Читать интересную книгу Всего три дня - Валерий Бирюков

«Тоже мне сачок нашелся! — насмешливо думал Иван, довольный, что все в его отделении идет нормально. — Врать не научился, глаза от стыда прячет, а туда же!»

Он вспомнил вчерашний разговор благодушно, наверное, потому, что в памяти еще свеж был сон про Генку. А вообще-то Иван никому не прощал обмана. Но разве можно всерьез принимать Генкину выходку? Как это он вчера? Отозвал в сторону, попросил:

— Вань, ты это… освободи меня от кросса, ладно?

— Что случилось? — недовольно спросил Иван, рассчитывавший на его помощь. — Ты что, ногу натер?

— Ага, — ухватился за подсказку Генка. Но затем, видно посовестившись, помялся и добавил, отводя взгляд: — Ну, что-то вроде этого…

— Эх ты, горе луковое! — Иван понял выступившую на его лице краску по-другому: стыдится, дескать, Генка своей неловкости. — До сих пор не научился портянки наматывать? Ну-ка, покажи ногу!

От былого Генкиного превосходства давно и следа не осталось. За эти два месяца Иван дал другу понять свое старшинство не только в положении, но и в возрасте и опыте. И теперь Семенов покорно стаскивал сапог, явно медля, ожидая, что сержант остановит, поверит на слово. Но Иван молчал, и Генка потянул сапог назад.

— Ладно, Вань, — сказал он небрежно, не поднимая головы, и Ивану были видны алые Генкины уши. — Чего комедь ломать? Неохота мне бежать, и все!

— Вон оно что! — Сержант понял наконец, что Генка просто водит его за нос. — Неохота? Так вот запомните, товарищ рядовой Семенов: чтобы я слышал от вас такие просьбы в первый и последний раз! Ясно?

— Та-ак, — протянул Генка, глядя все так же в пол. — Начальством сделались? Своих не признаете, товарищ сержант?

— Дружба дружбой, а…

— А табачок врозь, да? — подхватил Генка. — Запомним, товарищ сержант! — произнес он свою непонятную угрозу, явно прикрывая ею замешательство, которое читалось в его растерянном взгляде…

Иван отвлекся от воспоминаний, прислушался к ровному топоту бегущих впереди солдат своего отделения. Вроде пока никто не дробит, не сбивается с установившегося темпа, и его помощь пока не нужна. Да что там: пробежали-то всего ничего.

Успокоившись на время, Иван опять вернулся мыслями к вчерашнему разговору с Генкой. Зря он пытается представить себе ту короткую стычку такой безобидной. Ведь если хорошенько вспомнить, так Генка делает уже не первую попытку получить поблажку, воспользоваться их старой дружбой. И все с подходцем таким невинным, что не сразу-то и сообразишь, какой здесь подвох. То в солдатскую чайную попросится, когда не положено, то от наряда уговаривает освободить — с Гопанюком, мол, дневалить не может, все за ним надо переделывать, — то еще что. И сейчас вот тоже вроде мелочь: зачем, дескать, перворазряднику тренироваться? Понадобится — и без этого хорошо пробежит. Быть может, маневр Генки и удался бы, если бы Иван не рассчитывал на его помощь — подтянуть на кроссе Чудинова и Гопанюка.

Хотя нет, ни этот, ни другие Генкины заходы не прошли бы уже потому, что сержант никаких поблажек никому не делал. Не положено, — значит, не положено. Нарушения порядка, считал Коржев, с пустяков начинаются: там обошел, там схитрил, там лишний раз не перетрудился — и, глядишь, поверил парень в свою ловкость, в возможность везде и во всем порядок к своему хотению прилаживать. Не совпадает с желанием — ищи обход.

Когда Иван увидел среди новобранцев Генку и когда просил командира взвода походатайствовать о назначении Семенова в свое отделение, он не задумывался над тем, как сложатся их отношения. Просто обрадовался встрече, и только. Правда, потом появилась и подспудная мысль — подготовить из Семенова себе замену. Ведь в ноябре увольняться, надо думать, кто отделение примет. А Генка техникум закончил и вообще парень с головой — все схватывает на лету, чего же еще?

И после недолгих взаимных восторгов и воспоминаний Иван, не посвящая никого в свои планы, взялся за друга всерьез. Он требовал с него куда больше, чем с других молодых солдат, которым делал скидку на неопытность. К тому же Иван не хотел, чтобы остальные подчиненные заподозрили его в чрезмерной симпатии и снисходительности к земляку.

