работы, были направлены в гетто. Остальные были отправлены на форт и там расстреляны. В «малом гетто» находился еврейский гетто-госпиталь. Под предлогом, что там появилась проказа, облили госпиталь бензином и сожгли вместе с больными, сестрами и дежурными врачами. Расстреляли также евреев, которых заставили участвовать в поджоге госпиталя. При акции «малого гетто» погибло до 2.000 евреев.
А потом наступило 28 октября — день «большой акции» ...
27 октября появилось извещение от Совета Старейшин, что по приказу немцев, всё население должно явиться на площать Демократу. Все должны выстроиться по месту работы главы семьи. На площадь должны явиться также дети и больные. Кого немцы обнаружат в домах — тех расстреляют. Страх был настолько велик, что все явились... Только тяжело больные остались в домах. Большую часть больных принесли на площадь на носилках.
На площади находился гестаповец Раука и пальцем указывал кого — налево, кого — направо. Одна сторона означала жизнь, другая — смерть. На смерть обрекались большие семьи и старые люди. Отбор продолжался весь день. Когда Раука хотелось поесть, он брал в одну руку бутерброд, а другой указывал — кто назначен на смерть, кто на жизнь.
От 9 до 10 тысяч людей были посланы налево. Немецкая телеграмма, которую кто-то видел, называла цифру убитых — 9.200.
Приговоренных отправили в опустошенные дома.
29 октября люди были направлены пешком колоннами на 9-й форт. Д-р Элькес пытался извлечь из колонны кое-кого и был ранен в голову литовским полицейским. Одна мать по дороге сбросила с горы своего ребенка. Его нашел какой-то крестьянин и привел в гетто.
Немецких, австрийских, чешских евреев, большей частью из Берлина, Франкфурта, Вены и Праги, отправили на 9-й форт и там убили...
В самом гетто люди ежедневно умирали от голода, от болезней и ежедневно на их долю выпадали унижения, — приходилось снимать шапку перед немцами, низко кланяться им, выслушивать их брань и насмешки... И ежедневно евреи шли на тяжелые работы. Одна акция шла за другой, удар за ударом. В борьбе за жизнь люди теряли человеческий облик, цепенели в тупых звериных инстинктах. Боролись за имущество вывезенных родственников, подозревали в кражах...
Начало 1942 года можно определить, как приближение некоторой стабилизации в жизни гетто. Прибывали известия, вызывавшие надежду, что в ходе войны начались симптомы перелома.
Совет Старейшин подал немецкому командованию меморандум об устройстве мастерских и 12 января 1942 г. около аэродрома были основаны «Большие мастерские», сыгравшие крупную роль в жизни гетто. Эти мастерские стали рабочим центром для тех, кто не мог ходить на работы в город. Они стали также центром материального обеспечения; из мастерских выкрадывались большие количества материалов, которые затем выходили из гетто, как предметы для обмена в городе. Впоследствии мастерские стали центром снабжения партизан не только одеждой, но и оружием.
7 мая было издано запрещение беременности. Запрет иметь детей рассматривался, как показатель того, что немцы нуждаются в рабочих руках и что ликвидация евреев будет проходить под знаком: ожидать пока старики умрут и не допускать приумножения неработоспособного населения.
В средине 1942 года в гетто началась организация политических и культурных сил. Ожила партийная деятельность. Начали работать сионистские группы — цеирей-цион, общие (аллгемейне) сионисты и ревизионисты, а также коммунисты. Руководитель коммунистической группы Хаим Елин работал на арийской стороне и только временами появлялся в гетто. В самом гетто от этой группы работали Дима Гальперн, д-р Волсонок, Ратнер, Берман. Цеирей-цион руководил аптекарь Сребницкий. Ревизионисты были сосредоточены в полиции гетто. Ортодоксальные силы тоже организовались — возникла обширная организация ортодоксальной молодежи. Под руководством Хаима Крумер, Мириам Шур и Лейбензона очень успешно работала частная организация социальной помощи. Крумер и Шур погибли при ликвидации гетто.
Отдельно следует напомнить о школах садоводства и ремесел, которые организовал бывший директор ОРТа в Ковно, агроном Яков Олейский. Печать трагедии лежала на этих школах и особенно на детях, которые в них обучались — обреченных, безнадежных существах. Таких замечательных детей, как дети в гетто, не имел ни один народ. На их личиках как бы сияло выражение святости и в то же время мудрости, которое накладывает близкая смерть... Была и организация скаутов, во главе которой стоял старый д-р Рабинович (покончивший собой при ликвидации гетто).
В гетто был организован культурный кружок, при участии доцента университета д-ра Шапиро, сына ковенского раввина. Был организован оркестр. Выходил журнал на иврит для молодежи («Ницоц»). Был образован суд под председательством проф. Семена Беляцкина, погибшего во время детской акции. Группа адвокатов совместно с судом выработала статуты и нормы, регулирующие семейное право, наследственное право... Я выступал перед судом в качестве адвоката и это давало мне моменты большого удовлетворения.
26 августа 1942 года был издан приказ о закрытии в гетто всех школ (за исключением школ ОРТа — (Элейского), всех синагог, суда. Было также запрещено пользование деньгами, ввоз и вывоз продуктов и т. д. Но жизнь скоро приспособилась к новым распоряжениям и пошла по-прежнему.
В первую половину 1943 г. в гетто стали усиливаться признаки глубокой внутренней деморализации, появившиеся еще в 1942 г. Хозяйственное положение улучшилось. Торговые сношения с городом получили большой размах. Коррупция среди немцев всё больше развивалась. Евреи покупали у немцев вещи, обогащались за счет имущества погибших, в том числе иностранных евреев. Укрепление хозяйственного положения привело к изменению психологии. Передышка породила чувство стабильности.
Во время битвы за Сталинград немцы начали нервничать. 4 февраля 1943 г. Гестапо арестовало, ряд семейств, 27 взрослых и 17 детей, и расстреляло их. Среди них был журналист из Риги Борис Оречкин.
Весной 1943 г. общественная и культурная жизнь в гетто достигла высшего пункта развития. Политические партии развили большую деятельность и фактически захватили власть над внутренней жизнью населения гетто. Координация сионистов и «левых», как их называли, образовала как бы тайное правительство, постановления которого становились обязательным для Совета Старейшин и других учреждений гетто.
Главная задача состояла в помощи убегавшим из гетто к партизанам. Ежедневно группы до 30 человек, с мундирами, оружием и грузовиками покидали гетто. Мастерские снабжали их нужными вещами и чинили оружие. При партийной коалиции создался также тайный суд, который выносил смертные приговоры предателям и доносчикам. Полицейские и партийные люди приводили эти приговоры в исполнение. Так были расстреляны: некий Файн (который после ареста стал агентом Гестапо), Моне Левин (который выдал литовцам ради заработка тайные бункеры) и пять молодых людей, под видом политического радикализма занимавшиеся разбоями и убийствами.
В это же время в гетто шла оживленная культурная работа.
Среди разнообразных проявлений культурной