Дыля поскреб затылок.
– Дела… Я вот о тебе, как ни странно… меньше всего бы мог подумать, что ты уйти захочешь. Хоть и говорили про тебя на курсе, что ты, мол, в армии человек случайный… Я-то видел… Только ты имей в виду, на гражданке, знаешь, для большинства-то наших – совсем не рай, медом специально нигде не мажут. Это мне… повезло. Просто повезло.
Сергей с удивлением заметил в глазах Дыли странную искорку – будто он сообщением о своем желании уйти из армии как-то покусился на Дылино везение, на его счастье. Сашка будто конкурента в нем почуял – как когда-то, в курсантские времена, когда зарекся своих знакомых девчонок знакомить с Числовым после какой-то там невнятной истории на дискотеке. Еле заметное напряжение разрядила трель телефонного звонка, Дыля мгновенно выхватил трубку, построжал лицом:
– Да. Есть. Сию секунду, Елена Андреевна.
Он вскочил с кресла и мотнул головой в сторону бара, рядом с которым располагалась какая-то дверь:
– Вызывает. Погоди немного, я быстро…
Дыля пошустрил на выход, а Числов откинулся в кресле и не заметил, как стал задремывать. Какое-то время он еще пытался сопротивляться навалившемуся то ли ему, то ли какому-то наваждению, а потом… Потом стены Гранд-отеля куда-то разъехались, и пригрезились Числову окрестности родного «бугорка». При этом он помнил, что находится в Питере, очень далеко от Чечни, – то есть вроде как и не спал, не дремал. Грезил. А сквозь приглушенно-интеллигентный шум «Мезонина» слышалось Сергею, будто кто-то зовет его. Или не зовет, а просто называет его:
«Капитан Числов… В Питере… Я бы сейчас… В Питер… Капитан Числов… Ему за дело, конечно…»
– Кто? – прошептал Числов, не в силах открыть налившиеся свинцовой тяжестью веки. – Кто меня зовет?…
…Странные штуки выкидывает порой человеческое подсознание. Никто, конечно, никакую телепатическую связь никогда еще научно не доказал. Но есть же народная примета: если у тебя пылают щеки, значит, о тебе где-то кто-то хорошо говорит, а если уши – значит, говорят тоже, но плохо…
В тот самый момент, когда Числова разморило в шикарном кафе «Мезонин», что в Гранд-отеле «Европа», его действительно вспоминал конкретный человек в Чечне – и не только вспоминал, но и напряженно думал, чем это сейчас занят капитан, которому повезло хоть на несколько дней вырваться в Питер. А звали этого человека – Сергеем Родионенко, по кличке Веселый, и был он рядовым из взвода старшего лейтенанта Панкевича. Веселый тоже сидел – только не как Числов – в кресле, – а на корточках. И смотрел Веселый не на официанток, а на труп.
Трупом был еще с вечера живой рядовой их взвода Валерка Малецкий – тихий паренек из Твери, ничем особо не выделявшийся, за исключением, может быть, некой тяги к одиночеству. Любил пацан уединяться – нет, не ради баловства там какого, или рукоблудия, а посозерцать, письма поперечитывать, книжечку полистать. Вроде он и стихи писал – лирические. Правда, никому не показывал. А в расположении роты где уединишься? Разве только в сортире, но там, прямо скажем, атмосферка не располагает. Вот Валерка и уходил пару раз за расположение – помечтать. То есть уходил-то он, наверное, и чаще, а пару раз его ловили и «вставляли» по самое дальше некуда, и объясняли дураку… Видать, не дошло. Потому что теперь его труп полусидел-полулежал за вертолетной площадкой – уже почти у самых скал, там, где невысокие деревца образовывали жалкое подобие чахлой рощицы. Мертвые руки Валерки были скручены проволокой, стриженая голова с разбитым лбом запрокинута назад, лицо и грудь – в запекшейся крови. Горло раззявлено от уха до уха глубоким разрезом, из которого выглядывал провалившийся темный язык. Бушлат, видимо, с солдата сняли, когда он еще был жив, а вот гимнастерку и тельняшку вспороли вместе с брюшной полостью, судя по всему, одним сильным движением кинжала или боевого ножа. Те, кто убивал Малецкого, зачем-то напихали ему в разрезанный живот сухих листьев и прелой травы, окровавленные клочья которой торчали во все стороны… Рядом были разбросаны измятые письма и две разложенные сброшюрованные фанерки, в которых Малецкий хранил весточки от друзей и родителей. Рядом с трупом на куче застывших внутренностей поблескивал маленький медный крестик на оборванном шнурке. Валерка уже давно закоченел, его полуприкрытые глаза, казалось, безразлично наблюдают за теми, кто к нему приближался.
В некотором отдалении от трупа на корточках сидели Маугли, Конюх и Веселый. Искать Малецкого стали утром – вот и нашли. Сержант Бубенцов побежал за Панкевичем, а трое солдат остались охранять труп. Хотя от чего его теперь уже охранять? Разве что других от него охранять надо. Духи часто минируют трупы – «сюрпризы» ставят.
Веселый вздохнул и, чтобы не говорить о грустном, вернулся к так и не «разруленной» теме с пропавшими фотками:
– Маугли, ты же их последний смотрел, фотки мои…
Маугли, которого эта тема, видимо, достала вконец, лениво отозвался:
– Смотрел и отдал. Ты же и пересчитал их тогда.
– Ну да… Я еще у взводного менял. Он две добавил… А Конюх видел, как я их прятал.
– Ничего я не видел, – буркнул Конюх. – У меня зуб болел…
– Зуб болел? Да ты тогда еще говорил, что у тебя две фотки намокли и склеились…
– Ну, склеились, и что?
– А то!
– Нужны мне твои фотки. Меня на них и не было. Почти. Ты же сам в коробку из-под бритвы положил и жгутом потом…
– О! А говоришь, не видел, как я их прятал, душара. Секи, Конюх. Вот твоя рожа нахальная, вот кулак. Понял?
Маугли покивал, подтверждая конюховскую вороватость:
– А когда у тебя духовскую тюбетейку нашли, которую Фома потерял? А?
Конюх возмущенно фыркнул:
– Так у Фомы же моя была! Шапочку я просто перепутал…
– Перепутал он…
Перепалку прервало появление Рыдлевки и Квазимодо. Старший лейтенант приблизился к трупу, опустился на одно колено, внимательно и тщательно осмотрел все вокруг. Потом привстал, обошел убитого и прилег с другой стороны, пытаясь заглянуть под труп.
– Сволочи… Вот зверье!
Потом вернулся к солдатам и прапорщику, достал сигарету и начал нервно разминать ее покрасневшими пальцами:
– Наверняка ведь подарочек состряпали, гниды. Нутром чую, мина под ним. Что делать-то будем, Валера?
Прапорщик Кузнецов присел со всеми рядом на холодную пожухлую траву, тоже достал сигарету:
– Что делать, что делать… Вытягивать! А что тут делать?
Панкевич с сомнением поскреб затылок:
– Может, саперов… Или сами рискнем?
– Сейчас, – отозвался Квазимодо. – Перекурим это дело и решим…
Помолчали. Веселый мечтательно вздохнул и неожиданно сказал вслух:
– Да… А вот товарищ капитан Числов сейчас в Питере… Я б сейчас туда – хоть на ковре-самолете. Питер – это… это такой город…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});