песто, угрюмый и враждебный. Должно быть, я и выгляжу враждебно, когда размахиваю вилкой, словно это орудие убийства, и собираюсь вонзить ее в шею ничего не подозревающего прохожего. Бледный парень с серыми глазами, стоящий по другую сторону стола, вздрагивает, когда наши взгляды встречаются. Кажется, он становится еще бледнее по мере того, как тикают секунды, а мы оба молчим. Бедный парень. Если бы я не была в таком чудовищно плохом настроении, то могла бы посочувствовать ему из-за его неловкости. Мое настроение такое, какое есть, и мне его не жаль. Он сам с собой это сделал. Я излучаю какую-то ослепительно негативную энергию, а он принял решение прийти сюда и побеспокоить меня. Если он получит ожоги второй степени от моего испепеляющего взгляда, то это его вина.
— Меня… меня зовут... Том. Том Петров. Так меня зовут. И я просто… — он надувает щеки, быстро моргает и качает головой. Я замечаю, что у него разбита губа. Выглядит как свежая рана. Восстановив равновесие, он делает шаг вперед и протягивает руку. — Меня зовут Том. Рад э-э.., наконец, познакомиться. Я просто пришел представиться и предложить свои услуги.
Я освобождаю его от своего пристального взгляда, накалывая кусок недоваренной моркови на вилку, отрывая его от зубцов передними зубами. Том подпрыгивает, когда я откусываю кусочек, и морковка громко хрустит.
— У меня сегодня плохой день, Том. Я, вероятно, не буду пользоваться услугами, которые ты так любезно предлагаешь.
— О, неужели? — Он возится, ковыряясь в ногтях. — Потому что я слышал, как Карина сказала, что ты сломала свой телефон и тебе придется подождать до следующей недели, чтобы его починить, а я.. ну, я чиню телефоны в свободное время, так что...
Моя вилка со стуком падает на поднос с обедом.
— Ты чинишь телефоны, — говорю я. — Ты чинишь телефоны?
Том кивает.
— В основном экраны. Хотя иногда мне приходится вытягивать данные. Иногда довольно сложно получить абсолютно все с устройства. Ты... ты уронила его в воду?
— Нет. Нет, он просто довольно сильно ударился об пол. Он даже не включается.
Том кивает.
— Он совсем новый? — спрашивает он. — Если он совершенно новый и я заменю экран, гарантия будет аннулирована.
— Новый для меня, но не совсем новый.
Отец делает вид, словно отдает мне одну из своих гребаных почек каждый раз, когда он заменяет мой мобильный телефон, но я знаю по маленьким потертостям и царапинам, что у них всегда был по крайней мере один владелец до меня. Обычно его военный помощник. Он никогда не был тем, кто выкладывает деньги на то, что может получить бесплатно.
— Тогда, вероятно, он не на гарантии. Ты ничего не потеряешь, если я взгляну на него.
В столовой еще более пусто, чем обычно. Люди всю неделю сидели взаперти из-за дождя; теперь, когда он наконец прекратился, они борются с холодом и выносят еду на улицу. Я люблю тишину, и в восторге от того, что на меня не пялятся тридцать человек, о которых я ничего не знаю. Но ещё почему мне нравится есть в столовой? Что мне нравится больше всего? Рэн и его дружки слишком хороши, чтобы есть здесь с простыми людьми. Я ни разу не видела, чтобы кто-то из них позорил это место общего пользования своим присутствием, а это значит, что здесь я в безопасности. Мне не нужно беспокоиться о ехидных колкостях, или грязных взглядах, или лице настолько чертовски красивом и злом, что мне хочется плакать.
Рэн, вероятно, получил бы удовольствие от моего внутреннего конфликта. Не нужно быть ученым-гением, чтобы понять, что он бы потирал свои психопатические руки, если бы только знал, сколько предательских мыслей в моей голове о нем каждый гребаный день.
И…
Господи, я только что провела целых двадцать секунд, думая о Рэне, когда кто-то стоит передо мной, ожидая, когда я закончу свой внутренний разговор. Что, черт возьми, со мной не так?
Но вернемся к насущному вопросу.
Полностью сосредоточив свое внимание на Томе, я оцениваю его.
— Что случилось с твоей губой, Том?
Его глаза округляются.
— А?
Я снова тычу в него вилкой.
— Твоя нижняя губа. Она разбита.
Он прижимает пальцы ко рту, как будто не замечает травмы.
— О! О, сегодня утром я лежал в постели, смотрел Instagram и уронил свой телефон. Он попал мне прямо по губе. Глупо, правда? У тебя когда-нибудь было так? Чертовски болит.
Я прочищаю горло, давая ему еще один шанс.
— Почему ты так добр ко мне? Мы никогда раньше даже не разговаривали.
Он переминается с ноги на ногу, прочищая горло.
— Ну, мне бы очень не хотелось разрушать твои представления о моем филантропическом духе, но мне платят за такую работу. Я здесь на стипендии, так что...
О, черт. Я такая сволочь. Легко забыть, что не каждый ученик в этих школах купается в деньгах. В некоторых школах действительно есть стипендиаты. Некоторые студенты в таких местах, как Вульф-Холл, даже имеют работу и должны работать по выходным, чтобы помочь себе прокормиться. Я чувствую себя полной дурой за то, что полностью забыла о людях, чьи отцы не ворочают миллионами и должны зарабатывать себе на жизнь.
Я сажусь прямо, отодвигая от себя еду.
— И сколько?
— Сотня, если это только экран. Включая запчасти. Если это один из новых телефонов, у меня должно быть то, что мне нужно здесь, в кампусе. Если нет, то мне придется заказать товар онлайн, что обычно занимает около недели на доставку.
— Это прошлогодняя модель.
— Тогда, да. У меня должно быть все, что нужно
— А если телефон испорчен и тебе нужно будет вытащить данные?
— Тогда тридцатка сверху. Это не так уж и сложно. Я мог бы показать тебе, как это делается, если ты хочешь сэкономить деньги, но большинство людей заставляют меня делать это,