галереи с книгами. И спросила тихо:
— А как же измененные? Они ведь тоже люди. О них ты позаботишься?
Какое-то время за спиной было тихо. Потом Кристиан произнес:
— Все, кто не станет сопротивляться феврам, получат убежище и защиту. Обещаю.
Я медленно кивнула. Что ж, стоит поблагодарить и за это.
— Не боишься, что я расскажу о подземелье ренегатам? — едва слышно пробормотала я.
— Не боюсь, — голос Кристиана звучал чуть хрипло, но спокойно. — И ты не расскажешь.
— Думаешь, что знаешь меня?
— Ты полна сюрпризов. Но ты не отступница. И не хочешь новых смертей. Я знаю это, Вивьен.
Тусклый свет почти окончательно сдался во власть темноты. Тени под моими ногами извивались, словно я стояла в змеином гнезде. Тени были живыми и губительными. Я чувствовала опасность, как звери чувствуют приближение бури. Вот вроде бы ещё все тихо, не колышется на деревьях листва, не шумит ветер, но сердце уже колотится в ожидании штормового удара.
Мое билось, как сумасшедшее.
Дыхание снова коснулось моих волос. И я ощутила, что до дрожи, до боли — хочу большего. Не только этого эфемерного и почти неощутимого колебания воздуха! Я на миг закрыла глаза, чтобы не видеть тени и чувствовать. Тепло его тела, присутствие, голос… Хоть что-то.
— Ты никому не скажешь о подземном укрытии. Даже эфриму, с которым делишь комнаты. Ведь так?
Я поежилась от стали, прозвеневшей в голосе февра. Он ничего не забыл, и ничего не простил. И месть — лишь дело времени.
Кристиан резко втянул воздух, осекся и замолчал. Лампа погасла. Теперь Белый Архив был залит лишь мутноватым лунным светом. Февр прошипел что-то сквозь зубы. Склонился ниже.
Слишком близко…
— Есть тысяча дел, которые мне надо сделать. И тысяча мыслей, которые нужно обдумать. Но я снова думаю лишь о тебе. И снова иду лишь к тебе. Это какое-то наваждение, Вивьен…
Он так произносил мое имя, словно все ещё не привык к нему. Словно каждый раз пробовал на вкус, раскатывал на языке, прислушиваясь к ощущениям.
И темнота сгущается. Мне хотелось обернуться, увидеть Кристиана в лунном свете. Но я так и осталась стоять, сжимая ладони до боли от впившихся в кожу ногтей.
И вдруг тени скользнули по моим рукам и погладили, размыкая ладони. Прикосновение легкое, но абсолютно материальное. Когда-то, совсем в другой жизни, парень и девушка сидели на полу кухни, и он гладил ее темнотой…
Я судорожно вздохнула, пытаясь удержать свои мысли и чувства, от которых так яростно стучало сердце и перехватывало горло.
И снова прикосновение — к ладоням и красным полукружьям от моих ногтей, к запястьям, там, где стучит ток крови, и выше…
Тьма обернулась черным шелком, и он скользнул по моим рукам и ногам, обвивая их. Шелк двигается, не останавливаясь ни на миг, оплетая запястья, колени, бедра, шею…
— Что ты делаешь? — я вздрагиваю от острого ощущения и зарождающегося желания. Чувство, которое я отодвинула на задворки сознания, проросло внутри и распустилось ярким цветком.
— То, что давно хочу сделать…
Тьма стала плотнее. И ощутимее. Она уже не скользила нежной лаской, а трогала меня, создавая иллюзию мужских рук и горько-сладких поцелуев.
— Почему я не чувствую в тебе страха? — шепот трогает мои волосы. Словно он тоже — ласка.
— Я не боюсь темноты. И не боюсь тебя.
— Возможно, ты просто не знаешь, на что мы способны…
Происходящее воспринимается слишком остро. Каждая деталь. Ускользающий свет. Сухой запах древних книг, смешанный с едва уловимым ароматом океана и темноты. Поцелуи без поцелуев…
Наваждение — хорошее слово. Верное.
— Скажи, Вивьен, — и голос чуть ниже и глуше. Темнее… — У нас с тобой с самого начала не было шансов?
— Ни единого, — прошептала я. Прикосновения оказались слишком чувственными. Я совершенно точно знала, что Кристиан стоит за спиной, но чувствовала ласку на своих губах, шее, в ямочке под ключицей…
Он дышал рвано. Словно пытался напиться исчезающим воздухом. И все никак не удавалось.
— Ни единого? Я верил, что все возможно.
Я невесело усмехнулась. Теперь он касался меня везде. Тени скользили по груди и животу, по ногам… Мне хотелось откинуть голову и поцеловать его по-настоящему.
— Наследник старшего рода и приютская нищенка, — выдохнула я сквозь зубы, пытаясь отвлечься от того, что он делал. — Никакого будущего. Мы всегда будем по разные стороны, Крис. Ты ведь тоже это понимаешь.
— Ты сказала, что несмотря на имена, было что-то настоящее.
Да, было… Вот это притяжение, сводящее нас обоих с ума. Оно было с самого начала, с первого взгляда. С того момента, как мы увидели друг друга под холодным осенним дождем.
Притяжение, причиняющее боль и одновременно дарящее счастье.
Или нечто большее?
— Наши пути вообще не должны были пересекаться…
— Но они пересеклись, — со злостью произнес он.
— Я жалею об этом, — прошептала я.
Жалею о боли, которую принесла ему.
Кристиан вдруг резко развернул меня к себе. И да, крылья были. И торквес на шее, и рисунки на лице… Тьма дышала и пульсировала вокруг февра, словно он — ее живое сердце. И я увидела его глаза — потемневшие, голодные, жадные… Кристиан смотрел так, что внутри все начинало вибрировать, толкая к нему.
За спиной февра раскрылись рваные крылья, и я вдруг ощутила дикое желание почувствовать их на своем теле. Снять одежду и ощутить прикосновение темноты голой кожей. Впустить ее в себя. Принять вместе с мужчиной, который дышит сейчас хриплыми глотками, пытаясь удержать нас обоих на краю.
Крис склонился так, что его дыхание погладило мои губы.
— A я — нет. Я уже ни о чем не жалею. Лишь о том, что не могу сейчас сделать с тобой все то, чего так невыносимо хочу. Лишь о том, что нам выпало слишком мало времени. Лишь о том, что мы оба…
Он резко осекся, не договорив. Но я знала, что он хотел сказать.