Читать интересную книгу Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

Тот, по словам Алены, так даже путал одноглазого циклопа Полифема из легенд Гомера с древнегреческим скульптором Поликлетом, считая их обоих античными архитекторами из Афин. Как можно было этих двоих спутать – такого я понять не могла: просто невообразимый верх бескультурья, по нашему с подругой русскому разумению. В итоге Аксель принялся частенько поколачивать жену, но даже в то страшное время Алена, сжав зубы, учила норвежский язык и старалась активно в нем упражняться. Все же русская женщина испугалась до смерти и почти сломалась психологически, когда так похожий на Ульянова-Ленина норвежский муж начал практиковать привязывание ее к металлической решетке их роскошной двухспальной кровати эластичными бинтами и по-настоящему изощренно насиловать и содомировать, не отвязывая по несколько дней кряду. При этом «заботливый» господин сам готовил для нее еду, лично кормил с ложечки и охотно носил в постель кофе, соки и судно. (Скорее всего я просто не слишком чуткий и душевно тонкий человек, но как раз в этом месте очень напряженного эмоционально подругиного повествования не смогла дольше сдерживаться и расхохоталась невероятно вульгарно, дико и глупо. Алена тогда сильно на меня обиделась, но через несколько дней простила. До сих пор не пойму отчего, но время от времени нападает на меня какой-то дурацкий, абсолютно неуместный, но и никакими силами не удержимый гогот.) В те жуткие, полные для Алены безотчетного ужаса дни Аксель казался относительно довольным жизнью и более-менее спокойным, но время от времени он не забывал повторять, что вот теперь-то капризная и до безобразия избалованная женушка находится в полном его распоряжении и власти, и он волен с ней творить все, что душа пожелает. При первой же выдавшейся возможности перепуганная подружка удрала от своего полусумасшедшего «суженого-ряженого» сначала в полицию, а далее в так называемый «Кризис-центр» – в просторечии «дом для бездомных», а тем временем ее норвежская виза подходила к концу. Естественным для такого человека, как Аксель, был путь шантажа совершенно ошалевшей от выпавших на долю испытаний в течение всего каких-то семи месяцев Алены ее возможной высылкой из Норвегии, что он сразу же не преминул сделать, и потом целых полтора года она то уходила от него в «бездомный дом», то опять возвращалась на виллу. Все это время подруга отчаянно пыталась найти себе более-менее приличную и дающую достаточный заработок работу, но испытала на себе, что малые нации не очень-то жалуют иностранцев. Ей в конце концов удалось получить кое-какой приработок на мытье полов и окон, а чуть позже – на уходе за одинокими стариками. Когда же подруга сумела осилить съем дешевенькой хубель – комнаты с кухней и отдельным санузлом, то окончательно порвала с дикообразным мужем и от него уехала.

Лишь нынешней весной, в апреле, после почти пятилетнего проживания в Норвегии, наконец-то повезло найти место консультанта по русским проектам на Сахалине и в Находке в крупной интернациональной нефтяной фирме, и тогда же она сразу взяла заем в банке, через три недели купила нормальную трехкомнатную квартиру и подала самостоятельные документы на получение постоянного вида на жительство. До глубины души уязвленный двойной Аксель принялся забрасывать Министерство иностранных дел Норвегии жалобами о том, что Алена Ларсен обманом вышла замуж без всякого намерения создать семью, была плохой и неверной женой, вдобавок выкрала у него значительную сумму денег и должна быть немедленно выслана из «северного рая». Эти письма попортили подруге много нервов и отняли много сил, пока она, следуя совету одного умного юриста, не сообразила сообщить властям и доказать, что Ларсен Аксель просто-напросто патологический ревнивец.

Только тогда малопредсказуемое, как океан, норвежское Управление по делам иностранцев, или УДИ, заменило свой жесткий первоначальный отказ на милостивое разрешение дальнейшего пребывания. Хорошо помню, как отчаянно рыдала вконец измученная Алена, насмерть растерянная перед силой и непостижимостью Божьей кары и на коленях выпрашивающая Господа о путях его Высшего Провидения, когда она получила официальное предписание покинуть Норвегию до конца текущего месяца. Я не хотела, чтобы подруга уезжала отсюда и от меня, и надавала ей много советов и предприняла кучу полезных, на мой взгляд, дел. Теперь все у Алены было в полном порядке.

– Позавчера я звонила своему делопроизводителю, и, представляешь, он сказал, что мое дело наконец-то решилось положительно, и официальное письмо о моем постоянном месте жительства готовится ими к отсылке. Такое дело надо будет хорошенько отметить. Давай, когда письмо придет, – обязательно обмоем конец моих многолетних мучений. Сходим в какой-нибудь барчик, выпьем чуток и поиграем в бильярд и в рулеточку.

