Читать интересную книгу Исчадие рая - Марина Юденич

С Раисой Егоровой действительно творились странные вещи. Психолог, получи таковой возможность наблюдать за ней те несколько часов, которые миновали после ее довольно длинного телефонного разговора с неожиданной соперницей, с интересом отметил бы стремительное падение самооценки, не вызвавшее при этом традиционную депрессию в самых тяжелых, а порой и трагических ее проявлениях. Отнюдь. Отвратительная перебранка, заключить из которой можно было лишь то, что обе дамы вполне соответствуют друг другу, по завершении действительно ввергла Раису в некое подобие ступора. Но это было только внешнее подобие. Мозг ее при этом работал стремительно и явил вдруг такие аналитические способности и склонность к таким сложным и многоступенчатым построениям, которые все сорок с лишним лет физического существования его обладательницы были ему никоим образом недоступны. Прежде всего Раиса сразу же, что было совершенно не в ее боевом коммунистическом духе, осознала бесполезность прямого противостояния с объявившейся соперницей в любой принципиально возможной форме. Связь чужой женщины с тем, кого более чем двадцать лет считала она своим единым и неделимым мужем, потрясла ее своей давностью, прочностью, а главное – откровенностью, с которой Егоров посвятил ту во все самые давние, сокровенные и даже интимные тайны их совместной жизни. Женщина знала, что Раиса носила очень закрытое «детское» белье из плотного дешевого трикотажа, презирая все возможные изыски в этой области и считая их атрибутикой женщин легкого поведения. Ей было известно, как наливаются и твердеют некоторые части тела Раисы в самые острые моменты физической близости, которая (и это было незнакомке также хорошо известно) случалась между супругами настолько редко, что ночи или вечера, когда это происходило, были наперечет. Женщина, с точностью до минут и особенностей тогдашней погоды, перечислила ей все последние. Она издевалась над необразованностью соперницы, приводя в пример известный только Раисе и Александру эпизод. Решив приобщить жену к общественной деятельности на поприще образования, тот организовал ей встречу с одним из вице-премьеров тогдашнего правительства, послушно посетив которого и отбарабанив заученную заранее речь, Раиса уже дома поинтересовалась у мужа: «А что это такое – вице-премьер?» Она вспомнила даже, как в смутные времена конца восьмидесятых годов бесконечно преданная делу партии Раиса, почувствовав, что незыблемая еще вчера, как гранит партийных монументов, почва медленно выскальзывает из-под ног, обратилась к мужу с вымученным вопросом, не покинуть ли ей, пока не поздно, палубу тонущего корабля. «Что ты, милая? – не скрывая издевки, ответил Егоров. – Партия только слегка приболела. Впереди – у нее блестящее будущее. Как можно бросать собственную совесть в трудные дни? Не ждал от тебя такого, вот уж не ждал…» Это Раиса помнила хорошо, и этого она никогда не простила мужу. Но оказалось, что не эта оскорбительная ирония была главной в (той истории, а то, что в нее оказалась посвящена чужая, посторонняя женщина. И за ней была сила. Она долго еще терзала не ведавшую прежде таких оскорблений душу Раисы многочисленными деталями, эпизодами и мельчайшими подробностями ее прошлой, закрытой, как всегда казалось, от посторонних глаз, жизни. И эта ее потрясающая осведомленность стала, пожалуй, главным аргументом, определившим окончательное и бесповоротное решение Раисы, не принимая навязанного сражения (незнакомка к нему призывала яростно и в самых оскорбительных выражениях), покинуть поле боя с минимальными потерями.

Во-вторых, неизвестная соперница угрожала. Раиса, не привыкшая к такому обращению, угрозам поверила и их испугалась. Испугалась почти физически, на животном уровне, почувствовав вдруг, как мышцы предательски скручивает сильная судорога, когда источающая яд собеседница стращала ее, демонстрируя отменное знание ее, Раисы Егоровой, дома изнутри. Ей было досконально известно расположение мебели, предметов интерьера, отколотых ступенек и неровностей ковра в прихожей. Медленно, смакуя каждый свой будущий шаг, она рассказывала, как проделает путь от калитки в высоком заборе до парадного крыльца, как и где отключит сигнализацию, как легко, не производя ни малейшего шума, преодолеет четырнадцать (и ни одной меньше!) ступеней лестницы, минует расстояние от лестничной площадки до ее спальни, медленно откроет дверь, невесомая проскользнет к кровати и… Мышцы Раисы, как и ее нервы, скрутились в тугой жгут, словно надеясь отразить разящий смертельный удар незнакомки. Уже потом, когда мучительный разговор был окончен, причем трубку швырнула девица, потому что собственный монолог перестал ее забавлять, о чем она откровенно сообщила напоследок, Раиса тоскливо и почти безразлично подумала: «Значит, он и домой ее водил». И еще подумала она, что большой мрачноватый дом никогда не был ее домом. Впрочем, эта мысль посещала ее часто, она постоянно упрекала в этом мужа, полагая, что выкладывать такие деньги за аренду безумие. Теперь же к этим простым, рациональным и привычным мыслям добавилась еще одна, которой при других обстоятельствах просто не нашлось бы места в ее голове. Дом ни от чего не мог ее защитить, несмотря на высокую ограду, прочные стены, хитроумную сигнализацию и целый штат вооруженной охраны – потому что этот дом никогда не был ее домом.

А помимо этого было привычное – ярость, гнев, желание немедленно и самым чувствительным образом наказать мужа, избить, исцарапать, почувствовать, как вонзаются ногти в мерзкую, сальную, пористую кожу на его физиономии, увидеть, как выступают из-под них капли крови, медленно стекая по лисьему скошенному подбородку. Господи! Да разве этого было бы достаточно для того, чтобы наказать его за все! Но это теперь уже не имело никакого смысла!

