– Действительно, что же ей тогда делать?.. – Мама выпила валокордин из обеих рюмок, своей и Жениной. – Свадьбы не будет, Вадик уехал, Женя беременна, – и это после всего, что между нами было… – шептала она.
Я думала, мама имеет в виду – после всего, что было между ней и Вадиком, но тетя Ира поняла это по-другому, – после всего, что было между мамой и тетей Ирой.
– Да, между нами кое-что было! Вспомни, что ты мне говорила? – напомнила тетя Ира. – Что, если бы твоя дочь родила без мужа, как моя бедная девочка, ты бы умерла… Ты говорила, говорила!.. А я тебе на это ответила – такое может произойти с каждым. И кто оказался прав?
Известие о Жениной беременности решительно меняло ситуацию в маминой – тети-Ириной дружбе-войне – это было не временное мамино отступление, а тети-Ирина полная победа по всем фронтам. От полного благополучия и имиджа самой удачливой матери на свете мама мгновенно скатилась к полному ничтожеству: брошенная беременная Женя, незамужняя я, и на фоне наших несчастий – удачливая Люда, замужем за моим женихом, будущая владелица нашего дома, завтра же сможет выгнать маму на улицу…
Мама, бедная мама! Сейчас, когда разрушились мамины такие уже близкие к счастливому воплощению мечты, когда ей придется вынести очень для нее болезненное сочувствие тети Иры, она имела право быть любой – жалкой и разъяренной, имела право кричать, плакать, сетовать на несправедливость жизни, хныкать и жаловаться… Имела право на глупости – просить отца догнать и убить соблазнителя, запереться у себя с мокрым полотенцем на голове, бормоча: «Какой позор, моя дочь, как горничная, забеременела от молодого барина…» Но мама – неожиданная женщина.
Мама не стала мелочиться и отступать понемногу, а сразу же сдалась, но сдалась величественно – мама встала, заплакала, сделала несколько шагов и припала к тети-Ириной груди.
– Ты была права, а я виновата… Прости меня, у нас такая беда, – плача, сказала мама, и вот чудо: тетя Ира мгновенно расползлась лицом и заплакала вместе с ней, и в этом не было ни тени их с мамой обычного, чуть завуалированного злорадства, а только безоглядное сочувствие, горячее, как огонь.
Мама – гений-психолог. Отступить так размашисто, сдаться так безоговорочно и красиво – значит победить.
Всем известно, что в человеке соседствуют великое и смешное, но особенно они сегодня соседствовали в маме.
Пришла Женя, но мы больше ни о чем не говорили. Женя обнимала маму и плакала, мама обнимала Женю и плакала, тетя Ира обнимала их обеих сверху и плакала, и я настолько поддалась общему отчаянию, что тоже заплакала. Мы уже наплакали не одну бутылочку, а целую батарею бутылок, за которую мы смогли бы получить всех слонов из зоопарка, и Женя, наконец, оторвавшись от мамы и тети Иры, пролепетала:
– Что же теперь делать?!
– Что делать? Пить соки, спать, гулять, слушать хорошую классическую музыку вроде Пугачевой. Я прямо сейчас выжму яблочный сок. Яблоки нужны зеленые, – будничным голосом сказала мама. – Лиза – в магазин!
Женя посмотрела на нее изумленно и убежала, а я пошла в магазин.
Я была благодарна маме за то, что она не произнесла классические слова «рожай, мы поможем», как добрый рабочий в кино. Тогда Женя должна была бы благодарно смотреть на маму снизу вверх, а так она могла сразу убежать и чувствовать себя человеком в саду или наверху.
Если моя дочь когда-нибудь придет и скажет: «У меня будет ребенок», я тоже не стану произносить пафосные слова, а просто скажу: «Ах ты маленькая дрянь, сейчас я выжму тебе яблочный сок».
Мне все время казалось, что я могу быть чем-то полезной, но я не понимала, чем. Когда меня послали за яблоками, я обрадовалась и даже съездила за зелеными яблоками в город, хотя они продавались в магазине у станции. Лучше искать самые зеленые яблоки, чем сидеть дома, страдать за Женю и за себя, перебирать свои мысли, как нанизанные на нитку бусы, – вот грустная мысль, а вот злая, а вот еще одна, печальная…
* * *
Когда я вернулась домой с двумя пакетами зеленых яблок, я увидела идиллическую картину: вся семья вместе – мама, Мария, Лидочка, и даже отец, против обыкновения, был внизу.
Девочки были притихшие и возбужденные, как каша на маленьком огне: не выкипает, но тихонько бурлит. Мария с видом человека, делающего семейное дело первостепенной важности, распечатывала из Интернета способы обучения младенцев в утробе матери, Лидочка делала уроки, время от времени выбегала из комнаты и, почти не прячась, курила за окном. На ее лице было написано: чего уж теперь придавать значение мелочам, когда в доме происходит такое, все запреты отходят на задний план…
Мама жгла в печке свадебные журналы, отец с кротким видом перебирал старые детские книжки, раскладывая их на две стопки: в одну те, которые пригодятся Жениному ребенку прямо сейчас, в другую книжки, которые Женин ребенок будет читать попозже. Отец не выглядел потрясенным, разве что больше, чем обыкновенно, задумчивым, но когда я заметила, что в первую стопку книг для младенца вместе со сказками попала «Критика чистого разума» Канта, я поняла, что отец очень расстроен.
– Даже я не читала в год Канта, – заметила Мария. – Но с другой стороны, про Жениного ребенка мы пока ничего не знаем, может быть, он будет гений.
– Гений? Мальчик? – заинтересованно спросил отец.
– Конечно, у нас будет мальчик, – энергично ответила мама.
Она бросала в печку свадебные журналы, один за другим.
– Вот и прекрасно! – приговаривала она. – Вот и хорошо! А нам и не надо! Не надо! Нам! Мезальянса не надо нам! Какой-то нефтемагнат! Человек не нашего круга!.. У нас дедушка – ученый, а у них кто?!
– У кого дедушка ученый? – удивился отец.
– У Жениного ребенка, – объяснила мама. – Ты – дедушка.
– Чей дедушка? – удивился отец.
– Мой. Ты – мой дедушка, – ехидно ответила мама.
Если мама ехидничает, значит, все не так страшно. Не страшно, а наоборот, прекрасно, радостно.
Лидочка с Марией весь вечер перешептывались, так взволнованно, что я почти все слышала.
– Вместо Дома, и богатства, и платьев, и путешествий, и всего – мать-одиночка! Так проколоться! – сокрушалась Лидочка. – Тетя Ира говорит, такое с каждой может случиться. Что, даже со мной?!
– С тобой не может ничего случиться, ты эгоистка. Ты всегда думаешь только о своей дорогой особе, – отвечала Мария.
– Ну и что здесь плохого? Если бы Женя думала о себе, она бы предохранялась… Нужно было предохраняться! Могла бы использовать прерванный половой акт, – важно сказала Лидочка.
– Вот и нет, вот и нет! Это заблуждение – так нельзя предохраняться. Сперматозоиды за короткий период способны совершить путь в десятки сантиметров… – возразила Мария.