Читать интересную книгу Нигерийский синдром - Хельга Графф

– Слышь, Борман, заткнись, а! Когда надо, тогда и скажу, а не нравится, вон пусть тебе Мюллер переводит!

Э… да тут собрался весь цвет «третьего рейха»! Не хватало лишь Гитлера, Гиммлера и Геринга. Правда, было непонятно, как в эту тупую фашистскую компанию залетели эти дебилы Балда и Карлсон, хотя последний ясно как: наверное, не без помощи своего пропеллера. Шестой пока еще в общую перепалку не ввязывался. Все озадаченно переглядывались. Наконец шестой, довольно приятный и, я бы даже сказала, симпатичный парень внезапно догадался.

– Слышь, братва, да она вроде… немка?!

– Немка?! – оживились остальные.

– Ja, ja, – сказала я, нагло встав в третью балетную позицию, – ich bin ньемка!

Слово «немка» было сказано мною с усилием, как говорят иностранцы, и я продолжила брехню на ломаном русском. Мне очень здорово удавалось воспроизвести речь иностранки, плохо владеющей русским языком, чем я успешно пользовалась всегда. Однажды, забыв дома ключ от квартиры и оставшись на улице, решила-таки позвонить в аэропорт, чтобы узнать информацию, когда возвращается из рейса мой отец-летчик. Трижды дозвонившись до справочной службы авиапредприятия, я пыталась обратиться на чистом русском языке, но раз за разом эти вредные хамки, советские тетки, услышав родную речь, моментально вешали трубку. В итоге пришлось пойти на хитрость. В четвертый раз я задала свой вопрос на заплетающемся ломаном русском и… получила, причем очень вежливо, исчерпывающие сведения обо всем: когда точно прибывает рейс, какой экипаж его осуществляет и кто входит в его состав, где можно встретить и так далее. И ни у кого не возникло и тени сомнения, что говорит иностранка, не очень-то хорошо владеющая нашим «великим и могучим». И здесь эта уловка должна была сыграть свою решающую роль.

– Во, бля, немка! Ни фига себе! – восхитился знакомый Балда и обратился ко мне: – Ты чё и вправду немка? – и вдруг проявил бдительность: – Это… а кликуха твоя как?

Вот дрянь! Надо срочно что-то придумать. Озвучить свою фамилию даже нечего и думать, тогда точно несдобровать. Несколько растерявшись, я молчала, лихорадочно соображая, что сказать. Балда подумал, что мне непонятен вопрос и обратился к приятелю.

– Слышь, Штирлиц, она, бля, тупая какая-то! Спроси-ка у нее, братан, еще раз по-иностранному, а то я по-немецки не шарю!

Вот это сюрприз! Штирлиц живее всех живых и как всегда на своем боевом посту обитал в стане вражеской верхушки «третьего рейха». «Полковник Исаев» приблизился ко мне и, делая выразительные, как сурдопереводчик, жесты руками, спросил на плохом полуанглийском с французским уклоном:

– Это… как там твой нейм, понимаешь? Компрэнэ?

И тут меня озарила мысль, и я гордо выдала:

– Ich bin Frau…Himmler! (Я госпожа Гиммлер!)

Мне показалось, что они даже вытянулись в струнку. Вагон с напряжением следил за ситуацией, а остановки все не было… Теперь нужно срочно закрепить достигнутые успехи, и я начала «тянуть одеяло» на себя. После моего дерзкого выпада первым опомнился любопытный Балда.

– Глянь, братва, эта кошелка – мать его, наверное, – с уважением произнес он.

Да… этот дебил и впрямь соответствует своей уродской кличке. Я, оказывается, являюсь матерью Гиммлера, которому исполнилось сто лет! Или… может, так плохо выгляжу?! Тут вся эта кодла, напрочь позабыв про свои жертвы, двинулась к нам. Но, как всегда, нашелся провокатор.

– Чё-то на жидовку больно похожа! Ты на рубильник ее глянь, – и Борман указал на мой симпатичный нос.

Вот сволочуга! Однако в его словах есть доля правды. Меня почему-то часто принимают за еврейку, хотя с носом все в порядке. Во вражеских рядах произошло некоторое замешательство, но я, не дав и повода усомниться в моей национальности, злобно, как фашистский офицер полевой жандармерии при проверке документов, рявкнула:

– Halt! Du bist selbst ein Jude! (Стоять! Ты сам еврей!) – затем передумала и добавила: – Nein, ein Schwein! (Нет, свинья!) – и перевела на русский: – Ты сам свинья! – и голосом, не терпящим возражений, свирепо и истерично заорала: – Я из организации «Deutscher Stolz» (Немецкая гордость) und здесь наш руководитель… – свободными оставались лишь два влиятельных имени Гитлер и Геринг. Адольфа использовать было уже совсем противно, поэтому нахально и бесстрашно продолжила: —…рейхсфюрер СС, Херр Херинг!

