парень он по всему хороший. Умный и отзывчивый.
Почему-то до боли в голове возникает порой Валдай. Вода, тишина, капли с удочки. Пар над водой. Всплески рыбы. Это прекрасное, вечное. И оно зовет к себе настойчиво, неотвязно.
Воскресенье, 2 апреля
Смотрели тут хронику по телевидению. Называлось «Без сенсаций». Что ни кадр, то сенсация. И самое смешное, что нет ни одного кадра с вождями. А история есть. И какая история. Действительно: сколько выпало на нашу жизнь всякого. И чем больше сейчас вспоминают все, тем больше вырастает эта история. А судьбы совершенно необъяснимые. То прочитаешь про парня с переломанным позвоночником, который заставил себя ходить, то про генерала Пешкова, то услышишь про генерала Коржа, председателя колхоза: он же батька Муха в гражданскую войну, друг Кирилла Орловского, он же в Испании, он же герой Советского Союза и т. д. Поразительно все это и необъяснимо. Конечно, ни одна страна не может похвалиться таким разнообразием, такой поразительностью биографии. А что мы знаем? Это ведь только жалкий краешек неба.
Понедельник, 3 апреля
Нинка приехала из Челябинска тоже 30-го. Приехала в прекрасном настроении от того, что там увидела, от людей, от заводов, от их культуры. Говорит, что всю московскую интеллигенцию взорвала бы. Наверное? Но, наверное, не интеллигенцию, а тех, кто себя к ней относит.
Да, кстати, я ведь пишу эти последние дни подряд, так как продолжаю болеть и чувствую себя препогано.
Пришли Славка и Женя Григорьев. Женя все такой же. Все так же просто и ясно. Хочет ехать на Кубу, искать там революционный энтузиазм. Слава молчит, но все знает, и чем дальше, тем лучше. Протрепались довольно долго. Почему-то когда Женька уходит, то он долго всегда не может уйти, и мне его как-то странно отпускать. Словно он уйдет и не придет больше. Говорит, что кончил сценарий. Я не верю. Обещает принести.
Вторник, 4 апреля
Склеили с Андреем великолепный самолет KLM. Клеил и все время вспоминал детство. Да, тогда таких самолетов не было. Зато был двор. Какой двор. С расшибалкой на асфальте. С криками «чира». Никогда не забуду кирпичные стены, теплоту весеннего асфальта, нагревающегося днем от первого весеннего солнца. Написать надо про все это когда-нибудь.
Чувствую себя по-прежнему погано. Что это? Старость, что ли. Остался без своей группы. Славка[43] уже работает. Зоя начинает работать. Так что не знаю, как все будет. Нинка, конечно, на меня кричит. Вчера была передача о Михаиле Кольцове. Вот это был человечище. И опять умалчиваем. А ведь то, что он говорил тогда, живет. А потом была правдивая передача о Ленине. О последних днях. А потом о хоккеистах, превратившаяся в передачу «Марк Бернес».
Среда, 5 апреля
Все еще болею, но чувствую себя немного лучше. Снова приходил Женя Григорьев. Снова говорил с ним о сценарии. Он очень смешно его рассказывает: главным образом при помощи междометий и выражения лица, – но парень он чрезвычайно интересный, с очень ясным и понятным мировоззрением. Странно, что при нем я действительно чувствую свой возраст, чувствую, что думать, как он, я могу… теоретически, но практически не могу. Это мне совершенно ясно. Потом пришел Боря Дуленков. Сели, попили водочки и пиво. И как ни странно, мне стало значительно получше. Может быть, просто давление действует.
Все острее и острее желание оказаться на воде. Прямо даже не понимаю отчего. Чувствую запахи. Вижу воронки от движущихся весел. Вижу дно и зелень, пошевеливающуюся в глубине. Чувствую запах рыбы.
Четверг, 6 апреля
Встал первый день. Жить можно, хотя по-прежнему чувствую слабость. Целый день читал, а больше спал. Прочтешь 3 страницы и начинаешь засыпать. Что это такое, понять не могу. Сплю так крепко, что скулы гудят.
А за окном весна. Почему-то очень часто грустно. Наверное, действительно надо на природу. Может быть, грустно от несоответствия. Мы умираем, а природа оживает. А ведь действительно здорово. Каждую весну возрождается трава, распускаются почки, происходит обновление. А у человека происходит наращивание, а не обновление. А главное, и этого остается все меньше и меньше.
Читал на ночь Бунина. Боже, какой язык! Все чувствуешь, а не просто представляешь, а рядом все эти пишущие и числящиеся в списках писателей. Смех один. Декада русского искусства и снова Софронов. Батюшки, неужели больше некому.
Пятница, 7 апреля
Целый день просидел дома. Снова читал, но вечером все же не выдержал и поехал к чехам в «Украину». Пошатывало. В ресторане встретил Чардынина. Чехи оказались ни в чем не виноваты. Поговорили с ними обо всем. Обсудили все дела. А время-то как бежит. Стареют все. И Кахтин стареет, но храбрится пока. Потом пошли к ним пить пиво. И долго трепались. Дома все переделать не успел. Статьи так и не написал, а надо бы, да все лень. Прочитал вторую книгу Емельянова. Очень интересно. Поразительно, что пишет он все вроде бы о грустных вещах, а в душе растет чувство гордости за сделанное.
Звонила Аня Ляпидевская. С Робертом все правда. Он действительно в Индии упал с третьего этажа. А потом бежал от людей, которые за ним гнались, так как думал, что они его ловят. Лежит на Потешной. Мания преследования.
Суббота, 8 апреля
Сегодня произошло невероятное и пакостно поразительное тупое событие. Позвонил телефон: «Здравствуй, Стасик. Это Марина[44]». – «Здравствуй». – «У меня к тебе дело». – «Пожалуйста, в понедельник позвони мне с утра, мы договоримся». Она говорила со мной так, будто не прошло столько лет. А мне стало как-то противно и страшно. Как будто мне позвонили с того света, только из какого-то плохого отделения. Вечером был прием в особняке МИДа. Очень смешно приветствовал нас Романов. Ну, видели, как мы вашу картину в Москве показали. Вот это да. Баринов набивался на благодарность за то, что наконец отдал расписание на интермедиат. Я не пил ни грамма. А потом, когда приехали домой, то пошел к Бритикову, и надрались там до удивления. Так что идти трудно.
Воскресенье, 9 апреля
С утра поехал с Ниной на рынок. Люблю рынок. Всегда вспоминаю отца. Купили телятину, огурцы, клюкву. А цветочек гвоздики 1 стоит 3 руб. Вот это да. После того, как поели телятины, поехал к Ванде[45]. Поговорили, а потом поехали на кладбище. Грустно там. Все залито водой и грязью. Но могила сухая. Все-таки когда похоронены урны, то нет того чувства, как то, когда знаешь, что здесь лежит человек. Жалко папу