Читать интересную книгу Женись на мне (сборник) - Ирина Степановская

– Великая Перикола жила за несколько веков до нас и тоже сокрушалась, что публика остывает к трагедии. В антрактах на авансцене она исполняла балаганные номера. Не наше время виновато в этом!

– Но мы живем в том времени, которое принадлежит нам. До свидания.

И Иванова ушла.

Деньги были найдены. Фильм о Клеопатре начали снимать. Роль Матроны была изумительна. Такую роль действительно можно было ждать всю жизнь. Но настроения не было. Странный червь беспокойства и неуверенности поселился в душе Матроны. Уже давно наступила зима, учеба шла своим чередом, на маленькой сцене репетировали дипломный спектакль, но Матрона все не могла успокоиться.

– Разыщите мне этот конфетный ларек!

Адрес палатки лег на стол Матроны через два дня. Она надела рыжую лисью шубу и отправилась в путь.

Голубые домики магазинчиков выстроились в неправильный ряд. Значок фабрики «Красный Октябрь» она увидела посередине. В палатке было почти темно. Витрины были освещены, а шторка на двери повешена так, что напоминала театральный занавес. В дальнем углу, на пустом ящике из-под конфет, сидели две девочки лет восьми от роду. Покупателей не было. Иванова стояла в дверях и играла Джульетту.

– То соловей, не жаворонок… – завораживал ее мелодичный голос. Девчонки пускали слезы и захлебывались соплями.

– Я обязательно буду актрисой! – шептала одна из них, прижимая к груди маленький кулачок.

Матрона остановилась. Иванова играла не балаган. Для двух маленьких зрительниц она играла высокую трагедию.

– Мизансцена закончилась, занавес! – сказала Матрона и подошла ближе. – Я хочу, чтобы мою роль в фильме играла ты! – заявила она Ивановой. – Я сама готовилась к ней, я ждала, но она запоздала. Зато теперь я уверена – эта роль для тебя. Она сделает тебя знаменитой. Играй для всех! Это твой шанс! Я же хочу навсегда остаться лишь педагогом.

Иванова взяла ее за руку и поцеловала. Матрона увидела, что на всегда бледном лице ее ученицы ярче проступили веснушки и глубже стали глаза.

– Спасибо вам! – произнесла Иванова своим обычным, вовсе не мелодичным, а суховатым и довольно тусклым голосом. – Но эта роль опоздала и для меня. Я выхожу замуж и скоро рожу ребенка. И у меня будет новая роль – жены и матери.

– Где эта чокнутая? – загремел из подсобки чей-то голос, и Иванова поспешно встала к прилавку.

– Молчите! Иначе меня выгонят с работы!

– Чем эти джунгли лучше, чем те? – шепотом спросила Матрона.

– Здесь приходится меньше врать, – ответила Иванова.

Фильм провалился. Вернее, он прошел незамеченным. И хотя его возили в Венецию и куда-то еще, он не занял нигде никакого места. Актер, игравший Цезаря, давал в журналах какие-то глупые интервью, и, хотя роль Матроны была в фильме главной, ни один критик про нее ничего не сказал.

Юбилей Матроны давно прошел. Она выпустила курс и собиралась набирать новый, как вдруг до нее дошли слухи, что на ее место готовят другую кандидатуру. Она навела справки. Кандидатура была бесталанная, нахрапистая – один из ее бывших учеников. Матрона подала заявление об уходе.

В припадке гордости она не учла, что пенсия ее будет гораздо ниже прожиточного минимума и, даже если она сама будет сидеть на воде и хлебе, собаке все равно надо покупать мясо и витамины.

Матрона снесла в комиссионку скромные драгоценности, но маленькая пачка денег растаяла мгновенно. Предложений не было. Подруга заходила на чай и приносила пирожные и фрукты. От пирожных или, вернее, от унижения Матрону тошнило, и теперь по ночам они не спали на пару с собакой. Зима давно кончилась, уже вовсю летел в окна тополиный пух, но Матрона постоянно мерзла и ходила по дому в лисьей шубе, грызла пальцы и бесцельно перебирала корешки книг.

«То соловей, не жаворонок…» – однообразно, без интонаций повторяла она. Эпоха Цезаря ее больше не интересовала. Наконец однажды утром она решительно встала с постели, скинула шубу, надела синее «ахматовское» платье и поехала в палатку «Красный Октябрь».

У Ивановой уже был огромный живот. Но, видимо, она продолжала пользоваться успехом – в углу на картонной коробке сидели замерев пять зрителей младшего школьного возраста. На сей раз Матрона услышала отрывок из «Трех сестер». Две женщины вошли в киоск вслед за Матроной и тоже благоговейно остановились, очевидно, знакомые с особенностями местной торговли конфетами. «В Москву, в Москву!» в этом районе звучало особенно горько. Иванова закончила сдавленным рыданием. Женщины и детвора громко захлопали.

«Нет у нее никакого мужа!» – поняла про Иванову Матрона.

– Возьми меня в напарницы! – легким тоном сказала она. – Мы с тобой тут такие диалоги будем разыгрывать, нас на антрепризу будут в соседние ларьки приглашать!

