— Что-то пошло не так. Минул целый год, как он переселился. Почему именно теперь?
Я никак не отреагировал.
— Ох, неспроста ему понадобилось прятать концы в воду! Вот что я сказал бы, если бы мне пришлось что-то скрывать. Я знаю, как веду себя, когда что-нибудь напортачу. И он точно такой же…
— Ну и как, много нашли старинных рельсов?
Я оглянулся. На склоне, прямо над нами, стояла официантка из кафе. Она была одета как для прогулки: легкие кроссовки, нейлоновые брюки и короткая темно-красная ветровка. Волосы были собраны на затылке. Я не слышал, как она подошла — слишком громко завывал ветер в долине.
— Этот тип пытается меня убить! — крикнул мертвец.
— Не совсем верная формулировка, — заметил я.
Она убрала руку куда-то за голову, и ее волосы взметнулись на ветру. Спрыгнув вниз по склону, она наспех обмотала передающую антенну красной резинкой для волос. И прежде чем я успел помешать ей, сделала шаг назад, вскинула руку над головой и поворотом кисти указала вниз, на антенну.
Неслышный выстрел охотника — где-то там, вдалеке — разнес антенну на куски.
Она посмотрела на меня.
— Он всегда за мной следит. Обычно это меня достает. Но иногда бывает полезно.
— Если вы позволите ему быть полезным слишком часто, — сказал мертвец, — он никогда от вас не отстанет.
— Это уж мое дело. — Хотя она только что его спасла, официантка смотрела на мертвеца совершенно бесстрастно. Ее глаза спокойно и внимательно изучали его самого и теперь уже бесполезные приборы. — Я видела, в какую задницу ты угодил. Хотела было плюнуть, но… У меня выдался свободный вечерок.
Она улыбнулась, словно солнце выглянуло из-за туч, и пошла прочь.
— Можно попросить вас об одолжении? — стуча зубами от холода, произнес мертвец.
— В чем дело?
— Когда вы будете это рисовать… Не могли бы вы сбросить мне несколько фунтов? — Он взглянул на нее. — Всего парочку? Эффект картины ведь от этого не изменится.
— С чего вы взяли, что я собираюсь вас рисовать?
— Я это знаю.
Она пожала плечами.
— Правда и милосердие не так несовместны, как кажется.
Она сняла с себя куртку и накинула ему на плечи. Раскрасневшаяся на холодном ветру, она была стройна и прекрасна. Не думаю, что наш друг-охотник действительно намеревался когда-нибудь ее поймать. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.
Она снова двинулась прочь, на этот раз быстрее, легким пружинящим шагом взбираясь вверх по склону.
— Сознание есть иллюзия, — произнес голос моего клиента. Он вдруг утратил всю свою фальшивую хрипотцу, всю видимость объема и реальности, и звучал как простое сообщение.
— Если сознание — иллюзия, — тут же отозвался мертвец, — то кто же тогда остался в дураках?
— Нет ничего более бессмысленного, чем играть в слова с самим собой, — ответил мой клиент.
— Некоторые считают, что сознание — это и есть игра в слова.
— Я-то точно знаю, что такое сознание. Это сырая, недоработанная операционная система, способ кое-как слепить вместе несовместимые программы, выпущенные для разных целей и в разное время. Мы строим в голове модель реальности, чтобы работать с ней на скорости приблизительно пятнадцать бит в секунду. Вот эту модель мы и называем сознанием.
— Но тебе эта модель уже не нужна, — сообразил мертвец. — Обработка данных идет несравнимо быстрее, нет всего этого архаичного «железа», не нужны неуклюжие, приблизительные методы, чтобы узнать лицо или заключить сделку.
— Верно. Здесь в сознании нет нужды.
— Хм… Значит, ты не в сознании? Просто притворяешься, чтобы нам было спокойнее? Как это мило с твоей стороны.
