Читать интересную книгу Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Вот писания церкви, памятник практической мудрости римской церкви, ее глубокой политики и правительственного духа. Петр и Павел все более и более примиряются; оба были правы; спор Закона и дел утих; туманное выражение "наши апостолы", "наши столпы" прикрывают воспоминание о прежней борьбе. Хотя и горячий поклонник Павла, автор вполне еврей. Иисус для него только "любимое дитя Бога", "великий священник, глава христиан". Далекий от того, чтобы разрывать с иудаизмом, он сохранял в неприкосновенности привилегию Израиля; только новый народ, выбранный из язычников, присоединяется к Израилю. Все античные предписания сохраняют свою силу, хотя и отклоненные от своего первоначального смысла. В то время, как Павел сокращает, Климент сохраняет и видоизменяет. Климент, главным образом, имеет в виду согласие, единство, правило и порядок в церкви, такой же, как в природе и римской империи. Армия представляется ему образцом для церкви. Каждый должен повиноваться, согласно своему положению, вот мировой закон. Малые не могут существовать без больших; ни большие - без малых; жизнь тела продукт совместной работы всех его органов. Повиновение - синоним слова "долг". Неравенство людей, подчинение одних другим - Божий Закон. История церковной иерархии - история тройного отречения: первоначально община верных передала все свои права старейшинам или presbyteri, затем весь пресвитериат воплотился в одном лице episcopos; затем все episcopi латинской церкви преклонились перед одним из них, перед папой. Последний шаг был совершен в наши дни. Создание епископата дело второго века. Поглощение церкви presbyteri произошло до конца первого века. В послании Климента Римского предполагается не епископат, а пресвитериат. Там нет еще следов существования высшего presbyteros, долженствовавшего их развенчать. Но автор открыто заявляет, что пресвитериат, духовенство предшествует народу. При установлении церкви, апостолы, по внушению св. Духа, выбрали "епископов и диаконов для будущих верующих". Власть, исходящая от апостолов, перешла по правильной преемственности. Следовательно, ни одна церковь не имеет права отрешать своих старейшин. Богатые не имеют привилегий в церкви. А те, которые обладают мистическими дарами, должны быть наиболее покорны.

Затрагивалась великая проблема: кто существует в церкви? Народ? Духовенство? Или вдохновленный? Этот вопрос ставился уже во времена Павла, который разрешил его справедливым образом, взаимным милосердием. Наше послание разрешает его в духе чистого католицизма. Апостольский сан - все; права народа сведены к нулю. Итак, можно сказать, что католицизм получил начало в Риме, так как римская церковь первая начертала для него правила. Первенство не принадлежит духовным дарованиям, науке, достоинствам; оно принадлежит иерархии, власти, передаваемой посредством канонического посвящения, связанной с апостолами непрерывной цепью. Чувствовали, что свободная церковь, как задумал ее Иисус, какой ее еще признавал Павел, была анархической утопией, из которой ничего не могло выйти в будущем. При евангельской свободе господствовал беспорядок, но не предвидели, что при иерархии, наконец, получится единство и смерть.

С литературной точки зрения в послании Климента чувствуется нечто слабое и мягкое. Это первый памятник того растянутого, отягченного превосходными степенями, напоминающего проповедь стиля, которым до сих пор пишутся папские буллы. Заметно подражание св. Павлу; автор находится под влиянием священных писаний. Почти на каждой странице намеки на Ветхий Завет. Что же касается до уже складывавшейся новой Библии, то ей очень озабочен Климент! Послание к евреям, ставшее как бы наследием церкви Рима, служило ему обычным чтением; то же можно сказать и о других больших посланиях Павла. Намеки на евангельские тексты как бы распределяются между Матфеем, Марком и Лукой; и можно сказать, что Климент имел почти тот же евангельский материал, как и мы, но, несомненно, расположенный в другом порядке. Намеки на послания Иакова и Петра сомнительны. Но что поражает, так это пользование еврейскими апокрифами. Климент придает одинаковое значение Ветхому Завету, книге Юдифь, апокрифическому Езекиилу, Вознесению Моисея, может быть, молитве Манассии. Как апостол Иуда, Климент принимал в свою Библию все эти недавние произведения еврейской страсти или фантазии, стоящие гораздо ниже древней еврейской литературы, зато более способные нравиться в данное время своим патетическим красноречием и горячим благочестием.

