одна из девушек узнала его. «Это ты?..» – растерянно и восхищенно прошептала бы она. «Как видишь…»
С боков его теснили двое – симпатичный дядька в стареньком пиджаке и чернявый подросток. Наверное, отец и сын. Дядька по-свойски вглядывался в высокого Илью снизу вверх.
– Вижу – наш брат, фронтовик. А меня, брат, списали под чистую после госпиталя. Кую, так сказать, победу в тылу. Как там – драпает немец?..
Илья пожал плечами. Он вспомнил серую деревню на взгорке, которую весной они не могли взять почти полтора месяца. Окопы, в которые стекала талая вода. Изрытое черными пятнами снежное поле между окопами и деревней.
– Ну, бывай, сержант. Бей там извергов по-нашему, по-гвардейски.
Скоро Илья уже шел к институту, который желтел за старыми липами. На вахте сидела незнакомая женщина.
– Ты куда? – остановила она Илью.
– Я здесь учусь… учился. До войны.
– Документы покажи.
Илья привычно прижал руку к нагрудному карману гимнастерки – тот был пуст.
Он лихорадочно расстегнул гимнастерку и проверил внутренний карман. Пусто. Ни документов, ни денег.
Илья развернулся кругом и пошел наугад, все еще ощупывая себя. Ему стало… нет, не страшно. Это было что-то хуже страха. Какое-то липкое, унизительное чувство все плотнее охватывало его. Он даже брезгливо тряхнул головой, словно это был сон, наваждение. Его – фронтовика, разведчика! – обчистили средь бела дня в родном городе. Ограбили те, кого он и его ребята прикрывают там, в окопах.
Лапшин шел по летней Москве со сжатыми добела кулаками, ничего и никого не замечая. Нечаянно уперся в стенд с газетой: «От СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО. Утреннее сообщение. В течение ночи на 3 июля на фронте ничего существенного не произошло…»
В Центральном архиве Министерства обороны хранится учетная карточка Московского военно-пересыльного пункта, с рапортом, написанным Ильей Лапшиным 5 июля 1943 года в 14.00:
Рапорт
Приехал в командировку в Москву, при проезде в трамвае украли все документы, свидетельствующие о моем пребывании в командировке.
Явился к к<омендан>ту г. Москвы, был направлен на МВПТ.
Дополнительно докладываю.
Прибыл в командировку из 76 учебного полка автоматчиков. Назначение командировки – приобретение <нрзб> для офицерского клуба. Срок командировки с 3 июля 43 г. по 15 июля 43 г. Документы утеряны. Из части получено <…> рублей, с собой 590 р. <…> утащили, остальные дома на квартире в Москве…
На другой день Илья уехал в свою часть.
Он погиб 30 сентября 1943 года – в один день с поэтом Ананием Размысловым. И в тех же местах – в битве за Днепр.
Илья Лапшин похоронен около моста в двух километрах западнее деревни Окунево Чернобыльского района Киевской области.
Имя Ильи Лапшина увековечено на мемориальной доске в Литературном институте им. А. М. Горького.
Автобиография Ильи Лапшина, написанная им в 1939 году при поступлении в Литературный институт:
Я родился 19 февраля 1920 года в Москве, в семье врача. Отец мой умер от тифа в 1921 году, и я остался на попечении матери (фельдшерицы в тубдиспансере) и деда (врача-профессора Лапшина).
В 1928 году я поступил в первый класс немецкой школы им. Карла Либкнехта в Москве, желая в совершенстве усвоить немецкий язык, которому я научился дома у своей дальней родственницы.
В этой школе я пробыл до 1938 года, до ее расформирования, после которого я немедленно перешел в 189 школу. Эту школу я кончил в 1939 году.
В 8 классе немецкой школы я пробыл два года ввиду перенесенного мною тяжелого заболевания дифтеритом. Под влиянием деда, занимавшегося исследованиями по русской литературе и имевшего обширную библиотеку, у меня появился определенный интерес к литературе, в особенности к поэзии.
Уже года три, как я пишу стихи, но только в этом году у меня появился долг писать о времени.
Сейчас я считаю важнейшей проблемой в поэзии – проблему новой родины и нового человека.
В этом году зимой я вступил в ряды ВЛКСМ. Во всех школах, в которых я учился, я бывал редактором стенгазет.
Поступаю в Институт, чтобы сделать из себя настоящего, крепкого советского поэта.
Стихотворения Ильи Лапшина
Ты не ходил еще, товарищ, по дорогам,
По которым прошла война,
По которой в молчании строгом
Трое суток идем мы без сна…
Ты не знаешь, как в пургу метельную
На привалах валишься в снег
И какую тоску беспредельную
На войну несет человек…
Но даже на этой дороге
Нету время тебе отдохнуть…
1941
* * *
Пройдет война, и зарастут воронки
Зеленой идиллической травой,
И защебечет жаворонок звонко
Над полосой, когда-то фронтовой…
Расскажем детям мы, как шли когда-то
Солдатами в разведку на заре,
И прошлое припомнится как дата
В оборванном давно календаре.
А может быть, мы, ветераны, будем
Дремать на солнце где-нибудь в Крыму,
О тех годах, растаявших в дыму…
Быть может, мы возьмем и позабудем
Но – так не будет. Слишком многим были
Для нас года и бедствия войны,
Окрепли в них мальчишеские были,
Сгорели в них мальчишеские сны.
И если жить – так жить до исступленья
И быть всегда подобранным и злым,
Но разве может наше поколенье,
Войну прошедшее, когда-то стать иным?
И будет нам необходимо, надо
По-пехотински сутками шагать,
Пойдем мы стариками к Сталинграду,
Чтобы у Волги юность вспоминать.
И защебечет жаворонок звонко
Над полосой, когда-то фронтовой…
И посидим мы молча над воронкой,
Заросшей идиллической травой…
1943
Песня о гармонисте
От самой Старой Руссы,
Сквозь бури и огонь
Парнишка светло-русый
Пронес свою гармонь.
Рассыпчатые трели,
Задорные басы
Сердца ребятам грели
В недобрые часы.
Бывало, на привале
У речки, у воды,
Лишь только оживали
Послушные лады, -
Под ивою тенистой
В момент смыкался круг
С улыбкой к гармонисту:
А ну, поддай-ка, друг!
И ноша им не в ношу,
И путь для них – не путь.
Подсыпь, подсыпь,
Алеша, Еще чего-нибудь.
Давай, давай, усердствуй!..
– А он и рад – несет!
И так в груди у сердца -
Ну, мочи нет – сосет!
И вечер будто мглистей,
И враз исчез уют.
О чем-то грустно листья
По-своему поют.
На трепетных березках,
На сумрачных дубах…
Дымятся папироски
В обветренных губах…
Эх, где оно, окошко,
Зазывный тот огонь?
Да что ж ты, друг Алешка,
Ну, распояшь гармонь!..
Сквозь черные руины
В огне, в дыму, в пыли
Степями Украины
Полки на Запад шли.
Рассыпчатые трели,
Задорные басы…
Ах, как они нас грели
В ненастные часы!
1943