— Вполне можно представить, — отозвался Афанасий Гаврилович, поудобнее размещая свое большое тело на узком диване. — Вместо многих тонн красок, перевозимых в железных бочках, потребуются крупинки в стеклянных баночках. Кстати, вы говорите, что они безвредны?
— Производились опыты.
— Я не биолог, но мне кажется, краска эта поможет проследить ход рыбы, например, если окрасить некоторые достойные внимания науки экземпляры в разные цвета. Или вот, скажем, производится кольцевание птиц. Для того чтобы прочесть на кольце ее местожительство, птицу нужно поймать, А почему бы не выпускать красных журавлей? — говорил Набатников с легкой усмешкой. — За ними можно наблюдать в полете.
Лева страдал — и не потому, что денька три придется походить краснорожим. Это еще полбеды, а главное другое. Малиновые штаны с зеленым пятном у кармана сохли под потолком каюты, и вряд ли у Левы найдется смелости показаться в них на палубе. Ни Женя, ни Митяй помочь не могли — запасных брюк не было. Значит, надо выделять из скудного денежного бонда «поисковой группы» некоторую сумму на покупку хотя бы самых дешевых парусиновых штанов. Согласится ли Митяй? Скажет: «Ходи в малиновых. Сам виноват».
Вполне понятно, что расчетливого, бережливого Митяя не мог не волновать этот непредвиденный расход, но после сегодняшнего трагического происшествия он уже почти простил Левку, хотя и помнил насчет «амбиции» — об упреке абсолютно незаслуженном.
Митяй слушал разговор профессора с Левкой, и в нем проснулось ревнивое чувство. Левка без году неделю знает Набатникова и уже горячо обсуждает с ним, как можно устроить фильтры на фабрике, чтобы ни одна пылинка краски не попадала в речку. Об этом Левка не советовался с Митяем ни разу и — нате вам! — уже консультируется с посторонним, что показалось Митяю особенно обидным и несправедливым. Ведь у него было свое мнение насчет фильтров, он даже эскизы набросал. Само собой разумеется, что Гораздый не считал себя специалистом в химии красителей. Но почему же не помочь людям? Вдруг что-нибудь стоящее получится. Об этом ему и Женя сказал.
Неожиданно для самого себя Митяй понял, что Левка (при благосклонной поддержке Журавлихина) впутали его в это предприятие, что он, Митяй, подражает Левке и мог бы сам выступить в роли «инспектора справедливости», над чем всегда издевался. Напрасно Митяй себя успокаивал: дескать, тут нет ничего странного, обыкновенная техническая задача, почему бы над ней и не поразмыслить! Типичный кроссворд. Но Митяй не любил кроссвордов. Зачем растрачивать, как говорится, «драгоценную мозговую энергию» попусту? Он даже считал, что и шахматы пусть хоть умная, но все же игра. От этого названия никуда не денешься, игра — она всегда останется игрою, а Митяй создан для общественно-полезной деятельности, и игрушки тут ни при чем. Женя ему доказывал, что шахматы — это отдых. Митяй скептически улыбался. «Хорошенький отдых. После двух партий с сильным противником мозги чувствуют себя довольно скверно, будто ты вызубрил пятьсот английских слов». А если так, то мнение Митяя склонялось к тому, что слова учить полезнее, чем тратить время на игру. Пусть этим делом занимаются гроссмейстеры.
Нет, не игра ума привлекала Митяя, когда он делал эскизы электрических фильтров для фабрики красок и представлял себе реально существующую конструкцию нового фильтра для жидкостей, построенного по принципу дымоуловителей. Здесь было не все просто, вода с химическими примесями проводила ток, но Гораздый обошел это препятствие, как ему казалось, очень остроумно.
Сейчас не терпелось поделиться своим предложением с Левкой, но этот краснокожий индеец совершенно не замечал Митяя, обсуждая фильтры с Набатниковым. Говорилось об осмосе и диффузии, о размерах молекул, но, как был убежден Митяй, все это лишь затемняло существо дела, и непонятно, почему профессор физики ходит вокруг да около и не предлагает единственного правильного решения. Кроме того, Митяя крайне удивляло поведение Жени. Почему он, зная о его схеме, ничего не говорит, а только загадочно улыбается?
— Можно бы поставить электрический фильтр! — наконец сказал Митяй.
Искушение было настолько сильно, что он не выдержал и позволит себе вмешаться в спор.
— Электрический, говорите? — Афанасий Гаврилович повернулся к нему всем туловищем. — Давайте прикинем.
Митяй уже доставал наброски чертежей.
Глава 10
ВСТРЕЧИ НА ЭКРАНЕ
Спускались сумерки. Окно в каюте, где поселились Митяй и Лева, постепенно синело, будто даже в воздухе растворялась необыкновенная краска, принесшая столько неприятностей Леве.
Он ждал этого вечернего часа, когда, не опасаясь удивленных взглядов, можно было выйти на палубу. Пудра, кстати говоря, купленная на пристани Митяем, не скрывала фиолетового оттенка на лице невинно пострадавшего, да и чувствовать себя клоуном на манеже, когда к этому не имеешь никакого призвания, вряд ли кому понравится.
Лежа в каюте, Лева вспомнил один свой страшный грех во времена увлечения театральным искусством. Это было сравнительно недавно, когда в самодеятельных спектаклях клуба Химзавода Усикову, тогда еще шестнадцатилетнему, отводилась весьма скромная роль гримера. Он умел это делать в совершенстве, причем из маловыразительного лица героини Лева создавал, как он сам говорил, «чудо красоты».
Актрису никто не узнавал, она чувствовала себя неотразимой, играла уверенно и потом всячески благодарила «милого Левушку».
Готовился праздничный концерт. Группа девушек из балетного кружка должна была исполнять танец кукол. Усиков ходил за кулисами, ерошил вихры, «вживался в образ», считая себя почти постановщиком. Угловатые и смешные движения оживших кукол подчеркивались их внешностью: короткие платьица, торчащие косички. Значит, и грим должен быть соответствующий — кукольный. Лева заранее достал яркую краску — фуксин — и нарисовал на щечках первой из живых кукол аккуратные кружки.
Девушки почти все выразили свое недовольство, но опытный гример Лева Усиков доказал им, что таких кукол они могут видеть среди игрушек, выполненных искусными мастерами Дымковской игрушки, что именно такие красочные образы в духе старинной русской игрушки талантливые танцовщицы и должны создать на сцене… В общем, молодой художник-энтузиаст умел уговаривать, и все двенадцать «актрис» покорно стали в очередь, чтобы тот сделал на их лицах художественную роспись, достойную искусных мастеров.
Выступление прошло, как говорят, «с большим художественным успехом». Кукол вызывали несколько раз. Лева таял от благодарностей, девушки подбегали к нему, жали руки и говорили, что он почти гений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});