Читать интересную книгу Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер - Гюннар Столесен

Вода была зеленоватой, а воздух тяжелым от хлорки:

Люсне плыл рядом со мной, иногда он обгонял меня и потом ждал, когда я доплыву.

– Вот мы говорили с тобой, разводиться или нет, – начал он. – У меня есть приятельница, очень хорошая моя приятельница вот уже шесть лет. Шесть добрых, долгих лет. Она сама была замужем, и я женат, и никогда ни один из нас не заговаривал о том, что нам обоим надо развестись и жить как муж и жена. Я опять повторяю: какой в этом смысл, если нам и так хорошо. Когда ты женишься, тебе приходится говорить с женой о повседневных заботах, будничных делах и проблемах, ты каждый день видишь перед собой уставшую морду – и утром, и днем, и вечером. А мы с ней… Мы встречались раз в две недели, иногда чаще, иногда реже, но нам всегда было хорошо. Так вот и продолжалось до тех пор, пока она не развелась; она вышла за другого, и они уехали в другой город.

– Значит, вы с ней снимали пенки с повседневной жизни? Сортировали дни и лучшие приберегали для себя?

– Пожалуй, так.

Мы еще поплавали.

– Твои услуги, которые ты оказываешь людям, эти бутылки… ты неплохо на них зарабатываешь?

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, это не для меня. Это просто дружеские услуги. Я достаю спиртное только для друзей, для тех, кому я симпатизирую. Вот Венке, например. И себе, конечно.

– Мне кажется, что ты очень любишь себя.

– Да? – Он вроде поразмыслил над этим, потом улыбнулся широкой улыбкой – он нашел правильный ответ. – Да! – подтвердил он.

– Но ты ведь берешь за это деньги?

– Ровно столько, сколько это стоит мне самому. Я делаю это не ради коммерции. Другие, конечно, на этом зарабатывают, но не я. Деньги – не самый главный интерес моей жизни.

– Конечно, нет. Я догадываюсь, что для тебя главное.

Он улыбнулся так, будто я сказал сальность.

– Думаешь, женщины?

– Нет, – ответил я и несколькими сильными гребками обогнал его. Он не отстал.

– Главный интерес твоей жизни – твоя собственная персона, – сказал я, – а женщин ты просто используешь как зеркало, в котором отражается твое крепкое тело. Ты используешь их, чтобы снова и снова убедиться, что ты мужественный, сильный и еще в состоянии… Это старая добрая система стакана воды. Для тебя, Люсне, женщина не больше чем пакет из–под молока: ты его просто выбрасываешь, и тебе все равно, куда он упадет. Тебя не интересует, сломается он или разорвется. Может оказаться, что одну из твоих женщин вдруг найдут стоящей над трупом с ножом в руке…

– Ты хочешь сказать, что я…

– Я ничего не хочу сказать. Я имею в виду то, что я говорю. Тебя интересует лишь твоя собственная персона. Точка. Через несколько лет тебе придется умолять своих женщин убедить тебя в том, что ты все еще привлекателен. Оглядись кругом – в жизни есть много, чем можно заняться мужчине.

Он послушно с застывшим выражением лица огляделся.

– Ты полагаешь, что я должен…

Он озабоченно следил глазами за молодыми ребятами, быстро плавающими в бассейне: молодые мужчины, молодые тела в узких маленьких плавках.

Мы были у края бассейна, и я вылезал из воды. Он лежал на воде у лесенки.

– Это же смешно, Веум. – Он подошел к лесенке. Кулаки его были сжаты. – Я бы показал тебе, если бы не столько народу…

Я неотрывно смотрел ему прямо в глаза.

– Ну попробуй, толстяк, – сказал я.

Его взгляд и руки опустились на живот.

– Ты считаешь, что я располнел?

– Не имею понятия, – сухо ответил я. – Я никогда не видел тебя раньше. Спасибо за наставления. Я подумаю над советами, которые ты мне дал, если когда–нибудь вновь женюсь.

Последние слова я произнес так тихо, что сам едва расслышал. Я повернулся и пошел в раздевалку. Люсне не последовал за мной, и я спокойно оделся, положил костюм, который он мне дал, рядом с его и вышел на улицу. Дорога к воротам шла на подъем со многими поворотами. Я пошел быстро – не потому, что хотел нагрузить себя еще, просто мне нужно было от чего–то отделаться.

Я шел и думал: неверность неверности рознь. Есть неверность типа Юнаса Андресена, и есть неверность типа Рикарда Люсне, и есть, наверное, много других видов. Первая была для меня более приемлемой, чем вторая. Цена второй была не больше чем плевок против ветра. Ничего общего с любовью она не имела. Это была своего рода гимнастика, настольная игра, цель которой – как можно скорее набрать тысячу очков, а с кем ты в нее играл, не имело значения, и, с чем оставались твои партнеры, тебе было неинтересно. Такая игра могла стать причиной чьей–то смерти. Кто–то мог остаться лежать на боку, истекая кровью, но это тебя не касалось, это было не твое дело, об этом должны были позаботиться другие.

