уже и след простыл.
Саша набрала полный рот воздуха, достала смартфон из кармана и стала скроллить уведомления, стараясь не зареветь. Между сообщениями из редакционного чатика она увидела облепленные смайликами послания Олега: он спрашивал, в силе ли их сегодняшняя встреча. Чуть, блин, не забыла.
Фомин
– Кто-нибудь, выключите музыку. Вашу мать, выключите музыку!
– Виноват, товарищ полковник. Это для… настроения.
– Для какого еще нахуй настроения?
– Ну, чтобы… Веселее было, знаете…
– Пусть вас работа веселит, товарищ ефрейтор. А не… Что вы там слушали?
– «Joy Division», товарищ полковник.
– Вот-вот. Не надо нам тут этого… всего. Так, Сергеев, вот это берем и конфисковываем.
– Товарищ полковник?..
– Что вы все на меня смотрите? Это вещественное доказательство, это надо забирать.
– Да, но как его забирать? Это ж какая махина… Шо с ним делать?
– Полонез играть, Сергеев! Сказал конфисковывать – значит конфисковывать!
Романов хлопнул рукой по крышке черного рояля, стоявшего в подсобке. Рояль был накрыт брезентом, который теперь чуть откинули, так что выступающая фигурная ножка, прикрытая крышкой клавиатура и золотые буквы «Bohemia» выглядели приглашением к игре. Едва ли кто-то из присутствующих мог бы на него откликнуться.
– Что может доказать рояль, товарищ полковник? – Канабеев сложил руки на груди. – Нельзя просто так конфисковать собственность без должного обоснования.
– Ну, мы же забираем ноутбуки и прочую технику… – пробормотал росгвардеец.
Полковник тяжело вздохнул. Это был трудный день.
– Так, товарищ ефрейтор, подите-ка займитесь охраной свидетелей, – махнул рукой Романов. – И вызовите, пожалуйста, сержанта Максимова.
Когда ефрейтор ушел, полковник выразительно посмотрел на Сергеева. Тот, в свою очередь, с удивлением рассматривал Канабеева: сотрудник второго управления ФСБ с натертыми воском волосами приподнял крышку клавиатуры и перебирал клавишами.
– Вы решили его настроить, товарищ Канабеев? – насмешливо спросил Сергеев.
– Нет, – лейтенант нажал на педаль и вытянул глубокое «фа». – Я пытаюсь понять, зачем нам конфисковать гребаный рояль из театра. – Он посмотрел на Сергеева и улыбнулся. Улыбка у него была неприятная. – Почему бы роялю не стоять в театре, а, товарищ полковник?
Полковник только гневно пробормотал что-то про собственность и аренду. Сергеев закатил глаза. Лейтенант ФСБ внезапно ударил по клавишам и провел пальцами вдоль всей клавиатуры, огласив комнату резким переходом от нижнего к верхнему тону, после чего резко захлопнул крышку.
– Это просто рояль! – воскликнул он, стукнув кулаком по раме. – Это просто рояль, который стоит в театре! Это даже не макбук за двести тысяч! Это, – он еще раз стукнул по крышке, от чего возмущенно громыхнули струны, – просто музыкальный инструмент! Или вы собираетесь декорации тоже конфисковывать, полковник?
– Теоретически рояль можно лехко увезти к себе домой, – не очень уверенно пробормотал Сергеев. – Даже увезти за г’раницу. Если разобрать по частям, не так дорог’о получится…
Лейтенант посмотрел на него дикими глазами.
– Ну, я чисто теоретически рассуждаю.
– Вы вообще представляете себе, как работает театр? – с трудом сдерживаясь, спросил Канабеев. – Или вы что, думаете, что можно просто так погрузить целый чертов рояль в грузовик и увезти домой? Из театра? Да кто вообще в своем уме будет это делать?!
