class="p1">– Стало быть, ты одна хочешь быть пронырой? Какой эгоизм, дорогая!
Дождь продолжался до конца недели, как будто осень доставили прямо в разгар летнего зноя. Как-то так вышло, что в особняке Дэйзи в Ист-Эгге мы отдалились от материка. Продолжающий дуться Том все еще находился в городе, скорее всего, со своей подружкой из Уиллетс-Пойнта или каких-нибудь других, столь же малоизвестных мест. Мы остались в доме совсем одни, слуги возникали и исчезали в чинном молчании, более едком, чем просто тишина.
Мы курили на веранде, ужинали в полночь, листали луисвиллский школьный альбом Дэйзи, гадая, где сейчас ее одноклассники. Ответ на большинство вопросов гласил «в Луисвилле», и я, разглядывая нечеткие черно-белые лица на страницах альбома, слегка загордилась тем, как далеко пошла, хоть в этом и не было моей заслуги.
Когда наступила суббота, я проснулась на рассвете, под звуки грозы, и обнаружила, что Дэйзи вообще не спала. Ее комнаты выглядели так, словно магазин модистки переполнился и просто-напросто лопнул по швам, извергнув лавины шелка, хлопка, бисера и кружев на каждую доступную поверхность. Все еще в халате, я разминулась с горничной Дэйзи, Валери, которая выбежала из комнаты в слезах, с багровым отпечатком ладони на щеке.
– Не рановато ли лупить прислугу? – поинтересовалась я, и Дэйзи круто обернулась ко мне, оскалив жемчужные зубки. Ее глаза были зареваны.
– Так не пойдет, Джордан, – настойчиво заявила она. – Не пойдет. Мне совершенно нечего надеть. Придется ехать в Нью-Йорк, искать что-нибудь новое, а на это просто нет времени, но не могу же я допустить, чтобы меня увидели в тряпках прошлого се…
Я отняла у нее просторное платье из серого шелка, пока она не изорвала его, затем заставила ее сесть к туалетному столику. Когда вернулась Валери, кривясь, но с сухими глазами, я послала ее за говядиной, обжаренной на сковороде, и стаканом апельсинового сока.
– С шампанским, конечно? – с надеждой спросила Дэйзи, и я кивнула. Навеселе ей это испытание не выдержать, впрочем, я сомневалась, что она выдержала бы его и будучи трезвой.
Когда Дэйзи получила и съела слегка подрумяненную говядину и запила освежающим напитком, мы перебрали один за другим остатки ее гардероба и отыскали довольно непритязательное с виду маленькое творение Уорта – бледно-фиолетовое, с мягчайшей и романтичнейшей бахромой цвета сливок. В нем голубые глаза Дэйзи стали еще голубее, а когда платье дополнили парой атласных туфелек на элегантных деревянных каблуках, крашенных в тон, она успокоилась настолько, что позволила Валери уложить ей волосы.
– Дорогая моя, а что наденешь ты?
Я вскинула бровь.
– Я не думала, что поеду.
– Ну конечно, поедешь, хотя бы для того, чтобы бедняжка Ник не чувствовал себя третьим лишним.
– Значит, лишних будет двое.
По правде говоря, я не возражала. Как старой кошелке, мне хотелось увидеть, как все сложится. Вдобавок я не виделась с Ником целую неделю. Я даже не знала, известно ли ему, что я в Ист-Эгге, и мне вдруг захотелось увидеть его вновь – его задорную улыбку, легкость, которую приобретало его тело после нескольких напитков.
К тому времени мне доставили одежду, среди которой нашлось платье цвета дымчатого абсента с заниженной талией, расшитое виноградными лозами по горловине и подолу. У Дэйзи я позаимствовала туфли из золотистого атласа и цветочную шпильку из золота для прически, в итоге мы задержались. Дэйзи слишком нервничала, чтобы сесть за руль, поэтому мы разбудили шофера Ферди и вскоре уже, хоть и с небольшим опозданием, неслись по шоссе к Уэст-Эггу.
Дню новой встречи Дэйзи и Джея Гэтсби следовало бы выдаться дивным – таким же, как день ее свадьбы или, по крайней мере, ясным днем угасающего лета, как те, когда она познакомилась с симпатичным молодым военным. Но вместо серебристых облаков над головой болталось что-то вроде тряпок, вывешенных на просушку, и, когда мы вышли из машины возле скромного домишка Ника, мы обе учуяли запах дождя – приостановившегося ненадолго, но ни в коем случае не отступившего. Дома в Луисвилле этот отчетливый запах влаги в сочетании с неуютной покалывающей жарой предвещал скорый смерч, проносящийся по распаханной равнине с разрушительной яростью, губительной для всего живого. Но мы были на востоке, а здесь существовали совсем другие опасности для нашей жизни.
Дом Ника был странным строением чуть больше коттеджа для садовника на ломтике газона, тем не менее аккуратно подстриженного. По одну сторону от него возвышался дом стального магната, в настоящее время пережидающего во Франции, когда утихнет некий скандал, а по другую раскинулось поместье Джея Гэтсби. При дневном свете оно будто уменьшилось в размерах, подумала я, словно и магии надо когда-то спать.
Выйдя из машины, мы увидели, что навстречу нам через газон идет Ник. Он был удачно одет в прекрасный серый костюм, но в нем ощущалось какое-то беспокойство или затравленность, однако облегчение при виде нас сгладило это впечатление. Нас обеих он приветствовал объятиями, и Дэйзи задержалась в них чуть дольше дозволенного приличиями, дразнящим движением пробежав пальцами по его пуговицам.
– Ник, милый, неужто ты в меня влюблен, потому и попросил приехать меня одну?
Я чуть не забыла, что Дэйзи полагалось разыгрывать в этой сцене ни о чем не подозревающую овечку. Она игриво усмехнулась Нику, который тактично отстранил ее, переглянувшись со мной. Внезапно я поняла, что не могу определиться, с кем я в сговоре – с ним или с ней, но исполнилась благодарности, когда он направился вперед, чтобы показать нам дом. Вот уж не думала, что я из ревнивых. Как правило, все заканчивалось раньше, чем я доходила до такой стадии.
У Ника в доме я бывала пару раз. Он был узким и темным, но горничная содержала его в порядке, как корабельную палубу: каждый дюйм пола был тщательно отдраен, дверные ручки и окна сияли. Мельком я заметила ее выглянувшее в коридор узкое и нервное лицо. И подумала, что для нее мы, должно быть, самые диковинные из созданий, если так легко ходим по дому, который она в каком-то смысле наверняка считала своим.
Мы вошли в маленькую гостиную, и на краткий миг я была ошеломлена обилием цветов, расставленных на всех доступных поверхностях. Даже Дэйзи, питающая особое пристрастие к подсолнухам, огляделась в изумлении. Казалось, кто-то опустошил целую оранжерею и втиснул ее всю в тесную гостиную Ника. В воздухе висели насыщенные ароматы жакаранды и жасмина, настолько сильные и опьяняющие, что я подумала, свежесть им наверняка сохраняет некая магия.
Какая нелепость, мелькнуло у меня в голове, которая слегка кружилась. У Ника же нет денег на такие излишества…
Я увидела, как Ник открыл было рот и снова закрыл его. Он огляделся, как