— А как найти этого Ивакина? — спросил тут же Бендер.
— А сын его Роман со мной работает, поэтому я и знаю, товарищ. Хотите адрес?
Бендер не только хотел, но готов был уже и выпросить его, но высокий искатель в очках назвал великодушно адрес сам. И вот сейчас Балаганов стоял у дома сына бывалого морского лоцмана и решал, под каким предлогом ему войти в дом.
В полном незнании, что говорить, Шура Балаганов вошел во двор и открыл дверь в дом. Сделал три машинальных шага и очутился посреди комнаты.
— Простите, хозяева, — сказал он негромким голосом, — могу я видеть товарища Ивакина?
Никто не отвечал. Балаганов понял, что в комнате никого нет, как и в самой, очевидно, квартире.
Осмотрев комнату с диваном, стульями, этажеркой с книгами и столом, вокруг которого лежала полукругом металлическая труба, он хотел было уже выйти, но в комнату со двора вкатилась невысокая кругленькая женщина и удивленно уставилась на пришельца.
— Как же вы прошли, что я не видела вас из летней кухни? — спросила она. — Кто вы? Что вам нужно?
— Да вот… — замялся Балаганов, глядя на трубу. — Хочу узнать, где хозяин такую трубу достал?
— Водопровода захотели? Доставал, достал, а теперь снова ждать надо. И через месяц не обещают. У меня такой зять, — всплеснула руками женщина. — Другие мужья, как мужья, а у моей Клавки слюнтяй и только…
В городе строили заводы. Перевыполняли план по улову рыбы. Открывали просветительные клубы. В порту все больше и больше швартовалось пароходов со всех стран, загружаясь углем и металлом. Вступила в строй городская телефонная станция и радиоузел. А эта кругленькая женщина поносила и поносила своего зятя на чем свет стоит.
Глава XVII. ПЛАН ВЗНОСОВ ПЕРЕВЫПОЛНЕН. СУДЬБА САМОУСТРОЕННОГО ВАХТЕРА-ЗАВХОЗА ВОРОШЕЙКИНА
В комнате, обвешанной плакатами, призывающими вступать в общество спасения на водах — ОСВОД, прохаживался человек в одежде демобилизованного красного командира. Ордена на груди не было, как и других знаков отличия. Шарик живота над военным ремнем говорил, что он уже давно носит бремя мирной жизни. Он был чем-то доволен, потирал руки и мурлыкал песню:
Мы смело в бой пойдем,И как один умрем…
Повторив эти слова несколько раз и похаживая по комнате, он еще пропел:
Смело, товарищи, в ногу…
Было человеку за пятьдесят и звали его Влас Нилович с фамилией, соответствующей его занимаемой должности председателя городского ОСВОДа. Председатель закрутил ручку телефона и начальствующе назвался в трубку:
— Пристройкин. Угухина мне. Угухин? Вы всех охватили членскими взносами? А в морском районе? Да? Хорошо, прекрасно. А в городском? Ну, знаешь… Чтобы досрочно все собрали, смотрите мне! — напевая военный марш, он медленно опустил трубку на аппарат.
Влас Нилович Пристройкин служил одно время в пожарном депо города. Затем перешел редактором газеты «Дым и пепел» этого же противопожарного ведомства. Но продержался там недолго. Уволили. Он и сам заявил, что газетная работа — это не его стихия. Вскоре он всплыл на должности директора фруктово-овощной фабрики. Но и оттуда был уволен за бездеятельность.
Некоторое время Пристойкин ходил в запасе райкомовской номенклатуры. Ходил таинственный и гордый. Знакомым он говорил, что ему предлагают высокие должности, но покачивал при этом загадочно головой.
— Нет, нет, заместителем я не пойду. Пусть предложат работу по моему опыту руководителя. Подожду.
И дождался. Назначили его директором банно-прачечного комбината. Конечно, должность была не очень ответственная, но спокойная. Сиди себе в кабинете с белоснежными шторами и давай команды подчиненным. А когда звонил телефон, Влас Нилович неспеша брал трубку и говорил:
— Пристройкин. Нет, нет, по вопросу ремонта обращайтесь, пожалуйста, к моему заместителю…
А когда ему звонил начальник комунхоза или секретарь райкома, он вскакивал и клятвенно заверял:
— Да, да, все будет сделано, Иван Иванович! — Или — Сидор Петрович! Все будет сделано, как вам надо!
Заверял и ничего не делал, вернее, пытался делать, но у него ничего, как всегда, не получалось.
Так и шли его служебные дни, давая ему директорские блага. Но не удержался и на этом маловажном и тихом месте. Сняли.
Снова побыл в райкомовском запасе пока не встретил одного своего знакомого из Одессы. Тот возглавлял ОСВОД. И вскоре Влас Нилович уселся в кресло Мариупольского отделения ОСВОДа — Общества спасения на водах.
