Она представила, как он стоит, обнаженный, возле костра, как только что делала это сама, наслаждаясь его теплом. Если сейчас поднять голову, можно увидеть блики огня на его животе, груди, ногах, увидеть его взгляд, устремленный на нее.
– Можете смотреть, детка, – сообщил Джеймс, и Эллин сразу повернулась к нему.
Он стоял перед ней в рубашке цвета овса, которая доходила ему до середины бедер, распахнутой на груди, что, похоже, его ничуть не смущало: он весело улыбался.
– Ничего смешного я в этом не вижу! – выпалила Эллин.
– Но мы же не в гостиной, Эллин. Мы одни в пещере. Так почему бы нам не сиять с себя мокрую одежду?
– Джеймс Маккарри, вы поистине удивительный человек!
– Мне об этом уже говорили.
Эллин внезапно поняла, что не столько сердится, сколько смущена и его словами, и своей реакцией на него. Подхватив свой мокрый плед, Джеймс повесил его на выступ в стене в дальней части пещеры. В крупную зелено-синюю клетку, издалека он был похож на полог огромной кровати.
Подойдя, Джеймс уселся рядом на сухой плед и, взяв керамическую бутылку, воткнул нож в пробку и принялся ее вывинчивать. На минутку оторвавшись от своего занятия, он взглянул на Эллин оценивающим взглядом и сказал:
– Вы очень красивая, Эллин.
У Эллин от этих слов перехватило дыхание. Несколько секунд она не могла вымолвить ни слова и наконец ответила:
– Благодарю вас.
– Вам не часто доводилось слышать подобные слова?
– Что?
– Что вы красивая. Неужели Дэвид Грант вам этого не говорил?
– Дэвид? – переспросила Эллин, приходя наконец в себя.
– Он говорил вам, что вы красивая?
Эллин покачала головой.
– Странное поведение для влюбленного, вы не находите?
– Дэвид вовсе меня не любит. Он лишь притворяется таковым, чтобы Кэтрин его ко мне приревновала.
– Но он поехал за вами.
– Потому что его об этом попросила бабушка Би.
– Давно вы его знаете?
– Почти вею жизнь.
– И вы умеете читать его мысли?
– Конечно, нет. Что вы хотите этим сказать?
– Мне кажется, вы знаете Дэвида Гранта гораздо хуже, чем думаете, детка. – Он продолжал медленно вывинчивать пробку. – Он либо влюблен в вас, либо следит за вами совсем по другой причине.
– И по какой же?
– Быть может, Дэвид Грант услышал о том, что вы станете богатой, и нежданно-негаданно влюбился в вас?
– И богатство это даст мне бабушка?
– Вполне вероятно.
Эллин пожала плечами.
– Он всегда был к вам внимателен? – продолжал Джеймс.
Эллин кивнула.
– Значит, он пытался заставить Кэтрин ревновать в течение долгого времени? – Джеймс вытащил пробку из бутылки, удовлетворенно крякнув. – Если он вас любит, то почему сбежал? Если бы я любил женщину, которой грозит опасность, я бы никогда ее в беде не бросил.
– Джеймс, я не хочу вас даже сравнивать. Вы не сбежали и меня не бросили. Я вам очень благодарна за то, что вы меня защищаете, очень.
Джеймс улыбнулся:
– Скажите мне это еще раз, Эллин. Мне так нравится, когда меня хвалят. – Он поднес бутылку к носу и понюхал. – Виски! Я думал, нам дадут с собой вина.
– Это плохо?
– Может, да, а может, и нет. Сейчас узнаю. – Он поднес бутылку к губам, сделал глоток, после чего вручил бутылку ей. – Совсем неплохо. Попробуйте, сразу согреетесь.
Эллин осторожно сделала глоток и закрыла глаза, чувствуя, как полилась по горлу огненная жидкость. Потом сделала еще один глоток.
– Неплохо, – похвалила она, возвращая Джеймсу бутылку.
– Вы когда-нибудь пробовали виски?
– Вы здесь не единственный шотландец, Джеймс. Конечно, пробовала. Бабушка научила меня пить виски.
– А меня – отец.
– Отец рассказал мне, где его можно использовать, а бабушка научила пить.
– Вы пьете виски? – удивился Джеймс.
– Она пьет. Я – очень редко.
Вытянув длинные ноги, Джеймс спросил:
– Так где его можно использовать?
– Ну, во-первых, его можно пить, это очевидно. Во-вторых, можно использовать для приготовления пищи, в-третьих, промывать раны и мыть руки. Ну а в-четвертых, чистить мебель.
Джеймс от души расхохотался.
– Это зависит, конечно, от качества виски.
– Детка, предупреждаю вас, если вы в Торридоне начнете чистить мебель виски, вы долго не проживете.
– Я это запомню.
Несколько минут они сосредоточенно жевали. Эллин не сводила глаз с огня. Джеймс вновь протянул ей бутылку.
– Если я выпью еще, я могу опьянеть, – предупредила Эллин, сделав сначала один глоток, потом другой, а потом поставила бутылку на пол.
Джеймс сделал щедрый глоток.
– Мне будет нелегко сдержать данное вашему кузену обещание.
– Джеймс, вы пообещали ему, что никому не позволите меня обидеть. Нас здесь только двое, вы и я. Никогда не поверю, что вы это сделаете.
– Я целовал вам руку, Эллин. Дважды.
– Никакого ущерба мне это не нанесло.
– Вас это оставило равнодушной? – спросил Джеймс, вскинув брови.
– Нет, не оставило, но и не обидело.
– Вас это не обидело, – повторил Джеймс.
– Да, – кивнула Эллин.
Он наклонился к ней совсем близко, губы его почти касались ее губ.
– А хотите проверить, оставит ли вас равнодушной кое-что еще?
– Да, – прошептала Эллин, запрокидывая голову.
Обняв ее щеки ладонями, Джеймс притянул ее к себе и коснулся губами ее губ. Губы его оказались мягкими и требовательными. Эллин уперлась руками ему в грудь, чувствуя биение его сердца, а под тонкой рубашкой – тепло его кожи. Потом руки ее скользнули выше, по бугристым мускулам, она обняла его за шею и почувствовала, как он задержал дыхание. Так вот что Маргарет имела в виду, когда говорила, как кружится голова, как замирает, а потом начинает бешено биться сердце, когда ты прижимаешься к мужчине, а он обнимает тебя, касается губами твоих губ! И это только поцелуй... Тело Джеймса страстно отзывалось на ее прикосновение, да и у Эллин соски затвердели, и она еще крепче прижалась к нему.
Губы его коснулись ее губ раз, другой, после чего жадно впились в них, отчего у Эллин закружилась голова. Язык его скользнул в ее рот желанным гостем, и она застонала от наслаждения. Наконец она отстранилась и, прижав руку ко рту, изумленно воззрилась на Джеймса. Он настороженно смотрел на нее.
– Никакого ущерба, – прошептала она, глядя на его губы. Она осторожно коснулась его щеки, потом пальцы ее заскользили по его подбородку, шее и остановились на ключице. – И не оставило меня равнодушной.
– Меня тоже, Эллин, – прошептал Джеймс. Он наклонился и, схватив Эллин под мышки, поставил ее на колени и сам тоже встал на колени рядом с ней. Губы его снова прильнули к ее губам, руки, скользнув по спине, добрались до ягодиц и крепко их сжали.