А что же? Что теперь имело смысл? Позор? Да! Презрение? Да! Злорадство развратных распущенных похотливых тварей – приятельниц, соседок по Жуковке, жен его собутыльников и партнеров, презираемых ею за все это и ненавидящих ее за порядочность, заслуженное благополучие и покой в семье? Да! Но и это не было главным.

Главным же было сохранить максимальное количество всего, что возможно. Прежде всего, наличных денег – эту категорию материальных ценностей Раиса уважала и любила более всего. Кредитным карточкам не верила и, протягивая плотный квадратик, золотистый или серебристый в зависимости от привилегии карточки, в магазине любой страны, независимо от стоимости покупки, всегда испытывала противную дрожь в конечностях из-за того, что карта может «стать». Справедливости ради надо заметить, что такое изредка случалось, и тогда для Раисы в прямом смысле наступала «маленькая смерть», позже плавно перетекающая в большой скандал для ее незадачливого супруга. Еще менее разбиралась она в механизме действия акций, ценных бумаг, паевом участии и прочих заумных финансовых построениях, таящих в себе массу опасностей и конечной целью своей всегда имеющих злонамеренный обман. Их следовало оставить на потом, когда за дело, как это ни мерзко, все же возьмутся адвокаты. Слава Богу, знакомые в этих сферах были и у нее, причем ее, личные, знакомые и вверять свое будущее в руки его жуликоватых партнеров и собутыльников ей не придется! Однако все это будет после. Сейчас ее более всего интересовали предметы, так сказать, легко отчуждаемые, – прежде всего денежная наличность. Затем драгоценности. Часы. Егоров был большим знатоком и любителем редких дорогих часов – сейчас все многочисленные футляры с часами, которые хранились в сейфе, немедленно перекочевали в пестренький пластиковый пакетик из супермаркета. Почти десятком подобных она предусмотрительно запаслась, отправляясь с ревизией в апартаменты мужа. Далее следовали антикварные безделушки – поеденное шашелем и ржавчиной, покрытое патиной, трещинами и выбоинами старье, баснословная стоимость которого ее всегда возмущала. Теперь для них очень даже сгодился следующий яркий пакетик. Документы на машины – они, к сожалению, в большинстве своем были оформлены либо на разные организации, названия которых были ей неизвестны, либо на людей, которых она никогда не видела. Однако две все же принадлежали им, ему и ей, – документы на них улеглись на дно следующего пакета. Обыск продолжался. Раиса, которая действительно все и всегда привыкла делать добросовестно и скрупулезно, не изменила себе и в эти скорбные часы, чем, сама не ведая того, существенно облегчила свои страдания. Эмоция, осознанная в качестве таковой, утверждают психологи, и расщепленная на составляющие, эмоцией быть перестает. Но что бы там ни говорили психологи, разбирая заветные и давно манящие ее хранилища мужниных ценностей, она почти успокоилась. А успокоившись, вдруг решила, что ничто не мешает ей действовать параллельно. Да, она решила не бороться за него, но никому ведь не известны истинные причины этого решения. И все, кто знает ее и некоторые подробности их почти двадцатилетней совместной жизни, поймут ее решение только в одном, очень даже выигрышном для нее ракурсе. Она просто не хочет унижаться и удерживать его. Вот что будет в голове у всех, и прежде всего его многочисленной и прочно сидящей у них на шее родни. И вывод из всего свалившегося на их головы они сумеют сделать только один: пришел нежданный конец щедрому содержанию. Милый их Сашенька либо сгинет без ее трогательной, но и требовательной заботы и внимания, либо просто не пожелает меценатствовать дальше, полностью подчиняясь новой своей госпоже. Той же от него требовались деньги, только деньги и ничего, кроме денег. Раиса настолько успокоилась, что парализовавший ее разговор почти стерся в памяти, и она досадливо подумала: «Надо было сообщить ей про его проблемы с Рокотовым. Неизвестно, с чем милый друг останется в итоге?» Однако мысль эта тут же испугала ее более даже опасной соперницы вместе со всеми ее угрозами. Если Егоров и впрямь расстается с Рокотовым, то из этого следует только одно – и он, и они с Ленкой, и новая его истеричка остаются ни с чем. Чтобы понять это, вполне достаточно было и скудных мозгов Раисы. Кроме того, разговоры на эту тему давно циркулировали в их кругу, и кое-кто уже поглядывал на нее с сочувственным злорадством. Однако до поры до времени все «держали лицо», и она втайне надеялась, что все в конце концов рассосется. Но все же это была опасность второй очереди. Что же касается первой – то следовало немедленно бросить на борьбу с ней лучшие, сиречь самые дорогие ему силы, страдания которых пережить Егорову будет очень трудно. Родителей. Сестру с двумя малолетними детьми и неработающим мужем – беженцем. Брата с Кубани. Обычно она на дух не переносила его, и каждый визит несчастного родича в Москву оборачивался для Александра дикими проблемами. Но теперь она готова была его возлюбить как родного. Привлечь необходимо было и кубанскую же бабушку, девяносто четырех лет от роду. Та могла, конечно, и не выдюжить дальней дороги, но тут уж как Бог решит, в конце концов, помрет бабуля – опять лее милому супругу будет не до радостей плотской любви с юной красоткой. И главное – Ленка! С ней вообще должно приключиться что-то из ряда вон. Наркотики, побег из дома, новая попытка самоубийства. Что ж, это был почти развернутый план действий.