Читать интересную книгу Рим 2. Легионы просят огня - Шимун Врочек

Ведь ведет их далеко не Друз и не Тиберий.

Каегорум махнул рукой. Его воины приготовились. Сейчас!

Он прыгнул вниз со склона и побежал. Под ногами осыпался песок. В правой руке — тяжелая фрамея, в левой — круглый щит. И если копье ты потерять можешь, то утрата щита для воина означает неминуемый и несмываемый позор.

Даже не глядя, Каегорум знал, что за ним бегут его воины. Многие обнажены полностью — это почетно, драться без всякой защиты. Это признак настоящего мужества.

Каегорум бежит. Позади — мерное дыхание воинов.

Страха — нет.

Кровь гулко стучит в висках. Бух, бух, бух. По затылку бегут мурашки. Все вокруг замедляется — знакомое ощущение перед боем. Бух.

Через два удара его вдруг обгоняет один из его воинов — Эрманн Кривой. Вот сын хромого зубра, как он бежит! Только пятки мелькают.

Каегорум дышит. Размеренно, ровно, чтобы не сбить дыхание до столкновения с римлянами.

Римляне вдалеке поднимают головы. Это воины, которые заняты рубкой чахлых деревцев — болотных, кривых. Воины, которые рубят лес топорами, как рабы! Не понимаю, Каегорум морщится. Римляне — непонятные люди. Воины, а воевать не любят. Один на один германец всегда одолеет римлянина! Но при этом римляне побеждают раз за разом. Необъяснимо.

Каегорум бежит.

Вязкие топкие кочки. Бег замедляется. Вода сразу же попадает внутрь сапог.

Раз, два. Римляне растеряны. Но вот они уже бросают топоры и вооружаются… Резкая команда — это их центурион! И они начинают сбегаться в строй. Быстро, очень быстро.

Не успеваем…

Каегорум кричит: готовься! И замахивается фрамеей. Она тяжелее римских дротиков и летит не так далеко, но бьет гораздо сильнее.

— Бей! — кричит он.

Воины дружно кидают копья. Свист воздуха…

Грохот щитов. Крики раненых.

Римский строй едва не разваливается, в нем зияют дыры… Надрывный крик раненого. Центурион пытается командовать, но прилетевший камень ударяет его в лицо.

Замешкавшийся легионер замахивается топором. Каегорум на ходу берет левее и правильно — лесоруба убивает Эрманн. Короткое "хэк". И готово.

Кровь.

Раз! Лесоруба отбросило ударом фрамеи назад. Он упал. Воин выдернул из трупа копье, не останавливаясь, побежал дальше.

Каегорум вытянул из ножен меч. Немногие из германцев могут похвастаться, что у них есть такое оружие. Меч — хороший меч — это дорогое удовольствие.

И им нужно уметь владеть. Это не короткие полуножи-полумечи римлян, годные только для боя в плотном строю.

Это меч, достойный вождя. Им можно располовинить человека.

Каегорум бежит.

Строй синих щитов с молниями — все ближе.

— Ти-ваз! Ти-ваз! Тиииии-ваз!

— Барррраааа!

* * *

Раз, два! Раз, два!

Мы идем по Африке… Мы идем по Греции… Мы идем…

Поток гемов набегает и откатывается, теряя людей. Грохот страшный. Легионы холодно и сдержанно огрызаются. В походной колонне трудно отражать нападение, поэтому нам приходится останавливаться, перестраивать порядки, чтобы отбить очередную атаку, затем снова — перестроение в походную колонну, и вперед.

Хорошо еще, местность здесь открытая.

Пока мы еще не вошли в чащу леса.

Пока у нас есть преимущество.

* * *

Окровавленный Каегорум предстает перед ним. Вождь поминутно сплевывает кровь, передние зубы шатаются. На лице — отпечаток. Кто-то из чертовых римлян заехал Каегоруму в лицо краем щита.

— Потери, — говорит Каегорум хрипло. — Около сорока моих воинов отправились к Тивазу. У меня много раненых. Я уже атаковал римлян восемь раз… сколько еще?

Равнодушный блеск серебра.

— Еще раз, — приказывает человек в серебряной маске. — Атакуйте еще раз. И еще.

* * *

Мы — атомы. Мы сталкиваемся, но наши соударения не меняют будущего.

Я качаю головой. Усталость поселилась в плечах, в пояснице, в свинцовых икрах, даже в веках… кажется, сейчас я вырублюсь и усну на тысячу лет.

Знакомый конь выносит всадника прямо к нам. Я смотрю на него снизу вверх.

— Марк?

