Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

"...Вернуться назад нельзя, вернуться назад - это значит предать восставших солдат и обречь их к расстрелу. Мы должны завершить начатое дело... Готовьтесь к вооруженной борьбе. Для победы нам нужна организованность, нам нужен руководящий центр движения... Долой войну! Долой царскую монархию! Да здравствует Временное революционное правительство!.."

- В этом вся суть: Родзянко и компания состряпали Временное буржуазное правительство, а мы боремся - за Временное революционное, - сказал Василий, когда Антон за час до отъезда пришел на Шпалерную, чтобы взять с собой на фронт номера газеты. Василий же помог ему уложить в ранец листы, утрамбовал, чтобы влезло больше. - Полный боекомплект. Летят уже наши снаряды! В питерском гарнизоне началось, Москва - слышал небось? поддержала. Теперь пойдет!

Предупредил:

- Но учти, имеем сведения, что кое-кого из наших, захваченных с этими листками, генералы приказали поставить к стенке. Еще не настало время забывать о конспирации.

Помог Антону водрузить ранец за спину. Обнял. Они троекратно ткнули друг друга в щеки усами. Как давние друзья. Знакомы они сутки, а как-то незаметно с "вы" перешли на "ты".

- Тоже душа в окопы тянет, - признался Василий. - Но здесь, сам знаешь, сколько дел. Вчера восстановили Петроградский партийный комитет. Пока - как временный. Теперь надо восстанавливать нашу "Правду". Надо решать с царем. Наша линия - немедленный арест. Ну, - повторил он, дуй-ковыляй, а то опоздаешь. Как там сказал почти что твой тезка Дантон? "Мое имя вы найдете в Пантеоне истории!"... Связь с нами держи и через армейский комитет, и прямо сам.

Перед тем, сдав в штабе восстания свой "пост"-стул Василию, Антон возвратился, наконец, в лазарет. Там все было в расстройстве. Исчезнувшего раненого никто из персонала и не хватился. Он попросил выдать воинские документы, незнакомый врач тут же их и оформил. Путко поднялся к себе в палату. Она была пуста. Койки перестланы заново, только на его тумбочке все нетронуто. Он прилег на кровать, поверх одеяла, чтобы немного передохнуть перед дорогой, а проснулся, когда уже наступили сумерки.

- Ну вот, слава богу! - услышал он над собой голос Наденьки. - Я уж думала, полные сутки заберете.

- Ох, Надя-Надежда! - Он сел, чувствуя себя превосходно выспавшимся и как никогда бодрым. - Пожевать чего-нибудь найдется? Я, как из вашей хаты ушел... - И сам удивился: - Надо же, так ничего и не ел!

- Сейчас, миленький! - всплеснула она руками. - Я все сберегла!

- А где мои... однопалатники? - огляделся он.

- Есаул к своим казакам убег. Ужас как матерился напоследок. А тот, в пах раненный, - преставился. Уже . почти весь лазарет опустел - кто куда. Она запнулась. - А вы?

- И я, Наденька. Соберу свои вещички - и на фронт.

- И вы, значит... - санитарка запнулась. - Дежурство мое кончилось. На улице темно, фонари побили... Хулиганы шастают... Вы меня пе проводите?

- С великим удовольствием!

По дороге после десятка молчаливых шагов она спросила:

- А жена у вас есть?

Антон подумал: "Ольга?.. Жена, да не моя..." Усмехнулся:

- Есть. Пушка по имени "гаубица" - вот моя жена. - И сам спросил: - А у тебя? Не муж, конечно, - молода! Парнишка-дружок?

- А-а, был, - она с досадой отмахнула варежкой. - Соседский. Губошлеп.

Они подходили уже к Александровскому мосту.

- Помните: Катя, как выписался из лазарета, в ресторан меня пригласил?

- Конечно, - улыбнулся Антон. - Шоколадом-пирож-ными потчевал.

- И вином поил, - глухо, полуотвернувшись, отозвалась она. - А потом сказал: "У меня для вас, Надежда Сергеевна, сюрприз есть. Я в этой гостинице остановился, давайте поднимемся в нумер на минутку". Я и пошла... Я ведь к нему как к брату, как к Сашке... Выходила. Два месяца обмывала, с ложки кормила-, утки выносила... А он, как привел в нумер, дверь на ключ и изнасильничать хотел.

- Не может быть! - схватил ее за руку Антон.

- Едва отбилась... Слабый он еще... Девушка ткнулась в отворот его шинели:

- Тогда он с колен: "Уступи! Я тебя обожаю!.." А мне так гадко стало... Тогда он вскочил, отпер дверь - и по щеке меня: "Убирайся вон, плебейка!" - Она всхлипнула.

- Подлец! Ух какой подлец!.. - Антона захлестнула ярость. - Попадись он мне, сукин сын! Выродок! - Он обнял, прижал к себе девушку. - Успокойся! Молодчага, что сумела за себя постоять!

Она отстранилась. Снова отвернулась:

- Я никому об этом не рассказывала. Ни Сашке, ни даже маме. Только вам...

