Читать интересную книгу Тень - Квинтус Номен

февраля, «отложил» предложение первого секретаря обкома Пальцева о выделении моторно-тракторного производства в качестве отдельного завода «до окончания боевых действий»: нарком в производственные проблемы по возможности вникал, и после обстоятельного разговора с главным инженером завода согласился с тем, что до возвращения с фронта бывших рабочих удалять с производства сто человек, способных в трудную минуту обеспечить выполнение планов, было бы несколько недальновидно. Правда, он все же поинтересовался у заводских руководителей:

— А вы можете гарантировать, что эти немцы гадить нам не начнут?

— Полной гарантии, конечно, никто не даст: чужая душа, как известно, потемки. Но Татьяна Васильевна к нам направляет людей проверенных, причем под свою уже личную гарантию, а ей не доверять оснований у нас нет.

— Это кто?

— Главный врач госпиталя, в котором в том числе и немцев этих лечили. Гюнтер — это немецкий инженер-энергетик — говорил, что рабочие, которых к нам направляют, приносят клятву верности Татьяне Васильевне.

— И она, конечно, этой клятве верит…

— Она о клятве даже не знает, они клянутся, как Гюнтер говорил, перед лицом своих товарищей… а там в клятве, между прочим, говорится, что кто нарушит клятву, того эти товарищи же на месте и убьют. А каждый клянется, что он и сам любого клятвопреступника, будь он хоть отцом или братом родным, убьет не задумываясь.

— Интересно… и кто эту клятву придумал?

— Я не спрашивал, да какая разница? Важно, что за год ни один клятву не нарушил. А работают они очень хорошо, вон, даже трактор до ума довели окончательно. Говорят, что на Владимирском тракторном именно наш трактор делать будут: ему медь для радиатора не требуется.

— А это как?

— На экскаваторном спрашивайте, это под них трактор улучшали специально…

На экскаваторном заводе Устинов поговорил с Ребровым — главным конструктором именно экскаваторов. Которые сейчас завод вроде бы не делал: все производственные мощности были направлены на выпуск снарядов (точнее, боеголовок к ракетам для «Катюш») и бомб. Но оказалось, что насчет экскаваторов все было не так просто. Правда, предложение «соседей» разработать «небольшой навесной экскаватор для трактора» он просто высмеял: ставить экскаватор на машину с шестнадцатью «лошадками» он счет откровенной глупостью. Но «соседи» его доводы воприняли правильно — и уже через пару недель предложили ему «попробовать» трактор с четырехцилиндровым мотором мощностью в тридцать две силы или даже (но чуток попозже) с шестицилидровым в почти пятьдесят сил. Алексей Сергеевич тут уже отказаться не смог, и на опытном производстве один такой экскаватор изготовил — для городских строек. Товарищ Егоров доложил об успешном проекте «наверх», товарищ Пальцев, ознакомившись с улучшенным трактором, немедленно собрал совещание со специалистами новенького тракторного завода…

Совещание прошло очень бурно: ленинградские товарищи искренне считали, что в каком-то захолустье придумать трактор лучше их «Универсала» никто не в состоянии. Однако Георгий Николаевич к ленинградским инженерам относился… никак, а «ковровский вариант», хотя и казался несколько более сложным в производстве, в любом случае был заметно дешевле «ленинградского» и вдобавок ему не требовался дефицитный лигроин и не менее дефицитный бензин. Но особенно ему понравилось то, что газогенераторный трактор на любой МТС менее чем за день любым слесарем-механизатором мог быть доработан для нефтяного топлива, для чего требовалось лишь снять газогенератор и в мотор вставить прокладки под крышки цилиндров. Конечно, секретарь обкома — фигура не самая важная в государственной иерархии, но получить заключение из НАТИ ему удалось меньше чем за две недели…

Тане пришлось «серьезно поработать с контингентом»: в Коврове-то больше половины «мотористов» были немцами — а для того, чтобы быстро наладить производство этих моторов во Владимире, требовались уже обученные профессионалы. Советские профессионалы — и фрейфройляйн Таня очень настойчиво убеждала таких профессионалов, что подача заявления о принятии в советское гражданство не превратит их в «жидобольшевиков»:

— Вы здесь уже сколько времени работаете? Ладно, про то, как вас тут притесняют, вы и сами видели, а насчет того, что вас кто-то будет принуждать в большевики потом записаться… Вот я к большевикам вообще никак не отношусь, и даже к комсомолу не отношусь. Я просто обычная советская школьница… — при этих словах немцы откровенно заржали, — ну ладно, не совсем обыкновенная, но меня никто в большевики записываться не агитирует. Я работу делаю — и хорошо, а молюсь ли я Марксу по ночам или наоборот, его портретом задницу вытираю — это никого не интересует. Кстати, вам вытирать задницы портретами я не рекомендую: на газетах краска пачкается, а в журналах бумага слишком жесткая…

— Фрейфройляйн, но если мы станем подданными Сталина, то как потом мы сможем домой вернуться?

