— Могу я помочь вам, сэр? — спросила она, вставая.
Гарри показал на закрытую дверь в спальню Кейт:
— Как она?
Бивенс, как ни странно, смотрела в окно.
— Заснула.
Гарри кивнул. Он подошел к двери в спальню и взялся за ручку.
Дверь оказалась заперта.
— В чем дело? — требовательно спросил он.
Бивенс, начавшая жизнь явно не с должности горничной, встала между ним и дверью.
— Ее светлость не любит, когда ее беспокоят, — сказала она.
— Вы не можете запирать ее снаружи, — запротестовал он.
— Я и не запирала. Она заперла меня здесь.
Он осмотрелся, как если бы мог найти ответ в углах.
— Но это абсурд. А если с ней что-нибудь случится? Наверняка есть другой вход.
Глаза Бивенс остановились на секретере в углу.
— У вас есть ключ, — сказал он и протянул руку. — Дайте мне. Мне нужно убедиться, что с вашей хозяйкой все в порядке.
Бивенс, как наседка, выставила вперед грудь.
— С моей леди не случится ничего, о чем бы я не знала.
Гарри не удосужился ответить ей. Он держал свою руку вытянутой, пока Бивенс с видом крайнего неудовольствия не достала ключ и не передала его Гарри.
— Она не знает, что у меня есть ключ, — сказала камеристка. — Я вхожу к ней через будуар.
Она произнесла «бу-у- дуайр».
Так что Гарри, пройдя мимо ненавистного ему зеркала, вошел в спальню.
В первый раз он оказался в святая святых. И удивился. Другие комнаты в доме Кейт были с большим вкусом оформлены в светлых гонах. Даже в будуаре преобладали голубые и серебристые цвета. Однако центр святилища представлял собой пышный розарий. Занавески и покрывала были из теплого, цвета заходящего солнца, ситца. Стены и ковры были мягких, уютных оттенков зеленого и розового, с добавлением красного и белого. В низких вазах теснились, свешиваясь с краев, свежие розы, наполняя воздух тонким ароматом. Причудливое убежище. Больше похожее на комнату юной девушки, чем на обиталище искусительницы.
Дисгармонию вносила кровать с пологом на четырех столбиках. Она стояла не в центре, как обычно, а у дальней стены. Он не понял почему, пока не посмотрел на Кейт, лежавшую на боку спиной к стене.
Гарри, сам того не замечая, двинулся к ней и оказался у края кровати. Боже, думал он, чувствуя боль в груди, как может она выглядеть такой маленькой? Такой юной? Волосы Кейт были заплетены в косу, на розовой щеке лежали выбившиеся прядки. Ресницы были длинными и черными, рот ярким и свежим. Ей можно было бы дать пятнадцать лет, если бы не нахмуренный лоб и стиснутые руки. Она лежала в защитной позе и спала, как если бы набиралась сил для борьбы; это новой болью отозвалось в груди Гарри.
Он никогда не предполагал, что у него появится потребность защищать Кейт. Он никогда не думал, что она настолько слаба и уязвима, чтобы нуждаться в нем. Кейт всегда состояла из острых углов и колючек, в ней не было стремления утешать и поддерживать мужчину. И вдруг его осенило, что под внешней несгибаемостью она прячет опасно мягкое сердце.
Ему нестерпимо захотелось разбудить ее. Чтобы получить ответы на вопросы, которые крутились у него в мозгу, как листья в водопаде. Он все еще слышал ее голос, полный презрения. «Вы оставили Мертеру закончить это». Не могла же она иметь в виду, что она была девственницей, когда стала женой Мертера. Знать, какой была ее жизнь в замужестве, уже было тяжело. Но если она имела в виду…
Нет. Ее отец дал слово, а единственным человеком, которому Гарри доверял больше, был его собственный отец.
В конце концов, это было не важно. Важно было, что он только что обещал защищать и уважать ее. Хранить ей верность.
О Боже! Что он наделал? Только сейчас он до конца осознал все последствия. Он женился на женщине, которой не верил. На женщине, которая предала его не один раз. Да еще сказала, что никогда не пустит его в свою постель.
И все же, глядя на нее, одиноко спавшую в огромной кровати, Гарри впервые понял, что она будет нуждаться в нем. Не в его сильной руке, но в его терпении, поддержке, здравом смысле. А как он сможет помогать ей, находясь на расстоянии в полмира от нее?
Но разве он мог остаться? У него никогда не будет большой, шумной семьи, которую он смутно рисовал в своем воображении. Его дом будет тихим, населенным только тиканьем часов и почти неслышными шагами слуг. Его ночи будут холодными.
У его родителей было все: смех, гнев, горе, привязанность. Ни один человек, проведший более пяти минут в их шумном доме, не мог не заметить, что Большой Джим и Нэнси Лидж не отходили далеко друг от друга. Гарри хотел бы такую же семью для себя. Если он не сможет смягчить Кейт, его шансы на это будут потеряны с самого начала.
Однако вначале ему надо решить, стоит ли пытаться.
За окном прозвенел церковный колокол. Замолкали птицы, последняя цветочница мелодично призывала купить у нее фиалки. Быстро темнело, Гарри пора было приниматься за дело. Но он продолжал стоять, глядя на женщину, которую когда-то любил, думая о том, что будет с ними обоими.
Глава 10
Кейт могла бы поклясться, что ее разбудил голос. «Они никогда не выпустят нас…»
Она осмотрелась, почти ожидая увидеть женщину, которой принадлежал голос, хотя она слышала его в доме для душевнобольных. Но в комнате никого не оказалось. За окном было темно. Внутренние часы сказали Кейт, что полночь давно миновала. Должно быть, приходила Бивенс, потому что все канделябры горели, от язычков пламени на стены ложились подвижные тени, похожие на те, которые оставляют солнечные лучи, проникая через листву молоденьких деревьев. По крайней мере так казалось Кейт.
На улице стояла тишина, легкий ветерок колебал занавески. Все как обычно. Но сердце у нее стучало, во рту стоял металлический привкус страха. Она ненавидела такие внезапные пробуждения, когда еще не отступили ночные кошмары, а до утра было далеко. Кроме того, она помнила сон, который ее разбудил. Она узнала голос, мучивший ее. Знала, кому он принадлежит. Оставалось только поверить в это.
И доказать это. А если не получится, это станет ее обратным билетом в тихую белую комнату.
«Я знаю, это звучит нелепо, но вы помните леди Риордан? Молодую милую виконтессу, которая прошлым летом утонула в проливе Солент? Вы знаете ее. Поминальная служба была в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Плачущие дети, море черного крепа… Странно, но два дня тому назад она сидела рядом со мной в белой комнате в Ричмонд-Холле».
Еще ужаснее, если леди Риордан являлась женой одного из «львов», который заточил ее, чтобы она его не выдала.