Послание Климента достигло цели, которую преследовало. Порядок восстановился в церкви Коринфа. Высокие претензии мистических профессоров понизились. В этих маленьких тайных сходбищах вера была настолько сильна, что предпочитали перенести большое унижение, нежели быть вынужденным покинуть церковь. Послание имело успех далеко за пределами церкви Коринфа. Ни одному писанию не подражали так много. Ни одно так часто не цитировали. Поликарп или тот, кто написал приписываемое ему послание, автор апокрифических посланий, - Игнатий, автор произведения, ложно называемого Вторым посланием святого Климента, заимствуют из него, как из писания, которое знают наизусть и которым прониклись. Это послание читалось в церкви, как вдохновленное писание. Оно заняло место среди приложения канона Нового Завета. В одном из наиболее древних манускриптов Библии (в Александрийском кодексе) оно было найдено помещенным вслед за книгами Нового Завета и как одна из них.

Климент оставил по себе в Риме глубокие следы. С самых древних времен, одна церковь освятила его память, в долине между Coelius Esquilin, где предание поместило дом его отца, и куда, благодаря столетнему колебанию, некоторые другие хотели перенести воспоминание о Флавии Клеменсе. Впоследствии мы увидим, как его сделали героем романа с приключениями, очень популярного в Риме и называвшегося "признания", так как его отец, мать и братья, смерть которых оплакивается, нашлись и друг друга признали. К нему присоединяют некоего Грапте, которому рядом с ним поручено управление и обучение вдов и сирот. В полутьме, где он остается окруженный и как бы затерянный в блестящей пыли прекрасного исторического далека, Климент - одна из великих фигур зарождавшегося христианства. Только несколько лучей просвечивает из таинственности, его окружающей; он подобен святой голове древней фрески Джотто, которую можно узнать только по ее золотому ореолу и по нескольким туманным, но чистым и мягким чертам.

Глава 16. Конец Флавиев - Нерва - Вторичное появление Апокалипсиса

Смерть Домициана последовала вслед за смертью Флавия Клеменса и гонениями на христиан. Между этими двумя событиями была связь, которую мы не можем точно определить. "Безнаказанно, - говорит Ювенал, - он мог лишать Рим наиболее знаменитых лиц, никто не подымался, чтобы отомстить ему за них; но он погиб, когда стал опасен башмачникам. Вот что погубило человека, покрытого кровью Ламий". Представляется вероятным только то, что Домицилла и люди Флавия Клеменса приняли участие в заговоре. Домицилла могла быть возвращена в последние месяцы правления Домициана из ссылки на остров Пандатарий. Тирана окружал всеобщий заговор. Домициан чувствовал это; как все эгоисты, он был очень требователен по отношению верности других. Он велел казнить Епафродита, помогшего Нерону совершить самоубийство, дабы показать, как велико преступление отпущенника, поднявшего руку на своего господина, даже с благими намерениями. Домиция, его жена, и все его окружавшие были в страхе и решили предупредить грозившую им опасность. К ним присоединился Стефан, отпущенник и управляющий Домициллы. Человек очень сильный, он предложил напасть в одиночку на императора. 18 сентября Стефан, около одиннадцати часов утра, с рукой на перевязке, пришел представить императору записку о заговоре, будто бы им открытом. Придворный Парфений, принимавший участие в заговоре, пустил его к императору и запер дверь. Пока Домициан внимательно читал записку, Стефан вытащил из перевязки кинжал и ударил им Домициана в пах. Домициан успел крикнуть мальчику, смотревшему за жертвенником лар, подать ему кинжал, лежавший под подушкой и позвать на помощь. Мальчик подбежал к постели, но не нашел кинжала. Парфений все предвидел и принял меры. Борьба продолжалась довольно долго. Домициан то пытался вырвать кинжал из раны, то своими на половину отрубленными пальцами он рвал глаза убийцы; ему даже удалось свалить его и подмять под себя. Парфений ввел тогда других заговорщиков, которые прикончили презренного. Было пора; через минуту вбежала стража и убила Стефана.

Солдаты, которых Домициан покрыл позором, но которым он прибавил жалования, хотели отомстить за него и провозгласить его Divus. Сенат имел достаточно твердости, чтобы не допустить подобного позора. Он велел разбить или расплавить все его статуи, стереть его имя в надписях и сломать триумфальные арки. Было решено похоронить его, как гладиатора, но его кормилица, похитив тело, тайком присоединила его пепел к пеплу других членов семьи Флавиев в храме gens Flavia.