и ринулась ко мне в объятия, шурша шелковыми рукавами. В своем расписанном вручную халате она была немного похожа на сороку, длинные синие, черные и белые полосы наводили на мысли о шорохе перьев и раскрытом веере элегантного хвоста.
Я позволила ей немного повисеть на мне, затем отстранила ее, повела к свету и осмотрела ее лицо, взяв за подбородок и поворачивая туда-сюда.
– Неужели я так ужасно выгляжу? – спросила она, негромко икнув и нервно улыбнувшись мне сквозь слезы. – Ведь не так все плохо, да?
Я старательно изобразила, как вглядываюсь в ее лицо, затем осматриваю шею и плечи. Она наполовину выглядывала из своего халата, как подснежник, распускающийся после зимы, – хрупкая и очень уязвимая. В комнате я заметила сервировочный столик с напитками, а среди них – бутылочку демоника, откуда вытряхнула несколько капель себе на пальцы и аккуратно нанесла их на ее веки и под глазами. Она сразу же посвежела, а я слизнула остатки демоника с пальцев и кивнула.
– Ты выглядишь просто прекрасно, милая, ты красива, можешь мне поверить. А то, что по пути сюда я встретила Тома, который собирался уезжать, нам очень кстати.
– О, так ты уже поговорила?
Я усмехнулась, позволив ей неожиданно крепко сжать мои пальцы.
– Как раз сегодня я встретилась с Ником, милая. Он говорит, что скоро пригласит тебя к себе и ты сможешь случайно повидаться там с Гэтсби.
– Но зачем? – воскликнула она. – Я могла бы прилететь прямиком к нему в объятия. Могла бы сделать это прямо сейчас – просто выйти из окна, взлететь и поспешить к нему через бухту…
Я крепко взяла ее за руку, потому что предпринять такую попытку она вполне могла. Проявлялась в ней иногда такая черта, когда события приобретали странный оборот или становилось слишком трудно.
В глубине души я хотела отпустить ее. В конце концов, все к этому идет. Даже если я не дам ей улететь, мы поедем в ее родстере сначала на юг Ист-Эгга, потом на север, в Уэст-Эгг, и вскоре будем на месте. Снаружи дождь мягко зашлепал по бетону, траве и земле. Я представила, как Дэйзи вылетает из родстера, как развеваются за ее спиной широкие рукава халата, как капли дождя на ее волосах выглядят словно роса. Она позвонит в дверь, и по какой-то причине он откроет сам. Они посмотрят один на другого, потянутся друг к другу и сольются в объятиях так резко, что, если бы весь мир слышал их соприкосновение, он просто оглох бы.
Но мне вспомнилась просьба, высказанная Джеем Гэтсби в «Золушке». Вспомнился его сосредоточенный взгляд, его отказ срезать углы, какими бы они ни были, и действовать, как подобает благоразумному человеку, и я покрепче перехватила руку Дэйзи.
– Он этого не захочет, – я беспомощно пожала плечами, и она усмехнулась в ответ.
– Не стоило рассчитывать, что я смогу ждать, – сказала она. – Ну как же, дорогая, ведь это так скучно и пристойно!
Но после ссоры с Томом она была обессилена, и я убедила ее перейти в солнечную комнату и выпить бокал шампанского. Мы послали прислугу на сонную кухню за блюдом крекеров и холодной семги, сдобренной сливками и укропом, и передвинули диван к окну, за которым к тому времени к дождю присоединился гром. Один особенно мощный удар молнии осветил весь мир – от газона Дэйзи до Уэст-Эгга и города за ним. При этой вспышке, яркостью затмевающей солнечный свет, я увидела на другом берегу бухты особняк Гэтсби, все еще дерзко освещенный на фоне летней тьмы, нависающей над нами.
Я думала о том, как визжат, должно быть, участники вечеринки под дождем, как портятся прекрасные костюмы джентльменов, как ливень приклеивает шелковые платья к телам их обладательниц. А потом до меня дошло: нет, сегодня в доме Гэтсби нет вечеринки. Особняк ослепителен, но его свет сияет только для Гэтсби, неважно, замечает он его или нет. Он горит, но не освещает и не согревает, и от всей этой пустоты мне стало немного дурно и закружилась голова.
Глядя на дождь, Дэйзи крошила крекер. Спустя минуту она выбрала полоску мясистой розовой семги, скатала ее в тугой рулончик, положила на крекер и подала мне. Солоноватый насыщенный вкус рыбы и маслянистая хрупкость крекера слегка вернули меня к действительности, и в ответ я сделала такое же угощение для Дэйзи.
Где-то во втором часу мы обе услышали тонкий плач, эхом прокатившийся по дому за нашими спинами.
– Призрак, – равнодушно произнесла Дэйзи.
– Нет, – я прислушалась, склонив голову набок. – Это Пэмми. Слышишь? Это няня поет ей.
– Я никогда ее не хотела. Пусть Том потом оставит ее себе. Он подарил мне за нее бриллиантовый браслет, когда врачи сказали, что она выживет. Я отдам браслет ему. И ее тоже.
В этих словах не было злобы, но не было и взбалмошности, присущей многим заявлениям Дэйзи. Она говорила что-либо, ее слова вспыхивали золотом в воздухе, а затем рассыпались, обращались в ничто, как сигаретный пепел. Не то чтобы они вертелись у нее в голове, а потом слетали с языка. Эти слова она хранила где-то в темном месте, чтобы не выцвели на свету, – там, где никто не смог бы отговорить ее от них.
Я промолчала, взяла ее за руку, и мы вместе стали смотреть, как над бухтой бушует гроза.
Глава 13
Паинька Ник позвонил на следующее утро, Дэйзи ответила на его звонок по аппарату оттенка слоновой кости, стоящему у нее в спальне, – полуодетая, с моим подбородком на плече, чтобы и мне было слышно. Он, похоже, не заметил, каким взвинченным и напряженным голосом она поздоровалась с ним, изображая привычную веселость, перебросился с ней парой ничего не значащих фраз и перешел к делу.
– Слушай, Дэйзи, я тут подумал: ты могла бы заскочить ко мне на чай в субботу, часа в три?
– В три на чай? Звучит заманчиво, – пропела она, туго свивая телефонный шнур в пальцах. – Как чудесно. Разумеется, я отменю второй завтрак с бостонскими Престонами, лишь бы побывать у тебя. Это же главное удовольствие летнего сезона!
Ник старательно засмеялся.
– Только Тома не привози, – изменившимся голосом попросил он.
– Что?
– Не привози Тома, – повторил он. – Это было бы весьма…
– Какого такого Тома? – перебила она, избавив его от необходимости продолжать.
Положив трубку, она повернулась ко мне с сочувственным взглядом.
– Не очень ему это дается, да?
– А я не знаю, каким хочу его видеть, – возразила я, и она легонько ущипнула меня за щеку.