Взрыв смеха заглушил последние слова Алана. Весело хохотали братья Баттсы, грузный Бен Симел вытирал выступившие от смеха слезы, ухал гигант Том, а Том Малый просто повалился на холку коня. Даже по мрачному, изуродованному шрамами лицу Угрюмого Вилла скользнуло некое подобие улыбки.
Между тем они спустились к реке, через которую был переброшен горбатый каменный мост, столь древний, что, наверно, его возводили еще в кельтские времена. На переправе королевские стражники взимали с проезжих плату. Здесь уже толпился народ, ибо сборщик мостовой пошлины, человек медлительный и любопытный, норовил поболтать с каждым путником.
Однако, завидев приближающегося рыцаря с отрядом, он заставил проезжих посторониться, так как знатные особы не терпели проволочек и, кроме того, оставляли щедрую мзду. К его удивлению, рыцарь неторопливо пристроился в очередь. Сборщик недоуменно пожал плечами, решив, что рыцарь скуп и бережет кошелек.
Между тем, сдерживая коня, Филип оглянулся на Угрюмого Вилла. Тот подъехал ближе. По его обезображенному лицу мелькнула тень разочарования.
– Увы, сэр. Вы видели, что дорога здесь лесистая и петляет, так что если за нами кто-то и крадется, то вряд ли он держится близко. Наши следы отлично видны на сырой земле, и преследователю этого наверняка достаточно. Но я один раз отчетливо слышал ржание лошади позади нас. Может, стоит вернуться и взглянуть?
Филип задумался. Ему вовсе не хотелось задерживаться по столь мелкому поводу. С другой стороны… Он помнил то, что герцог Глостер сказал ему о характере поручения, а также слова Элизабет об опасности, которая может им грозить.
– Что ж, поезжай, Вилл. Мы подождем здесь.
Гигант развернул коня и ускакал.
В отряде Майсгрейва не было заведено задавать вопросы. Поэтому никто не проявил любопытства по поводу внезапного отъезда Угрюмого Вилла. Только Анна удивленно завертела головой, но, увидев, что все остались спокойны, принялась наблюдать, как через мост переправляется обоз. Худая, с выпирающим крестцом кляча с трудом втаскивала на высокий въезд телегу с поклажей. Вцепившись в ободья колес, погонщики старались помочь ей, но измученная лошадь лишь жалобно ржала и билась в упряжке.
Филип Майсгрейв тоже какое-то время следил за переправой, но вскоре его внимание привлек пестро разрисованный фургон, запряженный парой сытых лошадей. Сам фургон был ветхим и разболтанным, а яркая раскраска говорила о том, что его владельцы всего-навсего бродячие фигляры. Об этом свидетельствовали и красочные лохмотья его хозяев, и заметные за пологом фургона музыкальные инструменты, и понуро сидевший на цепи у заднего колеса облезлый медвежонок. Зверь был истощен, да и сами жилистые акробаты выглядели утомленными и голодными.
Но Филипа заинтересовало не это. В фургоне, возле чумазого мальчика-возницы, сидела прехорошенькая смуглая девушка. У нее были пышные иссиня-черные волосы, столь редкие в Северной Англии, а над верхней губой темнел легкий пушок. Девушка сидела с печальным лицом, подперев кулачком подбородок и зябко кутаясь в серый плащ, из-под которого выглядывали оборки ее цветастой юбки. Несмотря на усталый вид, она все же была очень хороша, и Филип невольно залюбовался ею.
Неожиданно девушка подняла ресницы, и темные как ночь глаза взглянули на рыцаря. Какой-то миг они смотрели друг на друга, затем девушка улыбнулась. Словно солнечный луч озарил ее лицо, блеснули жемчужные зубы. Лицо Майсгрейва осталось невозмутимым. Он лишь слегка тронул поводья и подъехал туда, где трое фигляров что-то втолковывали сборщику пошлины.
Оказалось, что в соответствии с правилами они собирались дать представление вместо платы за проезд, но сборщик вдруг заупрямился, ядовито заметив, что раз у них нашлись денежки на таких лошадок, то и пошлину они смогут заплатить. Разгорелась перепалка. Актеры доказывали, что сегодня они еще не заработали ни гроша, но сборщик не стал их слушать и велел стражникам гнать бродяг прочь.
Филип оглянулся. Девушка-фиглярка не сводила с него глаз.
– Сколько должны заплатить эти люди?
Сборщик удивленно взглянул на рыцаря и назвал цену. Ни слова не говоря, Филип бросил ему монету. Обрадованные акробаты кинулись благодарить, а сборщик стал торопить их, чтобы они проезжали и не задерживали добрых людей.
Филип заметил рядом с собой Алана. Мальчик внимательно следил за происходящим, но рыцарь лишь мельком взглянул на него и продолжал наблюдать за девушкой-фигляркой, которая проезжала мимо, грациозно покачиваясь на козлах от движения фургона. Когда фургон уже въезжал на мост, она оглянулась и, прижав пальчик к губам, послала рыцарю воздушный поцелуй. Филип усмехнулся углом рта.
Анна отъехала прочь и, опустив голову, стала задумчиво гладить холку лошади. Она не отдавала себе отчета в том, насколько сильно задело ее самолюбие внимание рыцаря к случайной красотке.
Почему ей не все равно?! Она не могла понять, отчего вдруг так скверно стало у нее на душе. Ведь эта девчонка в отрепьях – всего-навсего бродяжка, а Майсгрейв, с которым Анну свел случай, исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился, едва только она встретится с отцом. Глубоко вздохнув, Анна подняла голову и вдруг воскликнула:
– Силы небесные! Смотрите!
По дороге из лесу лениво трусила лошадь Угрюмого Вилла. Всадника на ней не было.
Тотчас весь отряд, повернув коней, поскакал назад. Они ехали довольно долго, но ничего подозрительного не обнаружили.
Неожиданно ехавший последним юный Оливер окликнул рыцаря.
– Постойте, сэр! Здесь на земле видны следы лошади. Это Угрюмого Вилла, я точно знаю, потому что у его буланой задняя левая подкова треснула. Он еще сегодня утром сокрушался, что не успел ее перековать. Но здесь следы и другого коня. Они гораздо крупнее.
Через несколько минут, идя по следу, воины поднялись на косогор.
– Смотрите! – воскликнул кто-то из них.
На небольшой круглой поляне, сплошь изрытой следами копыт, лицом вниз лежал человек. Воины спешились. Первым спрыгнул с коня Малый Том. Перевернув лежавшего, он охнул и, сложив ладони, опустился на колени, шепча молитву. Перед ними был Вилл.
Филип приблизился.
– Кто же это так с тобой обошелся, дружище?
Застывшие, присыпанные землей глаза Угрюмого Вилла глядели в небо. Узлы шрамов на его иссиня-бледном лице казались багровыми.
– Господи, ну и удар! – пробормотала Анна.
Она одна оставалась в седле, глядя на убитого ратника, на его плечо в разорванной кольчуге, страшно рассеченное наискось от шеи до самой подмышки.
Наконец Большой Том глухо сказал:
– Это худой знак. Не успели мы и через Уз перебраться, как одного из нас не стало. Видит Бог, немногие вернутся из этой поездки.