Иванова, в свою очередь, посмотрела на свою бывшую преподавательницу с той непередаваемой усталостью и мудростью, которая бывает в глазах беременных женщин, готовых скоро родить, что стало ясно: и она все поняла про Матрону.

– Придет хозяин – поговорим! – просто ответила Иванова.

И поскольку обе они были русские бабы, пусть одна – дитя надежды последних шестидесятых, а другая – никому теперь, кроме Матроны, не нужное дитя перестройки, они обнялись и заплакали. Теперь у них была общая роль.

Октябрь 2000 года

Проверка Чегетом

– Я придумал, куда мы поедем на мои студенческие каникулы, – сказал Сережа, выходя утром из ванной и ожесточенно, в своей манере, чтобы не тратить время на сушку феном, вытирая полотенцем коротко остриженную голову.

Я разливала по чашкам кофе и от неожиданности пару капель пролила на скатерть. Когда Сережа затевал какой-нибудь проект, он уподоблялся вихрю.

– Куда?

– Мы поедем на Чегет кататься на горных лыжах!

Скатерть было жалко. Я поставила кофейник и внимательно посмотрела на Сережу:

– Почему именно на Чегет?

Он уже бросил полотенце, как всегда, не на место, и, натянув футболку на мощные, красиво развернутые плечи, уселся завтракать, оседлав стул задом наперед.

– Потому что Швейцарию мы пока не потянем.

– А-а-а! – У меня в кошельке как раз осталась последняя бумажка на текущие расходы. – Тебе бутерброды с колбасой или сыром?

Он ответил, обжигаясь кофе:

– С тем и с другим, и можно побольше!

Я подвинула ему всю тарелку.

Микроволновка уже подогрела молоко до нужной температуры, и я насыпала в него геркулесовые хлопья.

– Так и ноги можно протянуть с твоего диетического питания!

– У меня еще есть яблоко. Подлить тебе кофе?

Он с готовностью протянул чашку.

– Так как тебе идея насчет Чегета?

Я нарезала яблоко кусочками.

– Идея хорошая. Вот только как ее реализовать? Лететь надо на самолете, гостиница, да питание, да подъемник… И потом, почему все-таки туда? Я слышала, Чегет – гора суровая, «чайников» не любит.

– Но я-то не «чайник»! И тебе тоже хватит полировать подмосковные горки, пора выходить на большой простор!

– Но деньги?!

– А вот это сюрприз! Мне дали небольшую шабашку, так что билеты на самолет и подъемник я оплачу. Остальное – с тебя! Согласна?

– Дай мне подумать…

Через минуту он зашел в кухню попрощаться. Синий джемпер в полоску и с вырезом углом я подарила ему на Новый год. Он удивительно подходил и к цвету его волос, и к загорелому лицу – подчеркивал ясность взгляда, стройность фигуры.

– Милый!

Он пахнул в коридоре ароматом «Дюпон», тоже мой подарок, и скрылся в проеме двери. Я не могла удержаться, чтобы не посмотреть, как он спускается по лестнице.

На работу мне надо было к десяти. Еще было время, чтобы вымыть чашки, одеться, накрасить губы. Я выглянула в окно. Опять на улице какая-то влага – не то дождь, не то снег. Февраль. В Европе уже, должно быть, весна, а у нас не зима и не осень! А что, интересно, сейчас на Чегете?

* * *

Я уже была там один раз. Сережа об этом не знает, зато я помню эту поездку так, будто она состоялась вчера. Тогда тоже мел февраль, у меня были первые в жизни студенческие каникулы, в Москве стоял мороз, а в Минеральных Водах – семь градусов тепла, сухой асфальт и пробивающаяся на газонах травка. В горах же лежал снег – целые моря снега, а солнце было такое, что кожа на лице без защитного крема на другой же день вспучивалась ожогами. И я тогда еще совсем не умела кататься на горных лыжах.

– Ну и что, что не умеешь, – сказал мне человек, которого я тогда любила больше всего на свете. – На Чегете и научишься! Сейчас просто неприлично говорить, что ты не катаешься на горных лыжах!

– Но у меня их и нет!

– Возьмем напрокат!

Вадим был высокий, плечистый, чернобровый, ну просто Сережа сейчас, и даже подарок на Новый год я тогда сделала ему почти такой же – синий джемпер в полоску. Только вырез был не углом, а под горло. И Вадим носил тогда этот джемпер не с рубашкой, а прямо на голое тело, как тогда было модно.

Вадим… Что с ним теперь? Тогда на Чегете он был асом катания. Мало кто, кроме него, умел так лихо и одновременно элегантно спускаться с чегетских бугров. А я… Первые пять дней ползала с инструктором пешком по самому пологому участку, потом первый раз отважилась подняться на кресельном подъемнике, а уж то, с каким лихорадочным ужасом цеплялась я за проплывавший мимо меня бугель, чтобы попасть на самую макушку горы, наверняка веселило всю очередь, стоящую за мной. Тело мое было покрыто синяками, мышцы немилосердно болели, от разреженного горного воздуха кружилась голова и тошнило… В общем, Вадиму скоро надоело возиться со мной.