деятельности, проявившейся в инсценировках, докладах и рефератах, отмечу мои доклады на темы: «Странствования морального сознания в гетто» и «Мировое положение евреев после поражения, но без нас».
Но к концу 1943 г. гетто перешло в состояние агонии. В октябре стало известно, что жизнь в гетто будет организована, как в лагерях. На самом деле эта реорганизация превратилась в акцию истребления: 26 октября в гетто ворвались гестаписты и русские солдаты в немецкой форме и начали хватать на улицах и в домах людей и отправлять взрослых в Эстонию, а стариков и детей — в Аушвиц.
7 ноября началась паника в связи с отправкой из Шавель в Аушвиц до 800 детей и стариков. Всеми способами старались передать детей на «арийскую» сторону. С ноября по январь удалось переправить из гетто в город большое число детей.
Осенью 1943 года произошли два события, вызвавшие в гетто глубокое волнение. В начале сентября Гестапо вызвало чету Блюменталь — швейцарского гражданина и его жену, уроженку Бельгии. Им сообщили, что швейцарское консульство требует их отправки в Швейцарию и что на аэродроме их ждет швейцарский аэроплан. Но их увезли за город и там расстреляли.
2 декабря Гестапо вызвало семью раввина Шапиро. Им сообщили, что католическая церковь, по просьбе американских раввинов, интервенировала за них и что их посылают в Швейцарию. Старая жена раввина, ее сын, доцент д-р X. Н. Шапиро, руководивший всей культурной работой в гетто, его жена и их сын (старого раввина к тому времени уже не было в живых) были увезены за город и там их расстреляли.
В декабре стало известно, что немцы решили скрывать следы своих злодеяний. На 9-ом форту и в других местах начали извлекать кости убитых и сжигать их. Эту работу производили арестованные евреи, которых хорошо кормили и поили водкой, а затем по окончании работ расстреливали. 24 декабря 68 арестованных евреев, воспользовавшихся тем, что немецкая стража напилась по случаю Рождества, бежали под руководством советского офицера-еврея.
1944-й год был годом конвульсий умирающего гетто... Все мечтали о бегстве. Строили бункеры. В феврале 1944 г. через Ковно прошла партия до 1000 французских евреев. Их истребили в Провенишках, ж.-д. станции у местечка Румшишки, в 20 километрах от Ковно.
26 марта вечером появился приказ полиции всем собраться к комендатуре в чистом платье и обуви, будто бы на воздушную инспекцию. 27-го все рабочие вышли в город. Вслед затем в гетто ворвались чины Гестапо со своими русскими помощниками и с полицейскими собаками. Они бросились в дома, в погреба и на чердаки в поисках детей и стариков. Собаки вырывали детей из материнских рук. Спрятанным детям родители давали сонные порошки, чтобы они не кричали.
Мы были свидетелями ужасающих сцен. Вот женщина с головой, растоптанной сапогом, лежит у сорного ящика и в руке ее убитый мальчик. Вот выбегает из дома мальчик с часиками в руке и умоляет русского сжалиться над ним. Русский берет у него часы и куда-то уводит мальчика. Вот красивая женщина бросается к ногам юрисконсульта гестапо, д-ра Чернай, и он берет двух детей этой женщины: швыряет мальчика в машину гестапо, а девочку отдает матери. Вот идет по улице потерявшая рассудок женщина, нарядная и накрашенная, и ведет за руку маленькую девочку в белом пальтишке, в розовой шляпке, с маленьким зонтиком. Она грациозно с улыбкой передает своего ребенка чиновнику гестапо. Вот выезжает из ворот гетто закрытый грузовик, набитый детьми и стариками. Внезапно открывается задняя дверца машины. Дети со слезами на глазах умоляют, чтобы их выпустили — они могут работать, они хотят видеть папу и маму. Но дверь захлопывается и их увозят дальше — в Аушвиц, в крематорий. Всего из гетто было вывезено 2.000 стариков и детей. Такие же акции проводятся во всех лагерях и казармах Ковно.
В начале 1944 года был издан приказ об эвакуации гетто.
Люди стали прятаться в бункерах, всеми средствами пытаясь вырваться из огней вокруг ограды. Многие кончали самоубийством.
9-го июля д-р Элькес разыскал фюрера С. С. Геке и сказал ему: «Я стар, и мой конец близок. Я смерти больше не боюсь. Вы можете меня убить тут же на месте. Я и Вы — мы оба знаем, что Германия войну проиграла. Ее не спасут ни чудо, ни секретное оружие, ни истерия Гитлера. Как бы ни был велик ваш патриотизм, вы ничем не можете помочь ни своей родине, ни своему движению — особенно посредством убийства десяти тысяч евреев. Но вы можете морально принести помощь своему народу, вы можете, быть может, снять с его совести часть греха, если вы спасете эти десять тысяч евреев. Мы все принимаем на себя гарантию вашего будущего, если вы это сделаете. Возьмите у нас все золото и ценности, которых у нас много. Не находите только вагонов для эвакуации. Затяните вопрос до прихода русских».
Геке ответил:
«Германия войну проиграла. Но я — немецкий офицер и должен выполнить свой долг. Если вы едете — вы получите отдельный вагон. Возьмите в него все ваши вещи и особенно книги. Я приду на станцию. Я приду на станцию посмотреть, как вы едете. Я даю евреям свое честное слово, — вы не едете на гибель».
Но все это было ложью. Геке не пришел на станцию. Элькеса заперли в вагон со многими сотнями других евреев. Вещи его забрали. К тому же его били. Он умер в Дахау в I лагере, вблизи Кауферинга, 17 октября 1944 г. Он хотел умереть, отказывался от пищи, не принимал лекарств.
Отметим, что в одном из номеров «Фелькишер беобахтер» появилось объявление, что Вильгельм Геке, фюрер С.С. пал на итальянском фронте в тот же день, 17 октября 1944 г.
Между 8 и 12 июля из Ковно шли транспорты в Германию. Некоторым депортированным удалось выпрыгнуть из вагона и спастись. В Тигенгофе у Данцига отделили женщин и детей от мужчин.
12 июля немцы подожгли и взорвали Ковенское гетто. 2.000 людей, скрывшихся в бункере и укрытиях («малинах»), погибли ужасной смертью. Только несколько десятков людей уцелело.
Часть ковенских женщин, находившихся в кацете Штутгоф, были в конце июня переведены в Аушвиц, где они были сожжены вместе с детьми. До ноября в Штутгофе действовал также крематорий, где сжигались старики и женщины. Среди уцелевших свирепствовали болезни, в январе 1945 г. — эпидемия тифа. Эвакуация из Штутгофа происходила водным путем. По дороге пароходы бомбардировались. Больных и раненых женщин бросали в воду. Остаток был опасен русской