Надо же, одним махом присвоила еврейскому Левке высшее эсэсовское генеральско-фельдмаршальское звание! Какое кощунство! Левка, правда, не возмутился, а сделал морду ящиком и стал строить из себя старого немецкого нациста, благо внешне действительно выглядел, как иностранец.

– А теперь быстро отпускай эти свиньи! Их не надо убивать, они будут на нас arbeiten, работать, verstanden, поньятно? – перевела я непонятный им язык.

– Да ладно, ладно, – испугались они, – пусть катятся в жопу!

Показалась платформа. Я, демонстративно пройдя мимо компании и взяв одного мигранта за плечо, громко сказала:

– Иди, отпускаю тебья, свинья, – а на ухо шепнула: – «Полиция, конечная», – имея в виду, чтобы нас встретили в Москве правоохранительные органы.

Пока нацисты делились между собой впечатлениями от знакомства, поезд остановился, но эти несчастные, как парализованные, так и стояли на коленях, не в силах подняться. Я с остервенением рывком подняла одного и, наградив пинком, выгнала из вагона, затем второго и третьего. Сделала это для того, чтобы убедить молодчиков в своих злобных и кровожадных намерениях. Бедным неудачникам неславянской внешности хоть и не повезло сегодня оказаться не в том месте, зато нам удалось оказаться рядом с ними в нужный час.

Все происходящее выглядело бы очень весело, если бы не было столь страшно! Половину вагона ветром ужаса выдуло из поезда. Вторая половина, наиболее рисковая и любопытная, решила досмотреть бесплатный «спектакль» до конца. Интересно же, как поступят с «иностранцами», замочат или покалечат?! Многим в жизни просто не хватает драйва, острых ощущений и зрелищ. Как говорится, не хлебом единым жив человек!

В наши дни, к сожалению, помочь попавшему в беду не торопится почти никто. Зато все сразу же хватаются за смартфоны и планшеты, снимая очередные происшествия, и с гордостью выкладывают страшные кадры ДТП, убийств, ограблений, избиений в интернет, соперничая друг с другом в наибольшем количестве просмотров и сборе лайков за свое бездушие и бесчеловечность.

Я окинула взглядом вагон и заметила, что многие уже приготовились к «репортажу» с места событий. Вот ведь, если нас сейчас будут здесь убивать, для многих мы станем просто исполнителями главных «ролей» в их страшных мини-документальных фильмах. Зомбаки чертовы! Нет… интернет и в самом деле зомбирует и отнимает душу и разум, а что же будет дальше? А дальше… до будущего, пожалуй, я вряд ли доживу.

Стая уже подобралась к нам почти вплотную. Однако в их настроениях появились какие-то положительные тенденции. Нам нужно было продержаться до конечной, до Москвы. Я сомневалась, что мигрант понял меня правильно, если вообще понял, ведь большинство из них русского просто не знает, а посему, возможно, и далее нам придется выкручиваться самим, без подкрепления.

Банду очень интересовали немецкие нацисты. И как они выглядят, и кого убивают, и какова главная идея германского националистического движения. О своей идеологии охотно рассказал Балда, пожалуй, самый разговорчивый из всех «нациков».

– А вы кого убиваете? – спросил он, ничуть не смущаясь, просто и обыденно. – Всяких там нерусских, да?

Чтобы сохранить жизнь и телесную неприкосновенность, пришлось поддержать тупой бессмысленный разговор.

– Мы не убиваем! – твердо ответила я. – Это не наша цель! Если всех убивать, то в мире останетесь только вы и мы, и что тогда делать будем? Кто будет нас поить, это… как это по-рюсски… – вспомнила я свою роль, – да, кормить, шить одежду, водить транспорт, давать свет, газ, интернет? Ты? – мой палец почти воткнулся в грудь Балды. – Или ты? – и палец переместился на грудь его соседа Мюллера.

Они с испугом переглянулись и отодвинулись от меня.

– Это мы только «черных», чурок тупых… того, а русские… русские пусть живут, – милостиво оставил в живых своих сограждан Балда.

– Я фот не русский, – решила я показать абсурдность их идеологии, – и что, ты меня тоже того, убивай, да? Или как?

– Ну нет, зачем же?! Россия, Германия – дружба… пхай пхай, – вспомнив зачем-то слова индийского фольклора, дружелюбно ответил за всех жирный дебильный Борман.

В своем последнем слове я попыталась вложить в их больные головы частичку человеколюбия:

– Черный тоже такой, как ты и я, и они карашо арбайтен… работай и… – в моем окрепшем голосе вновь появились истерические нотки, – их не трогать! Никогда! Verboten! Haben Sie mich verstanden?! (Запрещено! Вы меня поняли?!) – и напоследок я по-немецки выругалась: – Scheiße! (Говно!)

«Нацики» испуганно попятились, а я активно перешла в контрнаступление.