– Никто и не говорил, что Цитрин в своем уме, – безэмоционально сказал Романов. К нему вернулась прежняя твердость духа, которую он было утратил после унижения на сцене театра. – Может быть, его задержанием мы как раз прервали преступную операцию по…
– Вот вы точно не в своем уме, полковник, – отрезал молодой человек. Он задернул брезент и двинулся к двери. – Фома Владиленович будет очень недоволен.
– Побежите к нему плакаться? – усмехнулся Романов. Он уже осмелел настолько, что вспомнил вдруг, что вообще-то старше лейтенанта по званию – даже если брать в расчет разницу между их ведомствами.
– Нет, – в дверях Канабеев обернулся и смерил обоих следователей уничижительным взглядом. – Расскажу, как вы превращаете расследование «аморальной деятельности» Цитрина в фарс.
– Не думайте, что вы лучше меня знаете, как делать мою работу! – крикнул Романов в спину Канабееву.
Тот на выходе едва не врезался в рослого сержанта Максимова, который ворвался в подсобку с закатанными рукавами и пачкой влажных салфеток в руке. Канабеев выругался и ушел вниз по коридору.
– Вызывали, товарищ полковник? – Сержант не переставал растирать предплечья салфетками, и поочередно глядел то на Сергеева, то на Романова, то на покрытый брезентом рояль.
– Видите рояль, сержант? – показал Романов. – Его нужно привезти к нам на Петровку.
– Угу, – кивнул Максимов и захлопал глазами. – А зачем?
– Вещдок.
– Рояль? – Максимов замер.
Романов не ответил и прошел вглубь подсобки. В заставленном ящиками, коробками и пакетами углу висело зеркало, завешенное простыней. Романов откинул простыню и провел рукой по пыльному стеклу. Оттуда на него глянул не русский офицер, не дворянин и даже не солдат на посту, а простой старик с мешками под глазами от недосыпа. Пора на пенсию?
– Они думают, что мы, Романовы, закончились в Ипатьевском доме, – проговорил полковник себе под нос, глядя в зеркало. – Что нам пора на покой. Что наше наследие превратилось в фарс, и надо уступить место вот таким вот, – он злобно зыркнул на дверь, словно эфэсбэшник всё еще был тут. – Но мы еще покажем завистникам и наследникам большевиков, как решать вопросы по-имперски!
– За пенсию стремается, – шепнул Сергеев сержанту. – И премиальные. А ишшо за фазенду в Швейцарии.
Максимов понимающе кивнул. Очередная абсолютно чистая салфетка полетела в мусорное ведро.
Закончив сеанс самовнушения, полковник скомандовал:
– Сергеев, покажи, что удалось изъять у них в дирекции.
Сергеев извлек из сумки пачку документов и протянул Романову.
– Это всё? – спросил полковник.
– Шо делать, – сказал Сергеев. – Еще техника.
Романов оценил на глаз объем папки (небольшой), но просматривать ее не стал.
– Что нам даст изъятая техника, пока не понятно, а вот эта вещь, – Романов хлопнул ладонью по роялю, на что тот ответил густым возмущенным гулом, – куплена за похищенные средства, и не для искусства, а для собственного развлечения!
– Но ведь у них же здесь тятр, – пробормотал Сергеев. – Херовый, конечно, но музыка в тятре – это же…
– Собственного. Развлечения, – процедил Романов тоном, не терпящим возражений. – Поэтому мы эту вещь конфискуем и, – тут он зыркнул на Сергеева, словно подозревал того в неискренности, – тщательно опросим обвиняемых на предмет того, какое она отношение имеет к украденным вещам. Всё ясно?
Романов вытянулся; в такие моменты ему нравилось представлять, будто на портупее у него висит наградная шашка с георгиевской лентой, ну или как минимум наган. Сергеев с Максимовым обменялись понимающими взглядами, но вслух ничего не сказали.
– А шо делать с актерами, товарищ полковник? – кашлянув, уточнил Сергеев. – Они вроде как собирались вечером спектакль иг’рать.
– Ага, – буркнул Максимов. –