Пристройкин подошел к стеклянному шкафу, где на пустых полках сиротливо возвышался единственный керамический кувшин, на котором светилась металлическая пластинка с выгравированной надписью: «За перевыполнение плана по сбору членских взносов». Он с умилением некоторое время смотрел на кубок и вновь подошел к столу с телефоном:
— Пристройкин. Клавдии? Приказ читал? — спросил он в трубку начальника кадров.
Тот ответил — А то как же, Влас Нилович, вот думаю…
— У нас сколько единиц в штате? — почесал затылок председатель.
— А сколько же им быть, Влас Нилович. Сорок три и один вахтер, он же и завхоз. Так какую единицу будем сокращать?
— Вахтера, — не задумываясь ответил Клавдий.
— А кто на этой должности?
— Ворошейкин.
— А он чей?
— А не чей, сам поступил.
— Г-мм, странно, как это?
— Вы и я в отпуске были, когда он поступал.
— Безобразие! Недосмотр, хмм, печатайте приказ о его сокращении, подпишу.
Трубка легла на рычаги и тут же из аппарата разнесся по кабинету мелодичный звонок.
— Пристройкин. Что? И когда? Неизвестно… Адмирал?! — бросил трубку и некоторое время смотрел на телефон. Затем открыл дверь в приемную и скомандовал:
— Света, всех ко мне на совещание!
Когда все собрались Пристройкин встал за свой стол, как на трибуне и объявил:
— К нам едет комиссия с адмиралом, товарищи.
Настороженный гул присутствующих сотрудников он погасил:
— Без паники, без паники. Первое, необходимо срочно увеличить досрочный сбор членских взносов. Для этого каждый из нас покупает по двадцать, тридцать и больше марок. Я, например, куплю все пятьдесят. Записывайтесь, делайте взносы сбора членства, товарищи. Угухин, давай.
Сотрудники выражали явное неудовольствие таким предложением. Но покорно начали ставить свои подписи в бегунке, который тут же расторопный Угухин пустил по рядам.
— Плохо у нас обстоят дела с массовостью, товарищи. Мало проводим соревнований по спасению утопающих.
— И все еще не организовали морской клуб, — вставил Ворошейкин. Он сидел в крайнем ряду у двери и вытирал платком внутренний клеенчатый ободок видавшей виды мичманки.
— Помолчите, товарищ вахтер-завхоз, — строго взглянул на него Пристройкин. — По сокращению штата вы увольняетесь.
— Как?! Я?! За что?! Товарищи… — сошел на плаксивый тон Ворошейкин. — Инвентарь для клуба приобрел кто? Я. Место под него нашел кто? Я. И меня увольнять?! Ни за что!
— А кого же, если надо, товарищ вахтер-завхоз? — ехидно спросила его секретарь-машинистка по фамилии Мишина.
— Меня тоже нельзя, я агитпунктом заведую. Кто научит наших членов, как вести себя на воде? — вперил свой очкастый взгляд на бедного вахтера Чаусов.
— Спокойно, товарищи, спокойно. Наш вахтер сам понимает, что без него мы можем обойтись, ведь так, товарищ Ворошейкин? — с улыбкой, не обещающей милости, посмотрел на того председатель. — И нам сейчас не до обсуждения этого вопроса. Я еще раз подчеркиваю важность звонка из центра, что комиссия…
— Увольняйте, сокращайте кого хотите, а я не уволюсь! — категорическим тоном заявил Ворошейкин и от сильного возбуждения встал, сел, одел свою мичманку и снова снял ее. — Не уволюсь и все!
— Как это не уволитесь, товарищ Ворошейкин, когда сокращение штатов? — вышел из-за стола и с угрожающим видом подошел к нему Пристройкин.
— Да, как это не уволитесь, когда уже готов приказ, — подошел к жертве и кадровик. — Подписывайте, Влас Нилович, — протянул он листок бумаги председателю.
— В то время, как к нам едет комиссия, а вы тут, товарищ Ворошейкин, выступаете «не уволюсь»! — взял бумагу Пристройкин и тут же подписал ее.
Вздох облегчения вырвался из уст присутствующих. Втайне каждый боялся, что сия чаша может не миновать и его. А устроиться на работу в курортном городе было совсем непросто, да еще на работу «ничего не делания».
— Ах, так? Да я самому адмиралу жаловаться буду! — вскочил уже бывший вахтер-завхоз. — И вы еще пожалеете, товарищ Пристройкин, что так поступили со мной. И вы, товарищи, — обвел он угрожающим взглядом коллектив, в котором он еще несколько минут тому назад работал, вернее, числился, как и все здесь присутствующие.