Я прошел мимо дежурного и сел в машину. Я выжал педаль сцепления до конца, стартовал резко, рывком вырулил на дорогу, и мой автомобиль помчался, заглатывая и выбрасывая позади себя асфальт. Два поворота и…

Я повторял: мне надо еще раз поговорить с тобой о прошлом вторнике, Венке. О том, что же все–таки произошло в этот день.

Но сейчас рано. Сначала я должен сделать другие дела. Я проголодался, но я не знал, до каких Воге бывает в клубе, и снова свернул к четырем башням и остановился, где обычно. Меня скоро будут здесь узнавать. Пора подумать о том, чтобы зарезервировать за собой место для стоянки.

35

Я нашел Гюннара Воге там же, где в прошлый раз, – в клубе. Он стоял на стремянке и вешал большую стенную газету, написанную красной тушью на серой бумаге. Здесь указывались все мероприятия, планирующиеся в марте. Желающим принять участие достаточно было поставить свое имя. Тут была и поездка в горы на пасху для тех, кто мог себе это позволить. Открывался кружок под названием «Юный радиотехник» – для тех, кому приятно было поймать в эфире радиолюбителя из Японии и сказать ему «привет» и «прощай». Продолжался «Наш популярный курс обучения игре на гитаре». Он длился уже пятый год, и большинство его участников наконец–то выучились брать три первых аккорда.

Воге прикреплял газету к стенду большими булавками с зелеными шляпками. Он стоял, освещаемый ярким светом прожектора, установленного на потолке, а когда я вошел, мельком взглянул на меня, не прервав своего занятия. Но он довольно быстро с ним справился и в конце концов вынужден был начать разговор. Я ждал, не нарушая молчания, ни о чем не спрашивая.

Он не спеша повернулся ко мне. Воге был в линялых сине–зеленых вельветовых брюках, севших после стирки и ставших ему короткими, в темно–синем шерстяном свитере с коричневыми кожаными заплатами на локтях и в коричневых ботинках. Похоже, что он не брился пару Дней (или слишком осторожно обращался с губкой для мытья), и лицо его было бледно–серым. Причиной мог быть двухдневный недосып, а может, неустойчивая погода или то, что на него падал яркий свет. А скорее всего, просто я ему не нравился, и он, как хамелеон, менял окраску в зависимости от обстановки. Глаза его были такими же грустными, как и в прошлый раз. Было ясно, что ничего хорошего он от меня не ждет. Веки отяжелели, и казалось, он вот–вот зевнет.

– День добрый, Гюннар Воге, – начал я.

– Добрый день, Варьг Веум. Что–нибудь стряслось? Видишь, я очень занят – у нас здесь сегодня вечер.

Мы стояли посреди большой подвальной комнаты, которая могла служить бомбоубежищем (что и планировалось при постройке), и мы были похожи на двух единственно уцелевших после самой последней войны, и будто я только что предложил ему перекинуться в картишки или сыграть в «людо», а он отказался, сославшись на занятость.

– Речь идет о ноже, – начал я.

– О ноже?

– Один нож и один труп.

Он сжал губы и вызывающе посмотрел на меня.

– Ага! Снова объявился сыщик Блюмквист [15]. Понятно. Ты, конечно, ищешь козла отпущения? Оказывается, ты следователь по уголовным делам и очень хочешь раскрыть для них это дело, или, лучше сказать, хочешь вытащить из колоды Джокера.

Он замолчал, а я выжидательно глядел на него. Было ясно, что он готов произнести новый монолог.

– Это как–то непрофессионально, Веум. И бессмысленно. Можно найти кучу людей, которые ходят с выдвижными ножами, а Юхан – один из многих. Если ты думаешь, что все те пустяки, которые тут недавно происходили, могли привести к такой трагедии, как убийство, ты ошибаешься, Веум, ты жестоко ошибаешься. И в любом случае ты сам себя дурачишь.

Мне показалось, что он хочет отвернуться, и я сказал:

– А ты знаешь, Воге, что, собственно, произошло во вторник вечером?

Он не отвернулся. Он пожал плечами.

– Я знаю только то, что написано в газетах. Но я прекрасно понимаю, что они теперь ищут подходящего преступника и нет ничего легче, как обвинить в этом Юхана. Известный преступник из молодежи, – произнес Воге с нажимом. – Известный нарушитель спокойствия, легендарный похититель детей и жуткий насильник Юхан Педерсен, по прозвищу Джокер. Неужели ты не чувствуешь, как это отдает плохими американскими боевиками, Веум?