Может, он все-таки перегибал палку, гоняя Генку на занятиях, во время самоподготовки? И от этой жесткости Семенов искал лазейки, прося у сержанта по дружбе того, что не разрешено, в обход распорядка дня, в нарушение устава? Нет, вряд ли. Ничего он не перегнул, нагрузка была по силам Генке, да и не особо он надрывался, хотя быстрее других первогодков освоил свой автомат и все оружие отделения, отлично стрелял, а на строевом плацу и на тактическом поле держался не хуже бывалых солдат. Просто когда есть возможность жить легче, Генка случая не упустит. А тут командир отделения — друг закадычный и земляк, как не воспользоваться? Отсюда и неуклюжие попытки отвертеться даже от кросса, который для Генки никакой трудности и не представлял. Отсюда, и охлаждение, даже отчуждение Семенова.

Но ведь по натуре он не лентяй. И совести еще не потерял — вон как давеча со стыда сгорал. Не стоило его резко осаживать. Поговорили бы спокойно — и разобрались бы, что к чему. Генке надо объяснить, раз он сам еще не понимает, что в армии понятие дружбы немного отлично от их прежних представлений. Настоящий друг не станет укрываться за широкой спиной товарища, не должен подводить его, толкать на какие-то, пусть мелкие, проступки. Попробуй-ка теперь, когда Генка в обиде, объясни ему это. Не подступишься. Закусит удила и в самом деле начнет поступать назло…

Рассвет явно обгонял бегущих солдат. И полдороги не пробежали, а полоска неба над просекой уже налилась чистой, прозрачной синевой. Такое утро было и в тот день, когда Генка, надрываясь, тащил Ивана в деревню. Вновь припомнив сон, Иван наконец заставил себя поверить, что с Генкой все наладится, если постараться, если поговорить нормально: не такой он, чтобы не понять. Вот после марш-броска и поговорят. И все станет на свои места. Как и положено.

Лишь после этой успокоившей его мысли Иван наконец заметил, что бежит медленнее, чем раньше. Темп снизился, начали помаленьку сдавать — устали солдаты.

Иван пробежал вдоль цепочки, подбадривая свое отделение.

— Веселее, веселее, ребята, совсем немножко осталось!

Разрыв он обнаружил в самой середине, где бежали Чудинов и Гопанюк. Иван не стал их укорять: солдаты старались, но что поделать, если пока не хватает им выносливости. Остановил Чудинова, молча забрал у него вещмешок.

— Я сам, товарищ сержант, — хрипло запротестовал Чудинов, хотя узкие раскосые глаза его и утомленное потное лицо выдавали желание солдата избавиться от этого ставшего непомерно тяжелым мешка, оружия и вообще сесть хоть на минутку на мокрую от росы землю и перевести запаленное дыхание.

— Накачаешь силенки, потом и будешь «сам», — нарочито грубовато сказал Иван, но не сдержал улыбки: — Не все ведь на бронетранспортере раскатывать. Иногда и так вот приходится. Для начала тебе хватит. Беги, догоняй!

Чудинов благодарно кивнул, неловко повернулся и пристроился на свое место в цепочке.

У Гопанюка, длинного нескладного парня, вещмешок забрал, как и договаривались заранее, пулеметчик Набиев. Рекордсмен он не ахти какой — на время не пробежит, но выносливости на двоих хватит. Даже не видно, что двойной груз тащит.

Иван довольно усмехнулся: командир роты специально его отделение на замыкание поставил. Чтобы подпирали всех, не давали роте растянуться. Сейчас, все в норме, приказ выполняется. Порядок.

И тут ему на глаза попался Генка, который бежал впереди отделения весь марш-бросок, задавая темп бега, а сейчас он почему-то шел шагом, прихрамывая, и все его обгоняли.

Вот тебе и «все в норме»! Решил-таки выполнить свое «запомним, товарищ сержант»? По тревоге не разбудил — это ладно, можно пережить. А сводить счеты здесь, когда рота выполняет боевой приказ?! Нет, отделение сержанта Коржева будет на месте в срок, какие бы фокусы ни придумал Семенов!

Впервые за эти месяцы Иван пожалел, что выпросил Генку в свое отделение. Глядя, как усердно он припадает на левую ногу, Иван уже нисколько не сомневался в его притворстве.

— Мстим, значит, Гена? — спросил сержант, еле сдерживая закипавшую в нем ярость, когда Семенов поравнялся с ним.

— Ногу стер, — не поворачивая головы, бросил Генка.

— Займите-ка свое место! И бежать! Вернемся в казарму — там поговорим!

— Да серьезно же, стер! — устало и зло сказал Генка, но сразу же сменил тон: — Калечиться мне, что ли? Дай хоть портянку перемотать, сбилась — шагу не ступить. Честное слово!

— Добро, — неожиданно для себя согласился Иван, которого Генкина бесцеремонность не ожесточила, а, напротив, вдруг успокоила. Он решил поверить Генке в последний раз. Но если это еще одна попытка обмануть его, то все — пусть пеняет на себя!