Читать интересную книгу Бирон - Роман Антропов

«Говорят, что она уже изведала любовь. Да что-то непохоже: ишь, как свежа», — с завистью подумала Анна Иоанновна.

Смертельно побледнела Долгорукая от такого «ласкового» приветствия.

— Так как я до сих пор горничной еще не была, то не привыкла торопиться, — надменно ответила она.

Анна Иоанновна вскочила со стула, подошла к Долгорукой и, близко наклонившись к лицу красавицы княжны, прошипела:

— Ах, вот как вы умеете, милая, разговаривать?

Екатерина Долгорукая гордо выпрямилась. Резкий ответ уже готов был сорваться с ее уст, но страшным усилием воли она овладела собою и побелевшими от бешенства и волнения губами прошептала:

— Разве я сказала что-нибудь дерзкое или оскорбительное?

— Оскорбительное?! — воскликнула Анна Иоанновна, сжимая кулаки. — Да разве ты или иной кто можете оскорбить императрицу всея Руси?

Еле заметная, иронически-злобная улыбка пробежала по губам красавицы Долгорукой. Она вспомнила все, что слышала от брата.

«Погоди, скоро ты узнаешь, какая ты будешь императрица всея Руси!» — пронеслось в ее голове.

Остерман, оставшийся безмолвным зрителем этой тяжелой сцены, почтительно обратился к Анне Иоанновне:

— Разрешите мне удалиться, ваше величество; вам пора приступать к туалету. Съезд уже начался.

— Да, да, мой милый Остерман, вы правы! Пора, пора! — возбужденно воскликнула Анна Иоанновна.

Остерман склонился к руке повелительницы и, целуя руку, проговорил:

— Ах, я и забыл доложить вашему величеству, что до вашего выхода в парадный зал у вас домогаются получить аудиенцию обер-камергер Бирон и прибывший из Митавы синьор Джиолотти.

Радость, но вместе с тем и какое-то большое смущение вспыхнули в глазах Анны Иоанновны.

— Хорошо… Я их приму, — произнесла она.

Остерман вышел. Начался «великий» туалет императрицы.

На малиновой бархатной подушке сверкала, переливаясь разноцветными огнями, алмазная императорская корона. Тут же сверкали звезды; они должны были украсить грудь императрицы.

Каким взглядом, полным тоски и печали, смотрела на эти вожделенные предметы Екатерина Долгорукая! Ведь все это, все эти символы безумно-могучей власти могли принадлежать ей. А теперь? Теперь она была унижена, оскорблена.

— Вы заснули, милая? — послышался сердитый окрик Анны Иоанновны. — Наденьте мне на ногу туфлю! — и она протянула свою толстую ногу красавице Екатерине Долгорукой.

— Я не могу наклоняться… у меня голова кружится…

Анна Иоанновна побагровела от бешенства и прохрипела:

— Если ты, тварь, не наденешь мне туфли на ноги, так я тебя в Сибирь сошлю!

И Долгорукая надела…

Туалет окончился. Анна Иоанновна стояла во всем великолепии и величии парадного царского одеяния. Ее лицо, искусно подкрашенное, казалось красивее обыкновенного, благодаря также необычайному блеску, каким сверкали ее глаза.

— Теперь, княжна Екатерина Долгорукая, вы свободны и можете идти в тронный зал. Я желаю, чтобы вы присутствовали при сегодняшней торжественной церемонии, — пренебрежительно обратилась она к Долгорукой.

Та, бледная, вышла из покоев императрицы.

— Ступайте и вы все! — приказала Анна Иоанновна остальным фрейлинам.

В эту минуту, «по своему праву», без доклада вошел Алексей Долгорукий. Злобно, хитро, исподлобья оглядел он величественно-пышную фигуру ненавистной Анны Иоанновны и спросил, низко кланяясь:

— Вы готовы, ваше величество?

— Как видишь, князь Алексей. А у вас все готово? — И Анна Иоанновна впилась каким-то особенным, загадочным взором в лицо того, кто вкупе с Голицыными подкопался под самодержавие ее трона.

И невольно смутился Алексей Долгорукий.

— Да, ваше величество, все готово. В тронном зале собрались все. И митрополит уже приехал, — ответил он.

— А, и он? И ему хочется поглядеть, как русская царица и императрица будет подписывать отречение от своих исконных державных прав?

— Ваше величество!

— Ничего, ничего, князь Алексей, я ведь шучу!.. — криво усмехнулась Анна Иоанновна. — Будь покоен: я никогда не забуду твоих услуг. Сейчас я выйду. Но прежде я хотела бы повидать тех двух лиц, кои испрашивают у меня аудиенции. Один из них — Бирон. Он был мне предан и верно служил мне, когда я была жалкой загнанной герцогиней Курляндской. Пусть он, как обер-камергер, поведет меня и к ступеням трона. Другой — синьор Джиолотти. Он спас меня от болезни. Ему тоже первое место. Так вот ты и впусти их, князь Алексей.

