говорил или жене, с которой жил уже десять лет.
В спальне Гарик как будто решил поиздеваться надо мной: он снова начинает со мной целоваться, но буквально через одну-две минуты засыпает опять. Сомнение охватывает меня: может, он притворяется, что спит. Однако он так равномерно дышит и так, естественно посвистывая, храпит, что у меня челюсть падает со второго этажа, где мы находимся, на первый этаж.
Я убита наповал.
* * *
Утром, я проснулась от звука какого-то предмета, бурно упавшего на пол. Я открыла глаза и увидела Гарика в трусах и рубашке, просовывающего ногу в штанину джинсов. Через опущенные жалюзи почти никакого света не проникало в комнату, но я увидела, как огненно-красные цифры на электронных часах показывали семь утра.
Заметив, что я проснулась, Гарик уже одетый – как? уже оделся? а где же ласки? где утренняя нежность? ведь это утро я ждала всю жизнь! а для Гарика – это обычное утро (обычная, очередная связь?) – подошел ко мне и, склонив свое свежевымытое лицо ко мне, поцеловал меня в лоб (какая изощренная пощечина!). Его борода и волосы были еще чуть мокры, и от него сильно пахло ароматическими веществами. Поцеловав меня, он провел холодной, свежей от воды рукой по моему еще не совсем пробужденному, теплому ото сна телу.
– Останешься, поспишь у меня? Или поедешь? – мягко спросил он вполголоса.
– Встаю, – сказала я и, резким движением откинув одеяло, перешла в сидячее положение.
Я быстро натянула свои джинсы, майку, наскоро умылась, причесалась.
Гарик в это время надел на руку часы, разложил по карманам: записную книжку, две шариковые ручки, кошелек, толстую связку ключей. Надел пиджак. Подошел к зеркалу. Причесался. Сбрызнул волосы лаком.
Потушил везде свет. Взял свой дипломат. Мы вышли из его квартиры. Меня он отвез домой, а сам поехал на работу.
* * *
Я вошла к себе домой и поняла: что-то не в порядке. До того, как я осталась сама с собой, я не могла понять, на самом ли деле что-то не так, или мне это кажется. Я поняла, что мне не кажется, потому, как не могла заняться ничем. Поганое, неприятное состояние. Почему так тяжело на сердце? Неужели я влюбилась в Гарика и даже от него, неужели даже от этого старика не получу Любви?
Просто не укладывалось в голове: как он мог заснуть, когда я разделась?! Это была такая пощечина. Как же он мог? Зачем добивался меня все это время, если я ему не нравлюсь? А если нравлюсь, то, как можно уснуть в объятиях девушки, которая для тебя разделась? Я страдаю. Я ничего не понимаю.
Здесь что-то не так.
Иногда, бывает такое. У мужчины может ничего не получаться, даже если он сильно влюблен. Помню фильм Михалкова-Кончаловского «Любовники Марии»: герой чрезмерно сильно любил свою жену, и, возможно, именно поэтому или, Бог знает почему, в кровати с ней у него ничего не получалось. Не мог трансформировать платонические чувства в плотские. Слишком поэтизировал ее, что ли? С другими женщинами получалось, а с той, которую любил, нет.
У Гарика же не просто не получается, он засыпает со мной.
Это настолько не входит ни в какие ворота, что мне все кажется, что это неправда или за этим что-то кроется не столь простое, как выглядит на первый взгляд. Уж как-то это слишком…
А что дает тебе такую уверенность в том, что ты нравишься Гарику? С чего ты это взяла? Просто потому что он некрасивый, а ты хорошенькая?
Вот еще, козырь. Или потому что он старый, а ты молодая? А ему, может, плевать на твою молодость. Может быть, он тебя охмурял так, от делать нечего? Кто знает, может, он все еще любит свою жену? Или, может, просто ты не в его вкусе? Ты слишком самоуверенна. Его некрасивая внешность сбивает тебя с толку. А у него вон какая интересная жена была. Я видела ее фотографии. И фотографии других его любовниц… Внешне они совсем не хуже тебя. Вид обманчив, нельзя судить только по внешнему виду.
Любопытно, что такие красивые женщины влюблялись в Гарика. Значит, не я одна могла полюбить такого некрасивого. Как видно, все мы, одинаково реагируем. Каждая считает, что никто, кроме нее, не пожалеет некрасивого, что он в ней нуждается… и влюбляется. Уродливая внешность становится для нас дополнительной романтической изюминкой, если, конечно, есть другие достоинства.
Что же делать теперь с Гариком?
* * *
– Когда Инна ушла от меня, она сказала моим родителям, что я для нее не мужчина. Ты бы видела типа, к которому она ушла. К старику! С ним она, видишь ли, впервые стала женщиной. Это была такая травма… Я ужасно переживал. С тех пор у меня проблемы с женщинами. Здесь дело не в тебе, – объясняет Гарик, после того, как очередной раз мы проводим ночь по очень странному образцу.
Сначала Гарик меня увлекает по древнему, как мир, сценарию. Раздев меня, он тут же, просто мгновенно, засыпает.
– Вначале, я вообще не мог смотреть на женщин. Я их боялся. Мне казалось, что любая меня предаст, причинит мне, в конце концов, боль, как Инна. Я избегал женщин.
– Сколько времени это продолжалось?
– Около двух лет. Может, чуть больше.
– Ничего себе. Как же ты мог жить в одиночестве?
– Почему в одиночестве, у меня есть друзья, родители, любимая дочь.
– Да… но, ведь это другое… Разве они могут заменить любовь?
– Инна нанесла мне такой удар, что мне даже не хотелось больше любви. Она так неожиданно предала меня. Я перестал верить женщинам. Мне было хорошо одному. Я лепил… работал… Мне никого не хотелось.
– Тебе никого не хотелось???
– Тогда не хотелось. Теперь все изменилось. Я уже поправился, окреп. Прошло ведь более пяти лет. Инна теперь для меня ничего не значит.
– А ты уверен в этом?
– Конечно. У меня были уже женщины с тех пор.
– Ты же их не любил…
– Да. Полюбить мне не удавалось. Я пытался.
– А что же было? Только секс?
– (Гарик смеется.) Ты не поверишь, и секс не всегда получался.
Я недоверчиво смотрю на Гарика, но не спрашиваю его вслух, уж не вошла ли и я в число тех женщин, которых он «пытался полюбить» и с которой «даже секс не получается». Глядя на него, как-то интуитивно я сама вижу ответ на этот вопрос. Со мной – другое.
Степень близости, связывающая меня и Гарика, настолько редкое явление, что он, как и я, не может этого не ценить.