— Я все же думала, что среди немцев откровенных идиотов немного, но, похоже, ошиблась. Поэтому поясню уже для… ну, вы поняли: вы подаете мне заявления с просьбой принять в советское гражданство. Так как я вообще не Верховный Совет, сама вас в гражданство принять не могу, а могу только резолюцию наложить. Например, «отложить рассмотрение вопроса на три года, в течение которых заявитель должен продемонстрировать, что он может стать достойным гражданином». Вы, как кандидаты в граждане, налаживаете производство во Владимире, затем возвращаетесь обратно в Ковров — и я посмотрю, нужна ли дополнительная демонстрация. И смотреть буду до тех пор, пока всех пленных по домам не распустят. Ну, если кто-то из вас всерьез наше гражданство принять не захочет…

Ранним утром третьего марта — в самом начале девятого, если быть точным — самолет Ли-2 приземлился на Ковровском аэродроме. Вышедший из самолета Николай Нилович недовольно посмотрел на уже стоящий там и очень хорошо ему знакомый СБ Голованова. Недовольно — потому что неделей раньше на встрече со Сталиным у них возник серьезный спор, по результатам которого Иосиф Виссарионович решил, что «вы оба неправы» и предложение Бурденко не прошло. Правда Иосиф Виссарионович вчера свое решение «исправил» — но у Николая Ниловича все же остался определенный осадок…

В госпиталь его доставили на маленьком машинке, сообщив, что «городскую товарищу маршалу выделили», но это на настроении Николая Ниловича никак не сказалось. Как не сказалось и то, что Александр Евгеньевич уже успел собрать в зале госпиталя уже всех врачей.

— Я вам не помешаю? — поинтересовался он у маршала.

— Что вы, я, напротив, очень рад, что и вы присоединились к празднику. Вы начнете собрание?

— Ну, раз уж вы первый приехали, вы и начинайте, — усмехнулся хирург. — Временем я не ограничен, как, надеюсь, и все собравшиеся — а у вас наверняка свободного времени крайне мало.

— Да, с этим вы не ошиблись. Итак, дорогие товарищи, как верно сказал Николай Нилович, времени у меня немного, а потому не будем тянуть. Решением Президиума Верховного Совета медицинский персонал госпиталей Коврова, показавших лучшие результаты среди всех госпиталей Союза ССР, награждается медалями «За трудовую доблесть». Я специально пригласил товарища Егорова вручить каждому их вас эти медали: к сожалению, у меня действительно мало времени. Но я очень рад, что здесь собралось так много врачей и медсестер, которые за ваш героический труд получат эту награду. Подождите, товарищ Егоров, я не закончил. Единогласным решением штаба военно-воздушных сил доктор Серова Татьяна Васильевна награждается и орденом Красной Звезды, и вот его я с радостью вручаю лично. Татьяна Васильевна, подойдите, пожалуйста…

Голованов под аплодисменты всех собравшихся вручил девушке орден. Под бурные аплодисменты, ведь почти каждый сообразил, что раздачей наград все они обязаны как раз Тане. Но сама раздача еще не началась: Федор Савельевич прекрасно понимал, что Бурденко по статусу стоит гораздо выше, так что даже подтолкнул хирурга вперед.

— Ну, теперь моя очередь, и сначала я сообщу то, о чем вы все и без меня узнали бы очень скоро. В «Известиях» сегодня опубликован указ об учреждении специальных наград для военных медиков: ордена Пирогова для врачей и медали Пирогова для младшего медицинского персонала. Это высокие награды: медаль приравнена по статусу к солдатскому ордену Славы, а орден Пирогова — к ордену Красного Знамени. И я с огромной радостью сообщаю, что медалью Пирогова за номером один награждается старшая операционная сестра госпиталя номер один Серова Татьяна Васильевна. Танечка, выйдете сюда еще раз… и не уходите пока: по личному распоряжению товарища Сталина орденом Пирогова за номером один награждается главный врач госпиталя номер три, и попробуйте угадать, как ее зовут…

Вообще-то Сталин хотел первый орден вручить самому Бурденко, но тот настоял, чтобы первый