- Ну чего ты возишься, раздевай давай ляха, - слышу я голос за своей спиной.
Медленно оборачиваюсь и вижу как за мною наблюдают два казака. Один лет тридцати, крепкий усач держит меня на прицеле своего самопала и при этом паскудно улыбается. Другой почти мальчишка лет четырнадцати вооружен только легким ятаганом в руке.
- Раздевай, раздевай, чего спишь, да складывай аккуратно и свое можешь рядом положить, оно тебе уже не понадобится.
Вот же пропасть! Ну, какой черт понес меня за этим проклятым шляхтичем! Однако делать нечего, казак не шутит и еще застрелит чего доброго, надо подчиняться и тянуть время, авось, мои сообразят, что герцога потеряли, туды их в качель.
Медленно обдираю покойника и складываю дорогое убранство рядом. Алчность заставляет казака подвинуться ближе и внимательно рассматривать трофеи. Бдительности он, впрочем, не теряет и держится насторожено.
- Дозволь казак нож вынуть, - прошу я у него, - уж больно у ляха перстень на руке хорош, жаль бросать, а так не сниму.
- Перстень говоришь, нет, давай я сам, а ты Мишка держи его на прицеле, - отзывается он и передает самопал мальчишке.
А вот это ошибка, потому что едва казак разворачивается, в лицо ему летит горсть земли, и следом кулак в зубы. Казачонок пытается что-то сделать, но между нами его старший товарищ, а я, добавив тому ногой в пах сбиваю их обоих с ног и обезоруживаю выхваченной шпагой.
- А ты мастак драться, парень. - Снова слышу я за спиной.
Да что же это такое, donnerwetter! Тут что казаки за каждым пригорком?
К нам незаметно подошли еще несколько казаков. Что обнадеживало, сабли их были в ножнах, а пистолеты за поясом и смотрели они, в общем, не враждебно.
- Ты что же это Семка затеял? - строго спросил самый старший из них у корчащегося на земле усатого казака. - Князь Трубецкой и атаманы наши поехали с нижегородской ратью на переговоры, договариваться как с ляшским отродьем способнее воевать вместях, а ты что творишь? Напал на их воинского человека, хотел у него добычу честно добытую отнять, да еще и джуру на это неподобство подбил.
- Что-то он ругается на немецкий манер для нижегородского ратника. - Пробурчал в ответ тот кого назвали Семкой. - Ты бы Лукьян узнал бы сперва, а потом судил.
- И то верно, мил человек, - протянул Лукьян. - Ну, ка расскажи нам, откудова ты такой красивый взялся. Ляха ты с пистолета снял вроде и не целился вовсе, я уж думал, что ты на сабле слаб и рубиться не захотел. А Семку с Мишкой чуть не голыми руками с ног посбивал.
- Я, казаче, и верно в немецкой земле урожден, а здесь случаем оказался и к ополчению пристал.
- А язык наш откуда ведаешь, да еще так будто родной он тебе.
- То, станичники, долгая история.
- А мы не торопимся! - жестко проговорил Лукьян, - садись, посидишь с хорошими людьми потолкуешь, а там и поглядим что ты за человек такой.
Я, внимательно посмотрев на старого казака, понял, что перечить себе дороже. Передо мной сидел матерый зверюга, которому что человека убить что перекреститься, и то перекреститься может и тяжелее. Тем более что казаков, как оказалось, было куда больше чем я увидел сначала.
- Садитесь односумы, - пригласил старый казак своих товарищей, - посидим послушаем, чего нам немец расскажет. Выпьем, немного.
- Выпьешь немец? - спросил меня со смешком один из них и протянул баклагу.
- Благодарствую, - не чинясь, ответил я и отхлебнул из протянутой мне тыквенной бутылки. Пойло было премерзким на вкус и довольно крепким, но я усилием воли заставил себя не поморщится.
- Спаси Христос, станичник, - поблагодарил я еще раз угостившего меня, - в глотке пересохло так что и не можно. Ну, раз хотите меня послушать станичники, то отчего бы и не рассказать. Не в некотором царстве, не в некотором государстве, а на Тихом Дону жил да был казак.
- Ты немец ровно сказку рассказываешь! - усмехнулся Лукьян.
- Не любо не слушай, а врать не мешай!
- Ладно, ладно ври дальше.