— Кого же пригласить первым, ваше величество? — спросил Долгорукий, заметно вздрогнув и побледнев.

— Синьора Джиолотти, — приказала Анна Иоанновна.

XIX

Императрица, кудесник и «конюх»

— Ваше величество! — прозвучал знакомый властный голос, и, прежде чем Анна Иоанновна успела опомниться, к ее ногам склонился великий чародей и пылко воскликнул: «Soit béni ce jour, votre Majesté! Le dernier acte de votre tragedie est fini…»[30]

— Так это — правда? Меня не обманывают? — пролепетала Анна Иоанновна.

— Нет, нет, ваше величество. В то время как мы говорим с вами, сюда уже тайно приближаются те силы, которые должны спасти вас.

— И сейчас все окончится?

— Все, все, государыня. Вчера я уже видел все то, что совершится сегодня, и сегодня вы мне дадите кольцо самодержавной императрицы.

Анна Иоанновна была окончательно потрясена. Джиолотти, великий магистр таинственного ордена, осыпал ее руки страстными поцелуями…

— Там, ваше величество, ожидает вас тот, кто сыграл большую роль в вашей жизни и который будет играть еще большую. Пусть он войдет. Но… — тут Джиолотти близко наклонился к уху Анны Иоанновны и таинственно зашептал: — Но, ваше величество, вчерашнюю ночь с национальным русским инструментом — гуслями — вы должны искупить.

Анна Иоанновна вся побелела.

— Как?! — отшатнулась она. — Вы это знаете?!

— Это знаю не только я, но и он. Поэтому вы, лишь только он войдет, должны будете поздравить его с будущей герцогской короной Курляндии.

— А разве это случится когда-нибудь? — затрепетала Анна Иоанновна.

— Без сомнения. Я предрекаю вам и ему это важное событие. Или вы мне не верите? — сверкнул глазами Джиолотти.

На пороге стоял Бирон в парадной форме.

— Эрнст! — тихо слетело с губ императрицы.

Бирон был бледен. Его глаза сверкали худо скрытой злобой, голова надменно запрокинулась назад. Он быстро и решительно подошел к Анне Иоанновне и хрипло произнес:

— Я полагал, что русская императрица никогда не может так низко пасть, чтобы забавляться со своими развратными смердами. Я полагал, что к трону, который добыл я вам, вас поведу я. Но, кажется, я ошибся? Прикажете мне позвать князя Ивана Долгорукого? Может быть, и теперь, в эту страшную минуту, когда ваша судьба висит на волоске, у вас явится желание позабавиться игрой на гуслях? — И вдруг Бирон грубо схватил Анну Иоанновну за руку: — Слушайте, Анна: еще не все произошло, еще вы не освобождены, еще вся сила в наших руках. Понимаете вы это? — А затем он опустился перед смятенной императрицей на колени и пылко воскликнул: — Моя дорогая Анна, за что вы так жестоко надсмеялись надо мной? Ведь я безумно люблю вас. За вас я готов отдать последнюю каплю крови. — Бирон вскочил. — Говори, отвечай: ты моя?

И Анна Иоанновна покорно ответила:

— Твоя.

— Ты больше никогда этого не сделаешь? Ты не изменишь твоему Эрнсту?

— Не изменю.

— Так вести тебя туда, в этот страшный зал?

— Веди!..

XX

Да здравствует самодержавная императрица!

Тронный зал дворца имел необычайно торжественный вид. Все верховники были уже в сборе. В своих роскошных мундирах, сверкающих алмазными звездами и золотым шитьем, они, образовав особую группу, вели тихий разговор. Здесь — как это возможно только во дворце с его интригами — «враг» дружески-любезно беседовал с «врагом».

На лицах всех собравшихся можно было прочесть острое ожидание чего-то решительного, важного. Сегодняшнее официальное провозглашение Анны Иоанновны императрицей, событие, которое должно было случиться вот сейчас, невольно волновало всех. Но в то время как одни ликовали, другие стояли с понурыми, бледными лицами.

К числу первых принадлежали те верховники-конституционалисты, которым удалось в Митаве вырвать подпись Анны Иоанновны на ограничительной грамоте; к числу вторых — все те, которые предчувствовали для себя ужас полновластного владычества отдельной кучки лиц вроде Голицыных и Долгоруких.

Ни для кого не являлось тайной, что при провозглашении Анна Иоанновна вторично должна будет отречься от всех прочих прерогатив самодержавной царской власти.