнения, самоубийственное – было в период с 31 декабря по 3 января успешно осуществлено. Хотя 40-тонное судно и не добралось до Будапешта, поскольку в 17 километрах от города село на песчаную мель, гарнизон города организовал его разгрузку и доставку груза в город на моторных лодках.

Тем временем бои за венгерскую столицу продолжались. Центр тяжести операций русских войск с самого начала находился на восточном берегу Дуная, в городском квартале Пешт, где советско-румынские части, невзирая на собственные потери, непрерывно штурмовали позиции осажденных. В течение новогодней недели германо-венгерские войска были вынуждены отойти к центру города, причем опасность разъединения частей обороняющихся становилась все больше. 7 января 1945 года Пфеффер фон Вильденбрух, который разместил свой КП в казематах королевского дворца (в бывшем бомбоубежище Хорти), докладывал командованию группы армий «Юг»: «Трудности сражений за Будапешт приобретают с каждым часом все большую тяжесть для его гарнизона вследствие растущей ожесточенности боев. На одиннадцатый день сражения бои за город приобрели исключительную интенсивность, в особенности на восточном направлении. Неприятелю удалось, неся при этом тяжелые потери, взломать линию обороны по обоим берегам Дуная и при мощной поддержке артиллерии, танков и авиации ворваться на территорию города. Ожесточенные уличные бои разгорелись в Кишпеште[69], южнее Восточного вокзала удалось контрударами ликвидировать два прорыва неприятеля. Передовая линия обороны, имеющая ряд опорных пунктов, несмотря на все усилия штабов и тыловых служб, из-за высоких потерь день ото дня становится все тоньше. Положение со снабжением после прекращения «воздушных мостов» совершенно катастрофическое. Общие потери с 24 декабря по 6 января включительно составляют 5612 человек…» К этому времени в Пеште понятия «фронт» в полном смысле этого слова уже не существовало. Фронт проходил по улицам, через дома и даже по квартирам и подвалам, в которых сражались изолированные небольшие группы. Связным еще удавалось под вражеским огнем кое-как поддерживать связь между различными штабами. Лежащий в пожарищах город, с заваленными обломками домов улицами, казался вымершим. Оставшееся в нем гражданское население попряталось в подвалах, где они спасались от смерти без электричества, газа и воды. Потери обороняющихся росли день ото дня. Не было возможности тушить пожары и погребать мертвых. Раненые истекали кровью там, где их застали пуля или осколок, поскольку не было никого, кто бы мог оказать им помощь.

Русские, которые в ходе своих атак сами несли тяжелые потери, время от времени устраивали в каньонах улиц загонные охоты на германских солдат. Военный корреспондент Н. Смирнов, сам бывший участником сражений за Будапешт, описывает в своей книге русского снайпера, который поклялся жестоко отомстить за своего погибшего товарища: «Однажды утром он нашел удобное место для засады на крыше трехэтажного дома недалеко от передовой линии. Вскоре он заметил на соседней улице одного немецкого офицера и взял его на прицел. Гитлеровец осторожно продвигался вдоль стены дома, затем оглянулся по сторонам и побежал через улицу. Афонин тщательно прицелился и прострелил офицеру ногу. Немец споткнулся и упал посередине улицы. Снайпер намеренно не стал убивать офицера первым же выстрелом. Он выжидал. И его расчет оправдался. На помощь раненому офицеру из подвала соседнего дома выбрался солдат. Едва он ступил на улицу, как Афонин выстрелом сразил его наповал. После этого офицер попытался сам ползком скрыться с улицы, но русский снайпер остановил его еще одним выстрелом. Немец больше не двигался, а только стонал. Через несколько минут на улице из подвала появился второй солдат. Афонин насмерть поразил и его, и лишь затем добил раненого офицера…»

От артиллерийского огня, в течение нескольких дней обрушивавшегося на город, взлетел на воздух склад боеприпасов, унеся при этом жизни тысяч гражданских жителей города. Русские громкоговорители, установленные наступающими на улицах города, в кратких перерывах между артобстрелами, оглашали цели следующих обстрелов и настаивали на том, чтобы солдаты, в особенности венгры, переходили на сторону русских, не забыв при этом взять с собой котелки для еды.

Но посреди этого ужаса люди сражались. Военный наблюдатель из нейтральной страны в Будапеште описал свои впечатления тех дней следующими словами: «Это была ужаснейшая битва: со времен Сталинграда никто не видел ничего подобного. Борьба шла за каждый дом и даже за каждую комнату. Улицы, площади и все дворы были завалены телами погибших… Весь город был опутан облаками дыма и гари… Только 5 января на улицах было подбито 22 германских танка. Страдания гражданского населения невозможно описать…» Другой корреспондент, немец, дополняет эту картину: «Тошнотворный запах разлагающихся тел разносится проливным дождем по развалинам города… Германские солдаты все обросли бородами. Короткие часы передышки они используют для того, чтобы упасть в каком-нибудь подвале на охапку соломы и спать, спать… Ни на одну минуту нельзя выпускать врага из поля зрения. Есть приходится, спрятавшись за мешками с песком и окнами подвалов, прямо из котелков, рядом с пулеметом и изготовленной к броску гранатой…»

Единственной надеждой обороняющихся была своевременная деблокада Будапешта. Осажденные, ожидая спасения, следили, насколько это было возможно из пределов города, за всеми германскими операциями в При-дунайской области. Тихими ночами до них иногда долетали отдаленные громы сражений на западе, которые все приближались, различимее все явственней. «Они идут! Наши «Викинги» и «Мертвые головы»! Прошлой ночью уже даже можно было различить дульное пламя танковых орудий!» – передавали друг другу осажденные, и имя Гилле, героя Ковеля и Черкасс[70], было у всех на устах. В казематах королевского дворца, на КП командующего IX горнострелковым корпусом СС уже царило настроение на прорыв. Все рвались навстречу приближающимся войскам, чтобы вместе с ними пробить себе дорогу из котла. Но внезапно смолк гром сражений обеих танковых дивизий IV танкового корпуса СС (3-й и 5-й танковых дивизий СС, а также наступавших вместе с ними на Будапешт 1,3, 6 и 23-й танковых дивизий, трех отдельных батальонов тяжелых танков и др. – Ред.), Гитлер настаивал, несмотря на срыв первой попытки деблокады, на дальнейшей обороне всего города. Об отходе из Пешта и о сдаче восточных частей города нечего было и думать, так как главное командование сухопутных сил включило частично еще не поврежденные мосты через Дунай в свои дальнейшие планы: они должны были служить для продолжения германского наступления на восточном берегу Дуная в качестве линий снабжения.