— Попробуйте снова на длинных волнах.
— Слушаюсь.
После минутной паузы Спицын заговорил снова:
— Ну хорошо, положим, что-нибудь не в порядке с антеннами. Но ведь такую радиостанцию, как на Седьмом полигоне, можно принимать прямо на корпус. Да и что могло бы., случиться с антеннами? Ничего не понимаю! Ведь ни звука, ни шороха... Конечно, Ляхов прав. Это все наша скорость... Земля! Земля! Вэ-шестнадцать, почему молчите? Я «Хиус». Даю настройку: раз, два, три...
— Может быть, Юрковский прав и мы действительно провалились в какую-нибудь четырехмерную яму? — сказал Ермаков.
Юрковский гулко покашлял. Ермаков подошел к двери:
— Вы все здесь?
— Здесь, Анатолий Борисович. Сидим, ждем.
— Что вы думаете по поводу этого?
— Я уже сказал, что я думаю...— Юрковский пожал плечами.
— Может быть, может быть... Но от всех этих искривленных пространств очень попахивает математической мистикой.
— Как угодно,— спокойно сказал Юрковский.— Мне это мистикой не кажется. Я думаю, легко убедиться, что это самая настоящая объективная реальность, данная нам в ощущениях.
— И еще как данная,— добавил Дауге.
Ермаков помолчал.
— Где Михаил?
— В кают-компании, вафли лопает.
— Надо будет...
Радостный крик Богдана прервал Ермакова:
— Отвечают! Отвечают!
Все вскочили на ноги. Сухой, надтреснутый голос устало произнес:
— Я Вэ-шестнадцать. Я Вэ-шестнадцать. «Хиус», «Хиус», отвечайте. «Хиус», отвечайте. Я Вэ-шестнадцать. Даю настройку: раз, два, три, четыре. Три, два, один. «Хиус», отвечайте...
— Это Зайченко,— пробормотал Юрковский.
Богдан торопливо заговорил:
— Вэ-шестнадцать, слышу вас хорошо. Вэ-шестнадцать, я «Хиус», слышу вас хорошо. Почему так долго не отвечали?
— Я Вэ-шестнадцать, я Вэ-шестнадцать,— не обращая, по-видимому, никакого внимания на ответ Богдана, продолжал Зайченко.— «Хиус», почему не отвечаете? Почему замолчали? «Хиус», отвечайте. Я Вэ-шестнадцать...
— Мы их слышим, они нас — нет,— сказал Дауге.— Час от часу не легче. Ну-ка...
— Я «Хиус», слышу хорошо,— упавшим голосом повторял Богдан.— Я «Хиус», слышу вас хорошо. Вэ-шестнадцать, я «Хиус»...
— Я Вэ-шестнадцать, я Вэ-шестнадцать. «Хиус», отвечайте...
Прошел час. Тем же монотонным, полным безнадежного ожидания голосом Седьмой полигон вызывал «Хиус». Так же монотонно и устало отвечал Богдан. Седьмой полигон не слышал его. Пространство доносило до «Хиуса» радиосигналы с Земли, но не пропускало его радиосигналы. Ермаков неустанно расхаживал по рубке. Юрковский сидел неподвижно с закрытыми глазами. Дауге барабанил по колену костяшками пальцев. Быков вздыхал и гладил ладонями колени. В рубку, посасывая пустую трубочку, прошел Крутиков.
— Я Вэ-шестнадцать. «Хиус», отвечайте...
Что-то зашуршало и затрещало в эфире. Новый, незнакомый голос ворвался в планетолет, задыхающийся и хриплый голос:
— Хильфе! Хильфе! Сэйв ауа соулз! На помосч! На помосч! Тэйк ауа пеленгз!
Юрковский торопливо поднялся. Замер, остановившись как вкопанный, Ермаков. Дауге схватил Быкова за руку.
— Хильфе! Хильфе! — надрывался незнакомец.— Инту—три ауаз ви ар дан... Баллонен... На помосч! Кончается...— Голос потонул в неистовом треске и взвизгивании.
— Что это? — пробормотал Быков.
— Кто-то гибнет, просит помощи, Алексей...— одними губами прошептал Дауге.
— ...Координатен... цвай ун цванциг... двадцать два... Задохнемся... Цум аллее...
— Спицын, на пеленгатор, живо! — приказал Ермаков.
— Есть!..
— Ауа пеленгз... тэйк ауа пеленгз... Унзерен пеленген...
— Немедленно идти к нему! — крикнул Юрковский.
— Вопрос — куда?
— Спицын, что у вас там?
После короткой паузы раздался изменившийся голос Спи-цына:
— Пеленг не берется!
— Как — не берется?
— Не берется, Анатолий Борисович,— дрожащим тенорком простонал Спицын.— Сами убедитесь...
Не сговариваясь, не оглядываясь друг на друга, Юрковский, а за ним Дауге и Быков протиснулись в рубку. Быков заглянул через плечо Ермакова. Тонкая длинная стрелка медленно и вяло кружилась по циферблату, нигде не задерживаясь и слегка подрагивая на ходу. Юрковский выругался.
— Хильфе! Хильфе!.. На помосч... Тасукэтэ курэ! Наши пеленги...
Все растерянно глядели друг на друга. Богдан с остервенением крутил барабан настройки пеленгатора; щелкая рычажками, включал и отключал какие-то приборы. Взять пеленг не удавалось.
— Заколдованное место,— прошептал Богдан, вытирая со лба пот.
— Это позор для нас,— тихо сказал Дауге,— люди гибнут...
Ермаков стремительно повернулся к нему:
— Почему вы в рубке? Кто разрешил? Марш за дверь, вы, трое...
На ступеньках Юрковский присел на корточки и уткнул подбородок в ладони. Быков и Дауге стали рядом.
— На помосч! На помосч! — надрывался хриплый голос,— Эврибоди ху хиарз ас, хэлп!
Быков, затаив дыхание, слушал. Он не знал, кто взывает о помощи, не знал, что произошло там, он чувствовал только, всем существом своим чувствовал страшное отчаяние, сквозившее в каждом звуке этого голоса.
— Если бы только знать, где они находятся!..— прошептал Юрковский.
— Черт! — злобно выкрикнул Дауге.— Неужели никто, кроме нас, их не слышит?
— Насколько я знаю, кроме нас сейчас в полете не менее семи кораблей. Из них только два — китайский и английский — имеют некоторый запас свободного хода. Но все равно, пока они рассчитают новую траекторию, пройдет не менее часа... Странно, что мы их не слышим все-таки...
— Кого?
— Тех... других...
— Только «Хиус» мог бы лететь без всяких расчетов траекторий, прямо на пеленг,— сказал Дауге.
— Был бы пеленг...
В дверях появился Ермаков, бледный, с блестящими, словно стеклянными, глазами.
— Спускайтесь в каюты, товарищи! — приказал он.— Укладывайтесь по койкам, пришвартуйтесь к ним. Попробуем выскочить из этого проклятого мешка. Ускорение превысит норму в четыре раза — имейте в виду. Дауге, покажете Быкову, как вести себя при перегрузке.
— Есть!
Юрковский поднялся и первым пошел вниз. И тут из рубки раздались новые звуки. Чей-то резкий, уверенный голос на скверном английском спрашивал:
— Ху токе? Хиар ми? Ху токе? Ай тэйкн ёр пеленгз...
Тот, кто звал на помощь, взволнованно ответил:
— Ай хиар ю олл райт!
— Спик чайниз?
— Но...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});