- Так вот, казак тот был ничем особо не примечательный. Стрелы метал, на саблях рубился, да ведь на Дону таких умельцев и не перечесть. В походы ходил, зипуна добывал, но и этим в тех краях никого не удивить. Но случилось раз такое дело что казак этот смог всех удивить. Были они в походе на стругах, пошарпали всю туретчину и, набрав богатую добычу возвращались назад. Тут на них турецкие галеры и налетели, оно конечно казаки не за печкой уродились, однако силы совсем не равные были, все же струг галере в чистом море не соперник. Вот и побили казаков турки, а кого выловили из моря стали склонять принять их веру поганую. Но казаки не такой народ чтобы на посулы их польстится и все как один крепко стояли за веру Христову. Все кроме одного, да, того самого о ком я речь веду. Принял он их закон, да так рьяно, что все их молитвы еретические за неделю выучил, хоть муллой его назначай.
Казаки, слушая меня, помрачнели, но пока не перебивали, а я, отхлебнув еще раз продолжал.
- После этого басурмане его в надсмотрщики определили и надо сказать угадали, поскольку к товарищам своим бывшим он такую лютость проявил, что не каждый турок на такое решился бы.
- Известное дело, - скрипнул зубами один из казаков, - переметнувшиеся завсегда так, желают похвалы от новых хозяев заслужить и жесточь свою показывают.
- Истинно так, станичники, и так сей изменник туркам лютостью своей по сердцу пришелся, что стали они ему доверять безмерно. И ключи у него от кандалов были и от припасов разных. Да только в одну ночь тихую, когда басурмане спали крепким сном, изменник сей казакам какие на веслах сидели кандалы и открыл. Ну, а дальше дело понятное, освободились казаки и вернулись домой с богатой добычей, правда, без него.
Пока я рассказывал казакам историю, прочитанную мной когда-то у Гоголя, они несколько раз насторожено переглянулись. Я сразу не обратил на это внимания, поскольку прикидывал, как бы не слишком завраться.
- И отчего же казаки без него вернулись? - спросил меня старый казак, каким то напряженным голосом.
- Да, от того что считал себя он навек опозоренным и не захотел вернуться на Тихий Дон, а ушел в иные земли и все с турками воевал. Сначала у мальтийцев, потом у венецианцев, а когда от ран немощным стал его мой отец взял на службу и определил ко мне в воспитатели, по-вашему, в дядьки. Имени его не знал никто, а звали все Фальком, по-вашему, Соколом. Он меня и стрелять и саблей рубить и по-всякому другому драться обучил. И на коня он меня еще мальцом в первый раз посадил, да приладил саблю на боку и катал по замку батюшкину. Матушка, помню, тогда еще ругалась на него шибко, хотела даже со двора согнать, да батюшка не дал. Потому как он ему в старые времена в бою жизнь спас. Так вот, казаки, и язык я ваш от него знаю, и про обычаи некоторые тоже он мне рассказал.
- А как казака сего звали, - почти вкрадчиво спросил уже отошедший Семен, а то может мы с ним товарищами были?
Что-то подсказало мне, что я со своим рассказом влип и надо завязывать с подробностями.
- Это вряд ли, мой дядька покойный в православные земли походами не ходил и церкви христовы не грабил.
- Ах ты...
Тут раздался свист, и казаки встревожено вскочили. Как оказалось Аникита и Казимир наконец поняли что меня с ними нет и кинулись искать. Поставленные сторожить казаки заметили их движения и подали сигнал своим, однако, немного поздно. И не успели казаки вскочить, и схватится за оружие, как их с двух сторон зажали кавалеристы Вельяминова.
Мои бывшие рейтары и стрельцы стояли напротив казаков Лукьяна и, держась руками за рукояти сабель, смотрели друг на друга без малейшей приязни. В воздухе повисло напряженное молчание готовое в любую секунду перейти в яростную схватку.
Когда бывшие тушинцы вскочили, я один остался сидеть, как ни в чем не бывало, с интересом наблюдая за происходящим. Говоря по совести, мне тяжело далось это напускное спокойствие, и на самом деле я уже прикидывал, долго ли продержусь со своей шпагой против казачьих сабель в случае чего, когда старый казак, наконец, сказал.
- Я тоже на той галере за веслами сидел. Ладно, счастлив твой бог парень, иди к своим, может и свидимся. Спасибо тебе за то, что рассказал про судьбу односума моего. Хороший был казак, не чета нынешним.
- И тебе не хворать казак, гора с горой не сходятся, а человек с человеком завсегда свидятся. - Отвечал я ему, и тут же обращаясь к джуре внимательно слушавшему весь наш разговор.
- Эй, Мишутка, ты бы собрал барахлишко от ляха оставшееся, да на коня навесил, что ли. А то конь хороший потеряется ненароком.
Паренек услышав меня застыл, но старый казак подтвердил мои слова:
- Чего застыл татарчонок? Делай чего велено, это немца добыча, нечего на чужое рот разевать.
- А почему татарчонок? На лицо вроде русский.
- А мы его еще мальцом у татар отбили, в ясырях был. Вот и прилепилось название, то татарином кличем, то татарчонком.