В Алениных сияющих зеленоватых глазах искрили россыпи звезд, сегодня вечером она пребывала в совершенно отменном настроении.

Глава 16

Вадим вернулся из солнечного Сиднея с подарками. Лицо его выглядело посвежевшим, помолодевшим и чуть более загоревшим приятным золотистым загаром (от природы был он белокож и часто загорал болезненно и в красноту), но его хорошего настроения хватило на три дня.

– Ты на курсы сейчас не ходишь, отдыхаешь да развлекаешься с подругами. Почему окна в доме не мыты?

– Так ведь мыла в мае.

– А сколько раз в год, по-твоему, надо мыть окна?

На его бесконечные риторические вопросы, подобные упомянутому, я терялась, чего надо и чего не надо отвечать, чтобы не вызвать бурной реакции его Высочайшего Повелительства, и потому сразу же отправилась на кухню с преувеличенной готовностью готовить семейный ужин, да гори он синим огнем при таком отношении. Я безмерно устала, просто-напросто устала протестовать, доказывать или отстаивать свое мнение. Теперь в присутствии мужа чувства собственной глупости, беспомощности и униженности захлестывали с головой, как океанские волны неумелого пловца, и я начинала воистину как бы задыхаться в собственном доме, в собственной семье. Все, что бы ни делала прежде боготворимая, похожая на мадонну и ангелов вместе взятых Вероника, стало не так, не сяк и не эдак. Еда то слишком горячая, то слишком холодная; разговоры – то слишком пустые, то слишком заумные или совсем не по теме; зато одежда сразу и вызывающая, и немодная, и безвкусная; а вдобавок ко всему никудышная хозяйка, плохая, не умеющая экономно вести хозяйство жена и нестарательная мать. (Справедливости ради надо признать, что и вправду творческого рвения и особой прыти в бесконечной череде муторных домашних забот типа прикупить – почистить – отдраить – отмыть – замариновать – законсервировать – заготовить и т. д. и т. п. я действительно не проявляла. Мне часто думалось, что, наверное, Вадиму больше бы подошла более хозяйственная и «домашняя» жена, чем я. Однако насчет семейного бюджета не согласна в корне – уж в этом я была спец каких поискать!) Чем более старалась я угодить требовательному мужу, тем больше критического огня и яростного гнева вызывала на себя и под конец просто совершенно растерялась – истощилась и ментально, и физически. Труднее всего приходилось в выходные и праздничные дни, когда Вадим весь день был дома. Тогда мне хотелось бежать от тяжелого душевного одиночества куда угодно или попросту раствориться в розоватой туманной дымке, перейдя в полное и легкое небытие. Несмотря на приличные деньги, которые зарабатывал мой критичный супруг, никогда в жизни дотоле не чувствовала я себя более нищей, одинокой, больной и несчастливой. Только сыночек наш был и оставался всем, что меня по-прежнему радовало в нашем, некогда блистающем весельем и радушием доме.

Почему же радость и счастье мало-помалу ушли от нас с Вадимом, утекли, как утекает сквозь пальцы чистая, прозрачная вода, золотистой струйкой песка просыпались прахом в черную землю – не дано мне было понять; как их вернуть – собрать обратно – не знала также. Просто старалась жить изо дня в день, хотя иногда и через силу, заглушая неизбывную душевную утрату чем угодно, даже если и ненадолго.

К моему облегчению, муж собрался в новую командировку, на этот раз на конференцию в Сингапур, и я в который раз вздохнула с надеждой. Не на что было надеяться, но каждый раз я глупо ожидала, что по возвращении все станет лучше и наладится.

– Там на столе оставил тебе указания, что должно быть сделано к моему приезду и качественно, а то ты сама ни черта не знаешь!

– Прямо как указания мачехи Золушке! – с кроткой, но слегка ироничной улыбкой отвечала я, целуя Вадима в чисто выбритую щеку, пахнущую свежим ветром интереснейших путешествий и дорогим мужским автошейвом – кремом после бритья «Босс».

Закрыла за ним дверь и через немного немыто-запыленное окно послала ему, садящемуся в такси, легкий воздушный поцелуй. Вот до чего дошла бедная Вероника Олеговна Малышева к самой середине своей нескучной жизни, что безропотно отправилась читать обязательные к исполнению, под угрозой семейного трибунала с последующим расстрелом не вовремя замаринованными огурцами, инструкции своего свирепого спутника жизни. Какие-то листки, исписанные жестким и довольно корявым почерком Вадима, лежали на большом столе в гостиной. Я принялась их читать, удивляясь написанному все более и более: