— Что скажите, гордые орки? Быть походу?
Вперёд вышел шаман.
— Ты победил Гривзу по всем правилам, но бились вы не за место вождя. И всё же я готов за тобой пойти, ведь ты доказал свою силу. Твой приход — знак судьбы, через тебя она говорит нам: «Пора что-то менять в Орде»!
Недавний старший дозорный подошёл с другой стороны, теперь смотрел с уважением.
— Расскажи получше, что задумал. А то ведь одно племя ещё не Орда — раздавят нас и глазом не моргнут, а мы даже не узнаем, за что погибнем.
Рондор положил руку на плечо старшего.
— Если кого и убьют, то только на землях людей, в бою с внешним врагом. Клянусь своей секирой, мне было жаль убивать вашего вождя. Как бы мне понадобился такой сильный воин…
— Он бы никогда тебе не покорился, — тихо сказал шаман.
Рондор произнёс так, чтобы все слышали:
— Надеюсь, больше мне не придётся сражаться с собратьями. А план мой таков…
30 июня.Закат окрасил степь багровым. Племя дремало перед вечерним костром. Лёгкий ветерок колыхал ткани шатров, изредка вздымал пыль на вытоптанных пространствах меж жилищ орков. Пара дряблых стариков сидели на краю стоянки и, по долгу всматриваясь в закат, неспешно переговаривались. Где-то за шатрами зеленокожие мальчишки весело гоняли человеческую черепушку. По придуманным ими же правилам, запрещалось касаться игрового снаряда руками, зато позволялось всеми остальными частями тела. Именно после таких развлечений шкуры орков становились подобны жестяному доспеху: кости крепчали, кожа обретала вязкость, и не каждый нож мог бы оставить на ней след.
В похожей на птичью клетке, только значительно большей, стоявшей у одного из шатров, сидел голый, обросший человек. Мужчина прислонился к раскалённым прутьям спиной и запрокинул голову. Он умер час назад и теперь ворон по-хозяйски вцепился лапками в зубы раскрытой пасти и возился клювом в глазнице. Облезлая кожа человека обгорела на нещадном степном солнце, и орки предполагали, что ещё вчера днём он сошёл с ума от жары. Пожалуй, если бы человек мог, то порадовался бы что, наконец, умер. И особенно порадовался бы тому, что произошло это именно сейчас, а не на час позже…
Слезящимися, больными глазами старые орки всмотрелись в горизонт, пытаясь отличить мираж от реальности.
Группа верховых вынырнула из-за бугра виднокрая и двигалась по направлению к племени.
— Наши с охоты возвращаются? — обратился один старик к другому.
— Наши уходили на юг.
— Гости что ли?
Ответ они получили совсем скоро.
В стоянку племени въехало две дюжины всадников-орков на буррах. Позади орков шёл тролль — редкий гость в Восточных Степях. Ехавший во главе колонны обритый наголо орк, обратился к старикам.
— Где все воины племени?
Старик не задумываясь ответил.
— Некоторые здесь, некоторые на охоте.
Орк кивнул и поехал дальше, вглубь селения.
Пока отряд приближался к месту Костра, из шатров вылезали жители племени, кто с оружием, кто без, но все с опаской смотрели на вновь прибывших.
Почти у центра племени дорогу отряду преградил могучего вида орк, с седой бородой и лысой головой. В руках он сжимал толстую палку с набитыми стальными колпаками на её концы.
— Вы кто такие? — без признака дружелюбия обратился вождь к всадникам.
Перед тем как получить ответ, те спешились, а пока они это делали, за спиной вождя появилось ещё с полдюжины вооружённых орков, вдвое больше сходилось к костру с разных сторон.
Всадники, по негласной команде отстегнули заплечные ремни и из-за спин в сильные руки легли дубины, но дубины не простые, а плотно обмотанные тряпьём. Вперёд вышел бритый орк, мощного телосложения.
— Я Рондор, будущий хан Орды, и у меня есть слова для твоих воинов.
— Кто-кто? — недоверчиво сощурился вождь.
— Созывай племя к Костру, вождь. Сегодня им предстоит сделать нешуточный выбор.
— Шёл бы ты вон, самозванец! Хан не носит клейма убийцы!
— Созывай по-хорошему, вождь, — спокойно повторил Рондор.
— Лучше ты убирайся по-хорошему. Нас больше, а когда вернуться с охоты мои воины, они не будут рады твоему присутствию. Если только ты не будешь сидеть в той клетке, в компании бледнокожего.
Рондор повернулся к попутчикам.
— По головам сильно не бейте. Впоследствии мне понадобится каждый воин. К бою!
Обмотанная тряпьём дубина взметнулась в воздух и обрушилась на плечо седобородого вождя.
5. Сети чёрного паука
19 сентября.Холм чуть заметно возвышался над опоясавшими его деревьями. Могучие ясени, раскидистые клёны, стройные берёзы, никто из древесного царства не решался взобраться на холм, лишь тонкий слой трав покрывал одеялом плавные склоны. Под пронзительным ветром травяной полог ходил волнами. Буря постепенно утихала. Ещё совсем недавно по холму и окрестным перелескам пронёсся ураган, срывавший ветви с деревьев и скручивающий листву в десятки миниатюрных смерчей. Ливень хлестал будто плетью так, что длинные капли иглами впивались в землю, но всё закончилось. В этом мире всё когда-нибудь заканчивается. Вечна только смерть.
Не понимает этого лишь последний глупец. Смерть правит миром. С самого рождения мир движется к смерти, все, что он порождает — мёртво. Тела, вещи, идеи — всё устаревает и кончается в лоне смерти. Всё есть тлен. Всё — пепел. Такова философия отверженных. Философия, которую мир не готов принять, потому что судорожно цепляется за жизнь, что вовсе и не жизнь, а вечное страдание. Но таков уж мир с его обывателями — всем нравится пребывать клетке иллюзий.
Именно поэтому он сейчас стоял на этом холме, потому что считал философию отверженных частью себя. Он проник глубоко в её суть и должен будет вот-вот приблизиться к самым тайным её откровениям. И когда это произойдёт, для него не останется тёмных уголков в этом мире невежд и слепцов, он уйдёт навсегда и сможет посвятить себя истинному служению Её Величеству Смерти. Жизнь отречения останется в прошлом вместе с её подобием служения. Залы Храма Заката ждут. Они вечны как сама смерть. И по сравнению с их жизнью, его ожидание лишь тень капли в океан времени. Его учили ждать, и он подождёт столько, сколько понадобится. Тем более что ещё слишком многое нужно успеть сделать для предшественников. С его уходом философия отверженных должна прорасти в нескольких учениках. Это так же важно для служителя смерти, как для селянина — рождение детей, тех, кто будет помогать ему, и будет держать хозяйство, когда он сам уйдёт в лучший мир. Сравнение грубое, но доступное для любого хлипкого разума.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});