— Да я в таком сознании! Но… я бережно храню его — что-то типа того, как фольклорный ансамбль надевает узорчатые национальные костюмы исчезнувшего народа.
— Я всегда отличался сентиментальностью, — пробормотал мертвец. — Вечно храню всякое старье. Кэрол это ужасно раздражало. — Он продолжал уже громче: — А если твое сознание исчезнет, это ведь все равно что умереть, так?
Ответ прозвучал незамедлительно: — Да.
— О Господи! — Мне в конце концов пришлось вмешаться в этот моно-диалог. — Эй! Вы наняли меня, потому что хотели снова поселиться в собственном теле, а не для того, чтобы вытягивать из него остатки биоэлектрического потенциала? Вы хотели вернуться, пока не исчезли окончательно!
Мой клиент ничего не ответил.
— В самом деле, — в голосе мертвеца слышалось упрямство, а не удивление. — Ты не помнишь, случайно, какого черта я врезался в это ограждение? Дорога была сухая, как в пустыне…
Я не смог удержаться, чтобы не вставить:
— Он говорил, там оставалась полоска льда.
— Что ж, я бы так и сказал, верно. На удивление бездарная попытка самоубийства.
— Кэрол… — проронил мой клиент.
— Слава богу, она никогда не узнает, как я облажался! Только это меня и утешает. Что ж, приходится учиться на собственных ошибках. Я больше не собираюсь убивать себя.
Я повернулся к ним спиной и вытащил телефон. Из-за косых лучей осеннего солнца казалось, будто весь мир накренился набок.
— Мам, прости насчет Барнаби. Я знаю, что ты… Возможно, я так и не смог его простить. Не знаю.
Очаровательная дама из Социальной службы организовала похороны моей матери и нашла мне приемную семью, но в первую же ночь я сбежал и отыскал Барнаби. В мамином письменном столе лежали все документы, касавшиеся переселения. У Барнаби не хватило ума их забрать.
— Мам!
Теперь в трубке не просто слышался шум помех. В нем звучали флейтовые нотки и сложные мелодические рисунки. Она не умерла, не исчезла. Но мне больше не с кем было разговаривать.
— Ты столько для меня сделала, — сказал я. — Я никогда этого не забуду.
Дети всегда говорят это слишком поздно. Мама воспитывала меня и после того как умерла. Она всегда была рядом, все эти годы моей жизни у Барнаби, и потом тоже. Это она помогла мне выследить его и, сыграв на чувстве вины, заставила приютить меня. Она сделала все возможное, чтобы остаться со мной.
Я выключил телефон.
Они все еще разговаривали, этот мертвец и его… душа? Тихо и мирно. Я бросил снаряжение и начал спускаться вниз по склону.
Перевела с английского Зоя ВОТЯКОВА
©Alexander Jablokov. Dead Man. 2006. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2006 г.
Алексей КАЛУГИН
Все дураки отправляются в ад
Он вошел в комнату, и я сразу понял — лопух! Тут не нужно быть Ломброзо, чтобы с первого взгляда во всем разобраться. У одного — печать преступника на лице, у другого — пин-код жертвы. И с этим уже ничего не поделаешь. Он был не просто толстый, а безобразно расплывшийся. Вид его вызывал не сочувствие, а отвращение. Все его тело колыхалось, как медуза, стоило ему только приподнять руку. Рыжие, слегка вьющиеся волосы с глубокими залысинами на висках и проплешиной на затылке — будто обрывки старого мочала, прилепленные к черепу. По лицу стекал пот. Белая, в крупную серую клетку рубашка с короткими рукавами — хоть выжимай. Черные брюки с ремнем, вдавленным в складки необъятного живота, тоже, должно быть, мокрые. А на улице между тем совсем не жарко — я подошел к окну и двумя пальцами раздвинул полоски жалюзи, — мало кто вышел, не накинув ветровку или легкий джемпер. И в довершение всего голубые — бред какой! — замшевые мокасины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});