ничего мне не сказав.
— Извините, Аделина Константиновна, вы замужем? — поинтересовалась Васильева.
— Да, он в длительной командировке в Шпицбергене. Хотел взять меня с собой, а я отказалась — как я брошу школу? Ой, какая стыдоба-то, если про это узнает муж!
— Не беспокойтесь, никто об этом не узнает, — повторил Овсянников и положил перед женщиной несколько фотографий. — Кого-либо узнаете?
Женщина сразу же ткнула пальцем на Барагозова:
— Это он!
11
Время было пять утра, Овсянников позвонил Смирному.
— Василич, за то время после моего последнего звонка мы столько многого узнали! Информация посыпалась, как из рога изобилия!
— Давай, выкладывай, очень интересно послушать! — оживился старший, очевидно, уже вставший с постели. — По-моему, мы сегодня поставим точку в пятнадцатилетнем кошмаре нашего городка.
Впечатленный рассказом друга, Смирный воскликнул:
— Тут никакого сомнения, что Барагозов является именно тем неуловимым маньяком, который так долго прятал концы в воду! Слава, поздравляю тебя с раскрытием самых опасных преступлений, когда-либо случившихся в наших краях! Дело остается за малым — поймать самого маньяка!
— Засады расставлены, с часу на час он должен попасться в наши сети, — доложил сыщик и заверил: — До утра поймаем, и он расскажет про все свои кровавые похождения. Расколется, никуда не денется!
— Давай, Слава, удачи! — напутствовал Смирный. — Я скоро прибуду.
Достав раскладушку, Овсянников лег и провалился в глубокий сон. На душе у него было спокойно, внутреннее напряжение отпустило, он уже был уверен, что убийца в скором времени будет задержан; сейчас его состояние можно было бы сравнить с состоянием рыбака, расставившего свои сети и дремлющего в ленивом ожидании улова под тенью деревьев.
Когда кто-то потормошил его за плечо, он резко открыл глаза и увидел перед собой Дмитриева. Тот шепнул с придыханием:
— Есть! Взяли его!
Резко присев на раскладушку, Овсянников спросил:
— Где взяли?
— Подъехал к гаражу, мы его и скрутили. При нем нашли мелкокалиберную винтовку.
— Винтовку?! Отлично, орудие преступления у нас в руках! Где он сам?
— Держим у себя в кабинете.
— Давай, заводи его сюда, будем колоть.
Вскоре Дмитриев завел Барагозова в кабинет и посадил на стул напротив Овсянникова. В это самое время в кабинет заглянул Смирный. Увидев его, сыщик радостно воскликнул:
— О, ты уже пришел?! Давай, Василич, проходи, будем разговаривать с гражданином Барагозовым.
— Так, так, вот он какой, наш маньяк, которого мы ищем без малого пятнадцать лет, — проговорил Смирный, рассматривая с ног до головы задержанного. — А ведь в свое время строил из себя порядочного главу семейства, любящего отца, заботливого мужа. Теперь капкан захлопнулся, тебя от смерти может спасти только чистосердечное признание и помощь следствию.
— О каком маньяке вы говорите? — «удивленно» спросил задержанный. — Этот тот, который убил детей? Я к этому не имею никакого отношения.
— Барагозов, ты, по-моему, еще не понял, в какую ситуацию вляпался, — еле сдерживая себя, чтобы не сотворить с задержанным нечто похуже, стал объяснять Овсянников. — Все козыри в наших руках, у нас достаточно доказательств, чтобы приставить тебя к стенке. А для начала объясни, где ты был вчера с утра?
— В деревне у родственников.
— Врешь, ты там не был! — не выдержав, взревел оперативник. — У тебя изъяли мелкашку* (мелкокалиберная винтовка), из этого ружья ты убил девочек! Еще вспомни, как ты в течение семи лет насиловал свою дочку! Гнида, ты отсюда уже живым не выйдешь, в твоем положении лучше во всем признаться и надеяться, чтобы тебя не шлепнули!
Побагровев от услышанного, у Барагозова забегали глаза, он, вытерев испарину со лба, спросил:
— Дочь у вас?
— А где же еще? — усмехнулся Смирный. — Ни сына, ни дочь ты больше не увидишь. И вообще, какой ты отец? Ты насильник и развратник в отношении них.
— Нет, я люблю их! — отчаянно воскликнул задержанный.
— Любишь, но совсем другой любовью, — поправил его Смирный. — У тебя к ним не отеческая любовь, а плотская, мерзкая, зверская. Ты превратил свою родную дочку в средство для удовлетворения своих низменных потребностей. Более того, ты стал убивать других детей, чтобы утолить свою гнусную сущность. Немногим более шести часов назад мой коллега мечтал пристрелить тебя как бешеную собаку, я его уговаривал не делать этого, а теперь эта мечта передалась и мне, и я еле сдерживаю себя, чтобы не выхватить из кобуры свой пистолет.
— Тогда лучше пристрелите меня прямо сейчас, — проговорил задержанный, низко опустив голову. — Все равно мне не жить.
— Обязательно пристрелим, — жестко бросил Овсянников. — Но сначала ты нам расскажешь все свои похождения за последние пятнадцать лет. Барагозов, заруби у себя на носу — ты уже попался и никогда уже не увидишь свободу, поэтому даже не пытайся юлить и изворачиваться, а спокойно рассказывай, что творил за эти годы. Еще раз предупреждаю: будущее твое — тюрьма и, возможно, стенка палача, поэтому смирись с этим и не мечтай каким-то образом избежать сурового наказания. Поверь мне, если чистосердечно признаешься в своих грехах, то тебе от этого станет гораздо легче.
— Но с этого же года отменили смертную казнь, — пожал плечами задержанный. — Как меня могут расстрелять-то?
— Вот, урод, уже готовился и изучил законы, — усмехнулся Смирный. — Запомни, сволочь, когда тебе дадут пожизненный срок, ты будешь завидовать мертвым, прозябая где-то на Огненном острове* (колония для пожизненно осужденных).
— Ну что, Барагозов, мы обрисовали картину твоего безрадостного будущего, — изложил Овсянников перспективу дальнейшего существования задержанного. — Или ты прямо сейчас начинаешь сотрудничать со следствием, или мы начинаем доказывать все твои преступления, тогда держись в суде — никакого снисхождения не получишь. Итак, гражданин Барагозов, ты готов к даче признательных показаний?
По лицу задержанного было видно, что внутри у него кипит буря противоречий, он с обреченностью утопающего взвешивает в уме все за и против от признаний в содеянном и судорожно решает, идти ли ему на поводу у милиционеров, которые наверняка взялись за него серьезно. Он в душе признавал, что является плоть от плоти классическим маньяком и даже тайком гордился своим предназначением стоять выше остальных людей и вершить их судьбы. Его можно было бы поставить в один ряд с великими маньяками современности, но ареалу обитания этого чудовища были присущи малонаселенность и ограниченные территории, что не позволили ему превзойти своих собратьев из больших мегаполисов и регионов. Будь его воля, он бы стал одним из самых кровожадных убийц, он стремился к этому, но его планы нарушили сидящие перед ним милиционеры, которые сверлили его ненавидящими взглядами, их руки непроизвольно сжимались в кулаки, готовые растерзать маньяка при первой же возможности.
Наконец, вытерев ладонью с лица пот, он