Всадник салютует — коротко и четко. Это Марк Скавр, декурион Восемнадцатого Верного. Тот самый, что привел меня в деревню, где погиб мой брат.

— Разведка докладывает, легат. Впереди — гемы.

Киваю.

— Отлично, Марк. Что еще?

Всадник щурится. Жеребец переступает, фыркает.

— Позади гемы, легат.

Я поднимаю брови.

— Еще?

— Справа и слева — тоже гемы, легат.

Что ж… Похоже, эта прогулка будет не такой легкой, как мы думали.

— А где гемов нет? — спрашиваю я.

Марк усмехается, показывает вверх:

— Возможно, там. Но я не уверен, легат.

— Потому что на небе обычно живут боги?

Марк тянет повод. Жеребец под ним приплясывает, мотает головой. Глаза с поволокой. Красивая скотина.

Всадник ухмыляется. У него сейчас совершенно мальчишеское, озорное лицо.

— Потому что небо я еще не проверял.

Глава 13. Акулы

Эгейское море, вблизи острова Родос. Некоторое время спустя

Весла опускаются в лазурную, неправдоподобно яркую, словно залитую краской, воду.

Ветер развевает волосы.

— Это акула-бык, — говорит старик-грек. Он коричневый и тощий, словно высушенный солнцем финик. — Она бросается на все, что шевелится. И рвет зубами, как вцепившийся в противника пастуший пес. Видите, как она кипит от ярости, префект? Она никогда не успокаивается, никогда не устает. Никогда не отступает. У нее черная кровь. Рассказывают, что если съесть ее мясо, хер будет стоять, как медный столб — всю ночь напролет. До звона. И никакая сила в мире не сможет его согнуть.

Квинт Деметрий Целест смеется, показывая отличные зубы. Это высокий светловолосый римлянин. Голубые глаза. Большинство матросов смотрят на этого великана снизу вверх.

Грек говорит:

— Вон, дальше, видите — акула с длинными плавниками. Видите? Словно крылья. Она точно летит под водой. Это акула-падальщик, она следует за кораблями, день за днем, ночь за ночью, пока с теми чего-нибудь не случится… и убивает тонущих моряков. Она — самая опасная, префект. Опаснее для моряка нет никого. Даже акула-бык… даже она.

Пока мы на корабле — опасности нет. Пока мы сильны и здоровы — опасности нет. Но стоит оказаться в воде… ослабеть… испугаться… Пиши пропало.

Она убивает выживших после кораблекрушения.

Старик-грек качает головой. Он триерарх, капитан корабля. Почти вся его команда, матросы, гребцы и стрелки — это греки с островов и восточные эллины, из Египта и Александрии, плюс парочка финикийцев и один силач нумидиец. Вольнонаемные. Флот считается вспомогательными войсками. И только морская пехота набрана из римлян, командует ими центурион. А Квинту подчиняются оба — и триерарх, и центурион. По личному приказу Августа, он — префект флота. Очень смешно — флот из одного корабля.

И они гоняются за пиратами. Хотя, как подозревает Квинт, минимум половина его матросов, включая капитана и кормчего — бывшие пираты.

Впрочем, так даже веселее.

Квинт опускает ногу в море, смотрит, как вода бурлит сквозь пальцы. Хорошо идем. Скоро будем у Родоса.

Слышен глухой стук барабана. Барабан дает ритм. Ритм заставляет гребцов делать слитные движения. Слитные движения дают скорость.

Скорость дает вскипающие пузырьки между пальцев.

В прозрачной синей толще скользят вытянутые акульи тела. Квинт ежится.

Опасность приятно щекочет нервы.

Словно опять сидишь за игрой. И летящие над столом кости скоро остановятся и изменят твою судьбу.

Он хмыкает. Раскрывает письмо брата, начинает читать.

За кормой либурны исчезает белопенный след.

* * *

"Приветствую, Квинт!

Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко".

К концу дня легионеры едва стоят на ногах. Бесконечные перестроения, походный марш, ложные атаки гемов, которые нужно отражать, потому что они в любой момент могут превратиться в настоящие…

Ад и Преисподняя.

Мы несем потери — самые большие в легкой пехоте и кавалерии. Всадники турм, входящих в состав легионов, едва не падают из седел от усталости. Я вижу серые лица эквитов. За целый день у них не было ни минуты покоя. Кони тоже утомлены, но их хотя бы меняют регулярно — у каждого всадника по две-три сменных лошади. Но кто сменит самих всадников?

Гемы нас вымотали. Надо признать — у них получается.

Их тактика изменилась. Теперь они постоянно используют ложные атаки, заставляя легионы принимать оборонительное построение, а затем — убегают. Просто убегают, без всякого сражения.