Они были уже на мосту.

- Почему же мне? Облегчить душу?

Девушка остановилась у парапета, налегла на чугунный поручень грудью:

- Вы, Антон... Антон Владимирович, все обо мне должны знать... Потому что я люблю вас...

Перевела дыхапие. Но поворачивая к нему лицо, с решимостью, будто бросаясь с моста вниз, в Неву, не давая ему вставить ни слова, заспешила:

- Полюбила вас, почитай, с первого дня, как привезли, простертого. Отчего-почему - кто знает? Люблю и ничего не могу с этим поделать. Думала: хоть какой ни будет - слепой, безногий, - мой, мой!.. На рождество с девчатами-соседками гадали. Мне вышло: если серые у тебя глаза - сбудется. Снял ты повязку, я глянула: батюшки мои! Не карие, не рыжие - серые!.. Судьба!..

Она замолкла. Повернулась к нему спиной, подставив лицо ледяному ветру:

- Вот какие дела, миленький...

Антона как оглушило. Он и раньше - в тоне девчонки, в глазах - что-то улавливал. Но не придавал никакого значения: без малого в отцы ей годится. Ну, нравится девушке - какого мужчину это не тешит? Но чтобы так...

- Послушай, Наденька... Послушай, это по молодости... Ты совсем еще молода... Это ты из жалости... Вот увидишь: пройдет... - Он бормотал всякую чушь, первое, что приходило на ум. - Через несколько часов, рано утром, я уезжаю на фронт.

- Знаю, - ответила она. - И я с вами. С тобой, - твердо поправилась она.

- Ку-уда?! - удивился он. - С ума сошла? В карман я тебя посажу?

- Я уже все узнала: сестры милосердия и санитарки там ой как нужны!

- Не глупи. Фронт - это не в куклы играть. Нашел главное:

- И о больной матери с маленьким братишкой подумай! У Александра сейчас забот невпроворот, семью он не потянет. С голоду и холоду мать и братишка твои помрут!

Она промолчала. Всхлипнула.

- Давай так: я буду писать тебе с фронта, ты мне будешь писать. Проверишь свое чувство... С бухты-барахты нельзя такое решать...

Ему почему-то представился первый ее образ, возникший в слепоте и так не соответствовавший реальному, - тоненький бледно-зеленый стебелек, который так легко сломать.

- Хорошо, - после долгого молчания проговорила она. - Обязательно напиши мне. Первый, чтобы я знала адрес. Мой запомнить просто: Полюстровский, дом 10. Дол-гинова Надежда.

Повернулась, приблизила снизу лицо с широко открытыми, светящимися в снежных сумерках глазами:

- Ты меня полюбишь, Антон. Я буду тебе хорошей женой!

Он подивился твердости ее голоса.

- А сейчас возвращайся в лазарет, отдохни перед дорогой. Я совсем не боюсь одна - каждую ночь хожу. Иди!

И даже подтолкнула маленькими ладошками в вязаных варежках.

И вот теперь, сидя у окна вагона, торопливо несшего его на юго-запад, Антон, вспоминая бурные события последних дней, непроизвольно и подсознательно испытывал чувство благодарности к девушке - будто невидимый источник излучал на него свое тепло.

Ход мыслей прервал ввалившийся в купе багровый, как из пожарного брандспойта изрыгающий струю перегара, драгун:

- Здравия желаю, поручик! У тебя свободно? Мои все в стельку! Го-го!

Он бросил на соседнюю полку чемодан, водрузил на столик штоф смирновской:

- Опохмелимся?.. Из Питера тикаешь? Лучше под германские пули, чем красной сволоте кланяться, в христа-бога душу!..

Достал из кармана походные стопки, развинтил. Наполнил до краев:

- Ко мне бы их, на пики! Го-го!.. За здоровье его величества государя императора!..

2

Родзянко, казалось, прибирал к рукам бразды правления.

Накануне, второго марта, под председательством назначенного им комиссара состоялось совещание банковских тузов. Комиссар призвал их оказать содействие новому правительству. Финансисты ответили единодушным согласием. Заявили, что всецело подчиняются думскому комитету. Постановили с одиннадцати часов сего дня открыть все банки для производства операций. Со своей стороны комиссар заверил, что будут приняты необходимые меры для охраны денежных хранилищ. Еще ранее вооруженные посты встали у Монетного двора в Петропавловской крепости и у Арсенала. Возобновили работу главпочтамт, центральный телеграф. Частично, прежде всего для нужд фронта, началось движение на железных дорогах.

Вчера же собрался совет съездов представителей промышленности и торговли, который вот уже десять лет объединял предпринимателей и купцов для представительства перед правительством. Неделю назад совет внимал князю Голицыну. Теперь он изъявил готовность "отдать себя в полное распоряжение" князя Львова. К этому же он призвал все биржевые комитеты, купеческие общества, заводчиков и фабрикантов, одним словом - весь торгово-промышленный класс России: "Забудем о партийной и социальной розни, которая может быть сейчас только на пользу врагам народа, теснее сплотимся вокруг Временного комитета!.."